«Нет, нет и нет! Они не чемпионы! — вскричал он. — Это мы еще посмотрим, кто станет чемпионом!»

По другой версии, капитан уругвайской сборной Обдулио Варела собрал все газеты и отнес их в туалет, которым пользовались проживавшие в гостинице игроки. Он разбросал их там, и футболисты принялись мочиться на фотографии бразильских игроков.

Независимо от того, насколько сильным сохранялось нервное напряжение у уругвайских игроков на момент выхода в тот день на поле стадиона «Маракана», оно стало спадать, когда первый тайм закончился безрезультатно. Бразильское чувство неуязвимости получило пробоину, которую было не заделать. Даже забитый нами в начале второго тайма мяч лишь усилил осадную ментальность уругвайцев. Обдулио выхватил мяч из сетки ворот и, целую минуту держа его в руках, орал на всех: на судью, на толпу болельщиков. Мяч он при этом не отпускал. Опустив его, наконец, на траву и позволив игре возобновиться, он прокричал своим товарищам по команде:

«Либо мы выиграем, либо они убьют нас здесь!»

Конечно, он преувеличивал, но в тот день он едва ли был первым человеком в Бразилии, который делал из мухи слона. Команда откликнулась именно так, как и надеялся Обдулио, стремительно и с напором, и вскоре был забит мяч, уравнявший счет. После этого все оказалось в руках Альсидеса Гиджа, выдающегося игрока правого края уругвайской команды, который за какие-то десять минут до окончания встречи остался почти один у бразильских ворот.

Уругвай впереди

Обо всем, что случилось дальше, мы услышали по радио:

«Гиджа отдает мяч назад… Хулио Перес посылает его обратно на выход правому крайнему… Гиджа достигает лицевой… и с силой бьет. Это гол. Гол Уругвая! Второй гол Уругвая! Уругвай впереди — 2:1… Прошло тридцать три минуты…»

2:1

Возможно, предчувствуя наше неминуемое поражение, или, быть может, потому, что мне стало не по себе от нависшей в комнате тишины, или просто потому, что я еще был ребенком, я убежал на улицу играть с друзьями до того, как Уругвай забил тот второй гол. Без особого энтузиазма мы погоняли мяч, отметившись несколькими голами в нашу пользу. Но мы чувствовали, что дома не все ладно.

Чуть позже папины друзья стали медленно, шаркая ногами, покидать наш дом, их лица выражали страдание и обиду. Тут я уже, конечно, все понял. Положив мяч на землю, я сделал глубокий вдох и вошел в дом.

Дондиньо стоял спиной к гостиной, уставившись в окно.

— Па-ап?

Он повернулся, слезы текли по его щекам.

Я был ошарашен. Никогда раньше я не видел, чтобы отец плакал.

— Бразилия проиграла, — прохрипел он, будто едва мог выговорить эти слова. — Бразилия проиграла.

Бразилия проиграла

Много позже Альсидес Гиджа, забивший победный гол, скажет: «Никогда в жизни я не видел народа печальнее, чем бразильцы после своего поражения. За всю историю лишь троим удалось одним движением заставить умолкнуть «Маракану» — папе римскому, Фрэнку Синатре и мне», — добавлял он уже с меньшим сочувствием.

Когда раздался финальный свисток, тысячи людей на трибунах зарыдали. Одному Богу известно, сколько было тех, кто последовал их примеру по всей Бразилии. Настроение было настолько мрачным, что некоторым уругвайцам, ждавшим выхода на поле президента ФИФА и творца Кубка мира Жюля Риме, чтобы получить от него честно завоеванный трофей, захотелось убежать в раздевалку. «Я плакал больше, чем бразильцы, — вспоминал Скьяффино, забивший первый уругвайский мяч в том матче, — потому что я видел, как они страдают».

За стенами «Мараканы» разгневанные толпы подожгли пачки газет, в том числе, надо полагать, и тех изданий, которые преждевременно провозгласили Бразилию чемпионом. Стадион не сгорел, но статую мэра, которую он сам себе установил у входа, повергли на землю, а оторванную голову памятника сбросили в протекающую рядом реку Маракана. Спустя несколько часов бразильские футболисты покинули арену в каком-то оцепенении. Многие, пошатываясь, ввалились в соседние бары, откуда часть игроков не выходила в течение нескольких дней. Фриаса, забивший единственный бразильский гол, был узнан группой фанатов, которые начали выкрикивать ему вслед имена уругвайских игроков-победителей: «Обдулио! Гиджа!» Фриаса признавался: «Я понял тогда, что эти крики будут преследовать меня всю оставшуюся жизнь».

На самом деле все последующие недели и месяцы горе становилось лишь сильнее. Каким бы оглушающим ни был прежний ажиотаж, выражение горя и болезненного самоанализа было еще громогласнее. Это было похоже на конец войны, проигранной Бразилией с огромными потерями. Поражение объяснялось не неудачливостью одиннадцати футболистов, а недостатками всей страны, оно словно являлось доказательством того, что Бразилия обречена на вечную отсталость и недоразвитость. Некоторые начали брюзжать, что Бразилии никогда не выиграть Кубок мира, она никогда и ни в чем не сможет конкурировать с великими мировыми державами.

Даже очень серьезные люди поддерживали эту точку зрения. Роберто ДаМатта, известный антрополог, заявил, что наш проигрыш является, вероятно, величайшей трагедией в современной истории Бразилии, потому что он убедил весь мир в том, что мы — нация неудачников. И даже хуже, ведь он случился именно тогда, когда страна осмелилась возмечтать о величии в спорте и о глобальном престиже; мы рискнули, высунулись — и все пошло наперекосяк. Пройдут годы, прежде чем наше национальное самоуважение восстановится. «В истории каждой страны можно найти общенациональную трагедию, последствием которой стала столь же неизлечимая рана, как Хиросима, — писал Нельсон Родригес, бразильский спортивный журналист. — Нашей катастрофой, нашей Хиросимой стало поражение от Уругвая в 1950 году». Другой журналист, Роберто Муилаерт, сравнивал зернистые, черно-белые кинокадры победного гола, забитого Гиджей, с кинокадрами убийства президента Джона Ф. Кеннеди, подчеркивая, что в обоих случаях обнаруживается «схожая драма… похожее движение, ритм… та же точность неумолимой траектории».

Некоторые игроки нашей сборной 1950 года добились больших успехов в своей карьере, выступая за клубные команды. Но, как это ни печально, никто из них так и не стал победителем Кубка мира. И на смертном одре они будут вспоминать о проигранном мировом чемпионате. Спустя годы Зизиньо, мой любимый игрок из той сборной, рассказывал, что медаль за второе место, полученную на том Кубке мира по футболу, он держит в самом дальнем углу ящика со своими наградами, где она уже покрылась черным налетом: «Я ее не чищу. В Бразилии второе место — требуха. Лучше проиграть до выхода в финал». Если бы он и попытался забыть, другие бы ему этого не позволили. Потому в течение нескольких десятилетий каждый год 16 июля Зизиньо приходилось снимать трубку с телефонного аппарата и класть ее рядом. «Иначе он будет звонить весь день, — ворчал он, — и люди со всей Бразилии будут спрашивать, почему мы проиграли чемпионат».

Некоторым игрокам, однако, досталось больше других, и, как бы дурно это ни звучало, это были чернокожие футболисты. В своей знаменитой книге «Негр в бразильском футболе» выдающийся журналист Марио Филью отметил, что многие бразильцы, поддержав мысль о неспособности «черной» нации с чернокожими игроками победить, возложили вину за поражение на «расовую неполноценность» страны. Разумеется, это устаревшая и отвратительная теория, однако ситуация усугублялась тем, что — по совпадению — оба «самых чернокожих» игрока бразильской сборной были «замазаны» в двух уругвайских голах. Бигоде, защитника, закрепленного присматривать за Скьяффино, который провел первый мяч в бразильские ворота, в течение многих лет издевательски величали «трусом». Он сделался отшельником, не желая общаться с товарищами по команде 1950 года из-за страха, что кто-нибудь упомянет тот матч. А Барбоза, голкипер… пожалуй, друзья, этому парню досталось больше всего.

В последующие годы я часто встречался с Барбозой. Он жил в Рио и продолжал играть за клубные команды до 1962 года, завершив футбольную карьеру в солидном возрасте — в 41 год — и одержав к этому времени много побед. Но, несмотря на все свои усилия, он не смог избежать ни публичных издевок, ни злобы, которые преследовали его даже десятилетия спустя. В 1994 году Барбоза должен был посетить тренировочную базу бразильской сборной в Терезополисе, с тем чтобы вдохновляющим напутствием проводить игроков на Кубок мира в Соединенных Штатах, но сборная отказалась с ним встречаться, посчитав, что он «принесет неудачу». Перед своей кончиной в апреле 2000 года он часто говорил мне и другим: «У нас в стране максимальный срок наказания за уголовное преступление — 30 лет. Я не был приговорен, но уже отсидел гораздо больше».

Суровая правда все же в том, что в поражении Бразилии не был виноват ни Барбоза, ни кто-либо другой из игроков. Как утверждал Зизиньо, именно вся эта заблаговременная шумиха о триумфе, раздуваемая СМИ, оказалась «самым мощным оружием, которое только можно вложить в руки противника». Лучше всех произошедшее во время матча резюмировал тренер Коста, объяснив поражение «атмосферой уверенности, в которой витал лозунг «Мы уже победили!», создаваемой болельщиками, журналистами и футбольным руководством». Эта машина ажиотажа сокрушила Бразилию. Все, кто намеревался извлечь из финального матча выгоду для себя, — прежде всего политические деятели, — несут свою долю вины. Именно из-за них родились наши нереалистичные ожидания, и в тот момент, когда стало ясно, что они недостижимы, бразильская команда была обречена.