Глава 3

Я отправилась на поиски экономки в странном смятении чувств, вызванном поведением лорда Вульфберна и его согласием оставить меня в доме, на что я десятью минутами раньше не смела надеяться. Душа моя никак не могла смириться с тем, что сделала жизнь из некогда галантного и любезного молодого джентльмена. Что могло вызвать столь резкую перемену?

Миссис Пендавс сидела в холле на плетеном стуле, сложив руки на коленях. Увидев меня, она поднялась, протянула мне ладони и вопросительно посмотрела в мои глаза. Затем, словно испугавшись неуместности этого жеста, опустила руки и выпрямилась.

— Вам нужна комната на ночь, — сказала она резко, как я поняла, только для того, чтобы скрыть минутный порыв. — Ее уже готовят.

— Я пробуду здесь значительно дольше одной ночи. Лорд Вульфберн согласился принять меня на место гувернантки.

Ее лицо просветлело, но, выдав себя однажды, она не хотела сделать то же самое и второй раз.

— Ваш багаж скоро прибудет? — спросила она, словно это было единственное обстоятельство, заслуживающее продолжения разговора.

Пришлось признаться, что багаж оставлен у дороги. Она взглянула в окно и кивнула.

— Лорд Вульфберн не любит, когда его люди выходят поздно вечером. Мы окружены болотами, нет необходимости рисковать. Ваши вещи будут целы до утра, я дам все, что нужно.

Ее спокойный тон убедил меня, что я видела тайну там, где ее вовсе не было. Но я все еще сомневалась, что мне не придется в дальнейшем столкнуться с другими странностями, которые могли вызвать недоумение и даже страх.

Миссис Пендавс повела меня за собой вверх по лестнице на просторную галерею, выходившую в холл. У стены стояли два удобных дивана, обитые гобеленом, с ножками из орехового дерева и высокими резными спинками. Над ними находились окна, расположенные вдоль всей стены. Они начинались на высоте в половину человеческого роста и поднимались к самому потолку.

Одна из служанок, в неярком платье, белом переднике и чепце с оборками задергивала на ночь портьеры. Она присела в реверансе и продолжила заниматься своим делом.

— Это мисс Лейн, — представила меня миссис Пендавс. — Она воспитанница лорда Вульфберна.

Я вздрогнула, услышав столь лестное представление о моем положении в семье Вульфбернов, почувствовала себя неловко, подумав, как все разочаруются, когда правда выйдет наружу. Но женщины не обратили внимание на мое замешательство.

— Мисс Лейн приехала, чтобы быть гувернанткой у мисс… у леди Клариссы, — миссис Пендавс повернулась ко мне: — Если Вам будет что-нибудь нужно, позвоните и вызовите Мэри.

Она оглядела галерею и добавила: «Что-то Вы запоздали сегодня, милочка».

— Пришлось привести в порядок комнату для молодой леди, — сказала Мэри. — Я еще не закончила, когда начало темнеть.

— Нужно было сказать, Вам бы помогли.

— Да, мэм, этого больше не повторится.

— Уж постарайтесь, пожалуйста.

Мы пересекли галерею, затем прошли в конец длинного коридора, который тянулся через все западное крыло. Тафтовая юбка миссис Пендавс издавала приятное шуршание, а звук шагов заглушался длинным мягким ковром, покрывавшим дубовый пол.

Мы прошли несколько дверей, все они были плотно закрыты, вид у них был крайне недоступный, но экономка посвятила меня в назначение каждой двери. Первая вела в детскую, которая в данный момент пустовала. Следующая — в комнату Клариссы. Если девочка и находилась там, то не выглянула посмотреть, кто идет. Далее шла комната для занятий, но мы прошли мимо , не останавливаясь. В конце коридора миссис Пендавс распахнула дверь и ввела меня в мои апартаменты.

Войдя внутрь, я едва сдержала возглас изумления. Я ожидала, что это будут скромно меблированные комнаты, рассчитанные на то, чтобы предоставлять только самые необходимые удобства часто сменявшимся гувернанткам. Но, по-видимому, не очень давно, несколько лет назад, кто-то их переделал.

Кровать представляла собой грандиозное сооружение с массивным резным изголовьем, инкрустированным замысловатым позолоченным узором. Розовый парчовый балдахин, отделанный широкой оборкой, поднимался до самого потолка. Прикроватный занавес из того же материала был раздвинут, открывая взору огромные взбитые подушки и роскошное атласное одеяло.

У стены стоял платяной шкаф из красного дерева и трельяж, в дальнем конце комнаты красовался отделанный мрамором умывальник. В камине весело горел огонь, а через приоткрытую внутреннюю дверь была видна гостиная. Она выглядела не менее шикарно, судя по изысканным тонам и изящному письменному столу в стиле провинциальной Франции, который можно будет рассмотреть из спальни.

— Должно быть, произошла ошибка, — сказала я, почти испугавшись роскоши помещения, где мне предстояло жить. — Не может быть, чтобы лорд Вульфберн предоставил эти покои для меня.

— Это комнаты гувернантки Клариссы, — ответила миссис Пендавс. — В этом доме нет других свободных комнат, кроме детской, но это Вас вряд ли устроит. Кроме того, Вы не просто гувернантка, а воспитанница лорда Вульфберна, член семьи.

Меня бросило в дрожь.

— Боюсь, Вы преувеличиваете мою значимость. Леди Вульфберн взяла меня к себе лишь из каприза.

Слова «из жалости» было трудно произнести, да и она в самом деле сделала это исключительно в своих собственных целях.

— У нас нет общей крови, мои предки занимали гораздо более низкое положение.

Миссис Пендавс изучающе посмотрела на меня своими темными глазами, но, как я ни старалась, я не смогла уловить в них даже и тени того подозрения, которое ожидала увидеть. Решив поставить все точки над i, я продолжала:

— Не думаю, что лорд Вульфберн считает меня своей воспитанницей, скорее, частью обузы, которая свалилась на него после смерти брата.

— Чепуха! — она улыбнулась. — Он сам сказал мне, что Вы его воспитанница. Моя дорогая, стоит ли так волноваться из-за двух маленьких комнатушек, если даже комнаты для гостей вот уже сорок лет стоят без употребления.

— Без употребления?

— Никто не посещает Вульфбернхолл. Покойный отец лорда не любил гостей, да и сам он… У него не много друзей в Корнуэлле.

— Он очень изменился. Я видела его в молодости, это был совсем другой человек.

Подозревая, что перемена могла объясняться ранней смертью матери Клариссы, я добавила:

— Наверное, он очень тяжело переживает смерть жены?

— Да, это был тяжелый удар для всех нас. Если я и надеялась побеседовать подольше, то меня ожидало разочарование. Лицо миссис Пендавс вдруг приняло непроницаемое выражение, и дальнейшие вопросы были неуместны.

Вскоре она извинилась и вышла, предоставив мне любоваться моими новыми комнатами. Окна были зашторены, я раздвинула портьеры и глянула за окно, в темноту. Туман уже дополз до дома, заволок стекла, было невозможно разобрать очертания местности. В дверь тихо постучали, вошла Мэри, неся стопку мягких полотенец и множество каких-то мелких вещей, держа их на вытянутых руках. Взгляд ее упал на окно, она вдруг побледнела и, бросив вещи на постель, поспешила задернуть портьеры.

— Что-нибудь случилось? — спросила я в полном замешательстве.

— Сырость проникает в дом, а здоровье леди Клариссы не очень крепкое, — она кивнула в сторону кровати: — Миссис Пендавс велела доставить Вам полотенце и ночную рубашку. Что-нибудь еще нужно?

Я подошла к кровати. Кроме полотенец и ночного белья там была рубашка, вязаные тапочки, домашняя фланелевая кофта, отделанная кружевом. Все было выстирано и выглажено и сделано из добротной ткани. Если это были вещи Мэри, то она принесла самые лучшие. Принадлежать покойной хозяйке дома они не могли, для леди были недостаточно хороши. Я подумала, что уж не миссис Пендавс ли нужно благодарить, но, развернув одежду, решила, что она принадлежала более крупной женщине, намного выше и полнее меня.

— Отлично, спасибо, Мэри, — поблагодарила я девушку. — С удовольствием помоюсь и сниму пыльную одежду.

Довольная, она удалилась, предоставив мне заниматься своим туалетом, но еще дважды возвращалась в течение вечера — сначала принесла на подносе ужин, затем забрала поднос с посудой. Сразу же после ужина я забралась в постель, глаза слипались, очень хотелось спать. Натянув поплотнее одеяло, я с наслаждением погрузилась в мягкое тепло и закрыла глаза.

Тут же пришлось их открыть.

Я совсем забыла передать сообщение Молодого Боудена.

Искать хозяина было уже поздно. Я решила, что раз овца все равно мертва, дело может подождать и до утра, ей уже ничего не повредит. Приняв решение, я заснула и проснулась только утром, разбуженная стуком Мэри. Что мне снилось, я не помнила, но тревожное чувство не покидало меня.

Мэри поставила на стол поднос с завтраком. Ее добрая улыбка вернула ощущение покоя.

— Хорошо спали?

Она напряженно ждала ответа. Я кивнула:

— Да, крепко спала всю ночь. Одеяло такое теплое, что не нужно зажигать камин.

Мой ответ ее вполне устроил, и она принялась за ежедневные обязанности: отдернула портьеры, в комнату ворвались солнечные лучи. Они прогнали тени, и я полностью очнулась ото сна. Встала с постели, натянула кофту и теплые тапочки, которые мне были велики, подошла к окну.

До самого горизонта на север уходили болота. Смотреть на них было интересно и страшно одновременно. В этом пейзаже была странная притягательная сила, но эта сила была не добрая.

Со стороны задней части Холла виднелись развалины. Я поймала себя на том, что внимательно их изучаю. Они не примыкали непосредственно к более поздней постройке, но находились от дома на некотором расстоянии с восточной стороны. То, что осталось от наружных стен, было покрыто мхом.

От некогда величественного замка теперь остались в более или менее приличном состоянии лишь центральный зал и серая башня, напоминавшая скалу. Над обломками крыши вились грачи и кроншнепы, трепеща черными крыльями. Там, в развалинах, они строили гнезда, скрывая их в расселинах или на поверхности камней.

Мысль о завтраке отвлекла меня от дальнейших наблюдений. Умывшись, я занялась едой, надеясь, что мои вещи в скором времени будут доставлены. Мэри появилась снова — принесла коричневое шерстяное платье, которое вполне соответствовало моему положению в доме, хотя и было с чужого плеча.

— Дейви поедет за Вашими вещами, но телега не совсем в порядке — нужно заменить колесо, — сказала она. — Миссис Пендавс говорит, что сегодня можете надеть это.

Я с радостью приняла то, что мне предлагали. Платье, совсем незамысловатое, принадлежало, по всей видимости, той же особе, чью ночную рубашку мне одолжили на ночь. Оно было немного длинно мне и скроено на более крупную женщину. Как и ночное белье, оно было сшито хорошо, но манжеты уже подверглись перелицовке. Швы были искусно заделаны, я бы так не смогла.

Стараясь угадать, кому обязана этой одеждой, я оделась, заплела косу и уложила ее узлом на затылке, как обычно. Когда пришла миссис Пендавс, она застала вполне приличного вида скромную молодую даму, готовую для официального представления своей ученице.

Классная комната оказалась необычайно унылой и неприветливой. Единственным ярким пятном среди этой сырости была сама Кларисса. На ней было муслиновое платье, отделанное фиолетовой атласной лентой; ткань пастельного тона только подчеркивала ее хрупкость и оттеняла неестественно большие глаза.

При нашем появлении девочка спрыгнула со стула и сделала реверанс. Миссис Пендавс одобрительно кивнула, глядя на ребенка со странным выражением, которое я истолковала как смесь нежности и глубокой жалости. Заметив, что я за ней наблюдаю, она придала лицу обычную непроницаемость. За этой маской сдержанной вежливости, очевидно, скрывалось множество тайн.

Экономка представила нас друг другу, хотя я настаивала, чтобы девочка называла меня по имени. Мне казалось, что подруга ей нужна больше, чем гувернантка, и я намеревалась разрушить обычные барьеры формальности, которые возникали между учителем и учеником.

Убедившись, что мы неплохо ладим, миссис Пендавс удалилась. Вид Клариссы меня беспокоил: под глазами появились темные круги, а лицо казалось при солнечном свете еще бледнее, чем при вчерашнем тусклом освещении лестницы.

— Ты плохо спала ночью? — спросила я. Мысль, что маленький ребенок может не спать, не давала мне покоя.

Она посмотрела на меня странным отсутствующим взглядом, не по-детски печальным.

— Я всегда плохо сплю, — ответила она. — Как мама. Она тоже плохо спала до того, как умерла.

По ее тону я поняла, что она уверена в том, что и ее постигнет та же участь.

— Существует много причин, почему можно не спать, — сказала я со всей твердостью, на какую была способна. — Особенно если мало двигаться и редко выходить на свежий воздух. Это может плохо повлиять на сон. И нельзя перед тем, как ложишься в кровать, много есть. Твою кузину Анабел часто преследовали кошмары по ночам, потому что она ела много сладостей. Но никто никогда не считал ее нервным ребенком.

Она подарила мне благодарный взгляд.

— Я рада, что Вы не послушались папа и не позволили отослать Вас назад, — сказала она тихо.

— А почему ты думаешь, что он пытался отослать меня?

— У меня было так много гувернанток, что теперь каждый раз, когда очередная уезжает, он все больше переживает. Они все уезжают. Я знала, что он скоро перестанет искать для меня воспитательниц. Мне казалось, что после мисс Осборн никого не возьмут, я видела это по его лицу. Но Вы как-то смогли его убедить. Значит, последней будете Вы.

Она подняла ко мне грустное личико.

— Я рада, что Вы остались со мной, Джессами. Вы будете самой любимой из всех них.

— Вот и отлично, — ответила я, — потому что я собираюсь жить здесь много лет.

Она вежливо кивнула, но промолчала.

— Что, если сегодня мы не будем заниматься уроками? — предложила я. — Мы можем посвятить этот день тому, чтобы лучше узнать друг друга. Ты не против, если я спрошу тебя кое о чем?

Она согласилась.

— Прекрасно, а ты можешь расспросить меня обо всем, что тебя интересует.

Кларисса радостно улыбнулась.

— Мисс Осборн любила говорить только об уроках. Скажите, почему Вы надели ее платье? У Вас нет своих?

Наконец-то я узнала, кому принадлежала одолженная мне одежда, но я не сразу нашла, что мне ответить.

— Миссис Пендавс дала мне его только на сегодня, потому что мой чемодан еще не доставлен, — промолвила я наконец. — Но я и не подозревала, что оно принадлежит моей предшественнице.

— Значит, у Вас есть собственные платья? — сказала она серьезно. — А то я собиралась попросить папа, чтобы он купил Вам несколько, он мне никогда не отказывает.

Я почувствовала, что краснею.

— Конечно, у меня есть платья. Но все равно я благодарна тебе за твое доброе предложение.

Она махнула рукой, давая понять, что благодарить не нужно.

— Папа любит покупать мне материал для платьев. Ему нравится доставлять мне удовольствие и видеть, как я улыбаюсь.

— Не сомневаюсь, что он тебя очень любит. Но не нужно просить, чтобы то же самое он делал для меня. У меня есть все, что нужно.

Однако мне показалось, что я ее не убедила.

— Мисс Осборн была бедна, у нее было совсем мало платьев.

— Тогда меня удивляет, почему она не взяла это платье с собой, оно хорошо сделано и может прослужить еще несколько лет.

Кларисса широко раскрыла глаза.

— Она оставила все вещи. Однажды утром она не пришла в классную комнату. Я пошла посмотреть, не заболела ли она, но ее комната оказалась пустой. Папа был ужасно раздосадован. Миссис Пендавс говорила, что ни одна уважающая себя леди так бы не поступила, что это просто скандал и хорошо, что она не успела причинить мне большего вреда.

Тут девочка нахмурилась.

— Однако неделей раньше миссис Пендавс говорила, что мисс Осборн очень серьезная дама и лучше образована, чем предыдущие гувернантки. Впрочем, я абсолютно уверена, что Вас она считает тоже серьезной, — добавила она быстро, чтобы не показаться невежливой.

Я ответила ей благодарной улыбкой, хотя странное поведение мисс Осборн не выходило у меня из головы.

— Кто-нибудь видел, как она ушла?

— Нет. Последней ее видела Мэри, когда забирала поднос после ужина. А что Вы думаете об этом исчезновении?

— Считаю, что она поступила неразумно, не поставив в известность лорда Вульфберна.

— Наверное, она боялась его. Все гувернантки в его присутствии начинали заикаться, а некоторые бросались в слезы, когда миссис Пендавс сообщила, что папа хочет с ними поговорить.

Мне был вполне понятен страх, который испытывали те девушки. Лорд Вульфберн одним своим диким хохотом мог лишить рассудка кого угодно, даже бывалого мужчину. А уж молодая леди и подавно могла растеряться в его присутствии.

— Боюсь, мы никогда не узнаем, почему она уехала. Но это и в самом деле весьма любопытно.

Довольная, что эта тема исчерпана, Кларисса вытащила из стола златокудрую куклу.

— Это Матильда, — представила она. — Вы будете обучать ее вместе со мной, ведь ей будет неприятно, если я буду знать больше, чем она. Матильда боится, что я тогда брошу ее и найду другую подружку, хотя я обещала ей никогда этого не делать.

Я улыбнулась. С чувством вины вспомнила Мег.

— Матильде повезло, что у нее такая заботливая хозяйка. Конечно, пусть она тоже занимается вместе с тобой, спроси, хочет ли она присоединиться к тебе, пусть шепнет на ушко.

— Она говорит, что очень хочет.

Я поняла, что нашла правильный тон. Результат не замедлил сказаться. Щечки Клариссы порозовели, напряжение исчезло. Она на глазах расцвела и превратилась в необычайно хорошенького ребенка. Только взгляд все еще выдавал затаившееся где-то в глубине ее маленького существа беспокойство. Оставшуюся часть утра я пыталась выяснить, как далеко она продвинулась в знаниях. Кларисса обладала хорошими способностями, читала так же свободно, как говорила, ее наставницы не теряли времени даром и преуспели в обучении ее французскому языку, рукоделию, искусству и музыке. Но знания математики оставляли желать лучшего, то же положение было и с географией. Историю она знала поразительно хорошо для своего возраста.

— Мисс Осборн любила историю, — объяснила она. — Ее отец был археологом, она ездила с ним в экспедиции и вела дневники отца до самой его смерти.

Поэтому она и приехала в Корнуэлл. Ее привлекли наши скалы, дикие ульи, и она страшно переживала, что папа запретил ей исследовать наши развалины.

— Этот замок очень старый? — спросила я, чувствуя, что и мое воображение странным образом будоражат эти руины.

Она кивнула, гордая тем, что тоже может меня кое в чем просветить.

— Он был построен в тринадцатом веке Эдмундом Вульфберном, — словно процитировала она чьи-то слова. — Холл — дом, где мы живем, построен сравнительно недавно, в конце шестнадцатого века. Его реставрировали и переделывали несколько раз, чтобы придать ему более современный и респектабельный вид, так что он вряд ли представляет интерес для историка.

Ее интонации несомненно повторяли интонации того взрослого человека, который сообщил ей эти сведения. Я подумала, что это наверняка была мисс Осборн. Она, по-видимому, говорила именно таким авторитетным тоном, считая себя большим знатоком истории и не делая исключения даже для ребенка.

Кларисса хитро улыбнулась, заметив, что я внимательно ее слушаю, и снова стала просто ребенком.

— Мисс Осборн не скрывала, что разочарована в Холле. Но в развалинах старого замка есть подземелье и комната без пола, и она очень хотела осмотреть эти помещения.

— Без пола? Для чего строить комнаты без пола?

— О, на это была серьезная причина, правда.