«Поражение принес нам не второй удар, — сказал Коста, — а первый».

Тем не менее многие люди никогда не согласятся с подобной точкой зрения. К большому моему огорчению, призраки «Мараканы» не оставляют нас в покое и по сей день. Барбоза сказал, что худшим днем в его жизни было не 16 июля 1950 года, а совершенно обычный день лет двадцать спустя, когда некая женщина, заметив Барбозу в магазине, показала на него пальцем и достаточно громко, чтобы он смог расслышать, сказала своему сыну-подростку: «Смотри! Это тот человек, который заставил рыдать всю Бразилию».

Постойте, но разве я не сказал вам, что поражение на Чемпионате мира 1950 года оказалось полезным для Бразилии?

Потерпите.

Да, было много страшных последствий. Пострадало огромное число людей, которые, разочаровавшись, перестали ждать чего-либо хорошего. Но тот день в Рио преподнес всем нам великий урок, который позже поможет нам сплотиться как единому народу и проявлять себя с положительной стороны в течение многих десятилетий.

Сгрудившись вокруг радиоприемников и вместе страдая, бразильцы приобрели коллективный опыт. Впервые за всю нашу историю у богатых и бедных бразильцев оказалось что-то общее, что можно было обсудить с любым встречным на углу улицы, в пекарне или конторе, будь они в Рио, Бауру, Сан-Паулу или в самой глубине Амазонии. Сегодня мы воспринимаем это как нечто само собой разумеющееся, но в то время, время создания общего представления о том, что значит быть бразильцем, подобные события являлись чрезвычайно важными. Тогда мы перестали быть друг для друга чужаками. И я не думаю, что мы когда-либо станем ими вновь.

В равной степени важно здесь и то, что бразильцы потеряли частицу той невинности с моргающими глазами, той юношеской незрелости — ее даже можно было бы назвать простодушием, — которая столь явно проявилась в тот июньский день и за несколько месяцев до него. И хотя, к счастью, полностью она не исчезнет, мы все же станем чуть более зрелыми и чуть с меньшей готовностью будем принимать на веру все то, что попытаются навязать нам политики или СМИ. В дальнейшем это сильно скажется на нашей политике и нашей культуре.

И наконец, последнее: для поколения ребят, мечтавших стать футболистами, а в их числе был и я, 16 июля 1950 года стало во многом мотивирующим фактором, значение которого мне трудно переоценить. Взглянув на плачущего отца и на мать, пытавшуюся его утешить, я проскользнул в комнату родителей. У них на стене висело изображение Иисуса Христа. Обращаясь к нему, я разрыдался.

«Почему это случилось? — вопрошал я сквозь слезы. — Почему это случилось с нами? За что, Господи, мы наказаны?»

Конечно, ответа не было. Но вместе с тем, как мое отчаяние улеглось, ему на смену пришло нечто более глубокое и более зрелое. Я вытер слезы, вышел в гостиную и положил руку на руку отца.

Честно признаюсь: я не знаю, откуда взялось то, что я затем произнес. Может, я, будучи девятилетним мальчиком, просто хотел, чтобы мой родитель почувствовал себя лучше. Однако это, без сомнения, любопытно, учитывая то, что случится потом.

«Все хорошо, пап, — сказал я. — Я обещаю, придет день, и я выиграю для тебя Кубок мира».

Глава вторая

Швеция, 1958 г. Рождение короля

Наш автобус, пыхтя, поднимался в гору, изрыгая черный дым и все больше напрягаясь с каждым переключением передач. В какой-то момент нам показалось, что мы покатились назад, и я начал молиться Богу, умоляя его помочь нам пережить эту поездку. Я прижался к окну в надежде увидеть какое-нибудь заросшее густой травой поле или еще что-нибудь мягкое и милостивое к нам, способное смягчить наше падение в том случае, если мы все же перевернемся. Не тут-то было — вокруг только выступы скалистых пород, прикрытые густыми зарослями изумрудных джунглей. А в отдалении, едва различимые, выступали небоскребы и заводы Сан-Паулу, который мы оставляли, направляясь к берегу Атлантического океана.

Я глубоко вздохнул. Этот день и без риска погибнуть лютой смертью в огне был достаточно ужасен. Я ехал на пробы в небольшой, но успешный футбольный клуб «Сантос» в портовый город с одноименным названием. Последние несколько лет я играл за юниорскую команду, имевшую отношение к БАК, клубу Дондиньо в Бауру. Тренером молодежки был Вальдемар де Брито, опытный футболист-виртуоз, игравший в составе бразильской сборной на Чемпионате мира 1934 года. Вальдемар был убежден, что я наделен особым талантом. Поэтому он, обратившись к своим знакомым в клубе «Сантос», организовал мои смотрины. Рано утром мы с Дондиньо сели на поезд, шедший из Бауру в Сан-Паулу, где присоединились к Вальдемару и вместе пообедали. Уже втроем мы отправились в Сантус на автобусе.

Прощание с Бауру было душераздирающим. Прежде всего мне надо было попрощаться со всеми моими друзьями в округе — с теми, с кем я играл в футбол все эти годы. Затем, вечером накануне отъезда, на мои проводы собралась вся семья. Бабушка, дона Амброзина, безутешно плакала. Все остальные, впрочем, держались довольно хорошо, включая — удивительное дело — маму. У нее по-прежнему оставались глубокие опасения по поводу футбола, но Вальдемар провел долгие часы у нас дома, убеждая ее в неординарности моих способностей — даре Божием, как всегда говорил о них Дондиньо. Вальдемар даже всплакнул, взывая к ней, говоря, что было бы грешно удерживать такого игрока, как я, в Бауру. Да и в любом случае, сказал он, если в течение пробного месяца ничего не выйдет, то я смогу вернуться домой.

Думаю, его последний аргумент прозвучал достаточно убедительно. Перед самым отъездом мама подарила мне две пары длинных штанов, специально сшитых ею для меня. Это были первые в моей жизни брюки — до этого момента мне нужны были только шорты, чтобы носиться по Бауру.

«Я знаю, ты сделаешь все, чтобы мы гордились тобой, Дико, — сказала она. — Если будешь помнить все, чему мы тебя научили, и будешь держаться подальше от неприятностей, не о чем будет беспокоиться».

У меня самого никаких сомнений не было — вплоть до тех пор, пока не возникла эта проблема с подъемом в гору.

Мы продолжали карабкаться вверх, совершая весьма неприятные крутые повороты и преодолевая мосты, которые, как мне чудилось, висели между облаками. Все это казалось противоестественным, будто мы против воли Божией поднялись в нашем автобусе высоко в небо. Я боялся, что Господь может передумать и сбросить нас с горы — и тогда мы полетим вверх тормашками назад в Бауру.

Всю дорогу, вероятно, видя, как я нервничал, Вальдемар нашептывал мне на ухо советы, в то время как отец спал на сиденье позади нас.

«Не общайся с прессой — они просто будут пытаться выставить тебя дураком».

«Остерегайся сигарет. Из-за них станешь медленнее бегать».

«Женщины: от них одни неприятности!»

К сожалению, я и половины того, что говорил мне Вальдемар, не слышал, хотя, конечно, мог бы воспользоваться его советами. Но я был слишком поглощен мыслями о том, куда мы направлялись, и, в частности, о том, что меня волновало больше всего.

Прежде чем я это осознал, мы въехали в город Сантус и направились к автовокзалу. Проехав железнодорожную сортировочную станцию, особняки с красными крышами на холмах и узкий лабиринт улиц в центре города, в конце одного из многих длинных и прямых городских бульваров я, наконец, выхватил взглядом то, что так сильно хотел увидеть. Оно мерцало там, вдали, сияя голубым отливом, невероятно большое — намного больше, чем я представлял себе раньше. Я был в таком восторге, что, кажется, вскрикнул, разбудив других пассажиров автобуса.

«Успокойся, парень, — прошептал Вальдемар, смеясь от удивления. — Мы скоро прогуляемся с тобой туда!»

Тогда я был просто пятнадцатилетним мальчишкой из Бауру, впервые в жизни увидевшим океан.

Не пройдет и двух лет, и мои товарищи по команде через все поле понесут меня на своих плечах после того, как я помогу Бразилии впервые завоевать титул чемпиона мира по футболу.