Она не могла поверить своим ушам. Это шутка. Черный юмор.

—  У меня был очень тяжелый день, — продолжал он. — И еще более тяжелая неделя, так что сейчас мне просто необходимо прилечь и немного расслабиться. Кровать у тебя огромная, никакого физического влечения ко мне ты не испытываешь, поэтому, конечно же, не станешь возражать, если я часок-другой полежу рядом, правда?

Он говорил и одновременно раздевался. Лейси беспомощно следила за ним, стараясь усмирить бурю эмоций при виде его тела. Оно стало крепче, крупнее, чем в юности, более мужественным, более… более желанным. А может, теперь оно просто больше соответствовало физическим нуждам и мечтам ее собственной зрелости?

Лейси понимала, что нужно остановить его. Объяснить, что она не хочет этого. Бросить, наконец, вызов и спросить, почему же он так легко оттолкнул ее несколько часов назад, если все еще горит желанием. Но было уже слишком поздно, он сбросил последнюю одежду, и мышцы внизу живота у нее напряглись и заныли. Она хотела отвести глаза — и не смогла.

А он уже откидывает покрывало, устраивается рядом, тянется к ней… Ужас охватил ее. Стоит ему дотронуться до нее, стоит ее телу сблизиться с его телом, по которому Лейси томилась столько лет, — и она пропала, ей уже не сдержать ответного влечения.

—  Я хочу тебя, Лейси, — говорил он, обнимая ее, проводя по коже трепетными пальцами. — Я хочу тебя так, что у меня не хватит слов объяснить тебе это. — Он поцеловал ее, заглушив протест, готовый сорваться с ее губ, и шепнул в приоткрывшийся рот: — Позволь мне лучше показать, Лейси. Позволь мне доставить тебе наслаждение, упущенное за все эти годы.

Он ласкал ее руками, которые знали ее тело и знали, как доставить ей удовольствие; и против этого знания у нее не было сил бороться. Вся ее оборона утонула в лавине страсти и безумного желания утолить эту страсть.

Льюис целовал шею, плечи, мягкий изгиб груди, а его руки нежно обводили линии ее тела, спустились к талии, к бедрам, теснее прижали к себе.

Когда он поцеловал ее грудь, она застонала, вонзила ногти ему в спину, выгнулась под ним, соблазняя… маня…

Он приподнял голову, чтобы взглянуть на нее, — и она тут же замерла от стыда за то, что с такой легкостью отвечает на его ласки.

Она ведь не девочка уже, а женщина. Более того — женщина, выносившая ребенка. Его ребенка.

Его ладони обхватили ее талию, темная голова склонилась над ней. Лейси как будто ударило током, когда он, спустившись чуть ниже, сжал руками бедра, уткнулся лицом ей в живот и хрипло, с мукой в голосе проговорил:

—  Мое дитя. Ты носила моего ребенка. Даже теперь, даже зная правду, я боюсь, что это сон, что я проснусь и пойму… — Голос стал глуше, и она почувствовала горячую влагу на коже. — Ты знаешь, что это значит для меня? Через столько лет обнаружить… после того как я решил, что никогда…

Лейси инстинктивно потянулась к нему, прижала к себе, шепча слова утешения, как когда-то маленькой Джессике. Она гладила густые темные волосы, а потом он принялся покрывать ее тело безумными поцелуями, и она отдалась во власть чудесных ощущений…

Сколько раз за время беременности она плакала, тоскуя по этой близости, этой разделенной на двоих радости за будущее дитя? Сколько раз ей грезилась эта нежность?

—  Все эти годы… я все еще не могу поверить.

Рука его дотронулась до ее бедра, погладила шелковую поверхность изнутри, губы проложили дорожку от живота вниз, нежность исчезла, уступив место мужской властной требовательности, которая заставила ее сжаться и сделать попытку оттолкнуть его. Интимность его ласк усилила панику Лейси: она понимала, что, позволив себе окунуться в наслаждения, которые обещали эти ласки, она не сможет отказаться от них.

Но уже рот его целовал ее бедра, уже его руки притягивали ее, приподнимали; уже ее тело дрожало от предвкушения, ожидания, от воспоминаний о той радости, что он мог ей подарить.

Из чувства самосохранения Лейси все-таки попыталась остановить его, но Льюис ей не позволил, лишь теснее прижав к себе. Его ласки доводили ее до безумия, и она уже больше не отталкивала его, а, наоборот, задвигалась под ним, купаясь в волнах сладостного наслаждения, которое он ей доставлял. Ее страх, что он увидит ее распутную страсть к нему, растаял, когда чувственная зыбь ощущений, все нарастая и ширясь, взорвалась наконец шквалом освобождения. Но этот поток, который должен был бы принести удовлетворение и усталость, казалось, лишь распалил ее желание почувствовать его плоть внутри своей, вызвал из глубин древнейший из импульсов единения.

За долгие годы она так изголодалась, так истомилась жаждой по этому единственному в мире мужчине, что сейчас никак не могла насытиться им.

Он обнимал ее, гладил кожу теплыми, нежными ладонями, а она, замерев, впитывала всей плотью ощущение его реальности. Ее губы коснулись его груди; она была влажной от пота. Лейси тихонько слизнула эту влагу, наслаждаясь солоноватым вкусом, и его сердце под ее ладонью вдруг пустилось в бешеный бег.

—  Лейси, не нужно, — глухо предупредил он и, скользнув пальцами в ее спутанные волосы, чуть отодвинул ее голову от себя и всмотрелся в лицо. Лейси видела в его глазах желание, чувствовала это желание всем телом. Он больше ее не любит, но физически его все еще влечет к ней. Где же ее гордость? — спрашивала она себя. Где же ее чувство собственного достоинства? Почему она позволяет все это, если понимает, что им движет лишь смесь жалости и мужского вожделения, в то время как она…

Что ж, если физическая страсть — это единственное, что он может испытывать к ней, так пусть эта страсть будет по крайней мере равна ее собственной; пусть эта страсть разрушит все барьеры его самообладания… как это произошло с ней; пусть эта страсть заставит его выкрикивать ее имя и льнуть к ней, теряя рассудок, как это делала она.

Не обращая внимания на его слова, Лейси склонила голову и продолжила свое чувственное путешествие.

Ее язык прошелся нежной лаской по плоскому животу. Его руки вцепились ей в предплечья; она почти физически чувствовала, как кровь бешено пульсирует в его венах. Он хотел ее остановить, не допустить большей интимности… но ее уже трудно было удержать.

Она это делает не только для него, потрясенно осознала Лейси, — для себя тоже. Она сама жаждала этой интимной ласки.

Эта мысль шокировала ее, принесла с собой стыд за подобную безумную любовь и вожделение к нему.

Лейси начала было отстраняться от него, думая, что именно этого он хочет, но он тут же стиснул ее, принимая и приветствуя ту интимность, которую раньше отвергал, снова и снова шепча ее имя… Дрожа от желания, он зарывался руками в ее волосы, тихонько признавался, как нужно ему нежное прикосновение ее губ к его коже, сокровенная влага теплого рта. И она отвечала на эти слова — немедленно, страстно, отдавая тело и душу в ответ на его признания.

Когда он наконец остановил ее, шепча слова любви и страсти, она охотно уступила ему и с радостью отдалась властному вторжению, охватив его тело своим. И его восторженный стон в миг единения, когда он физически и духовно переполнил ее собой, был ей наградой.

Позже, сонная и удовлетворенная, она позволила теплым объятиям его рук надежно укрыть ее от всего света.

Лейси уже окуналась в сон, когда вдруг вспомнила, что ей необходимо сказать какие-то важные слова, сделать какое-то важное заявление, каким-то образом защититься от него. Она боролась со сном и наконец, вспомнив, широко раскрыла глаза и взглянула ему прямо в лицо:

—  Это ничего не значит. Имей в виду, это просто секс… вот и все. Просто секс.

Лейси закрыла глаза и вздрогнула, как несчастный, заброшенный ребенок. Нельзя было допускать то, что здесь произошло. Нельзя было терять контроль над собой, забывать о гордости… но это уже случилось, так что теперь остается лишь сделать так, чтобы он не понял… чего? Что он не только ее единственный любовник за всю жизнь, но и единственный мужчина, которого она любила и всегда будет любить.

Лейси наконец заснула, и Льюис склонился над ней, вглядываясь в ее лицо затуманенными от печали глазами.

Просто секс. Неужели для нее их близость ничего больше не значила? Но если и так — может ли он обвинять ее за это? Он оставил ее одну, когда она ждала его ребенка… он ее обидел… оттолкнул. Нет смысла оправдывать себя тем, что он поступил так из любви… Что он совершил трагическую ошибку. Поверит ли она, если рассказать ей? А он сам поверил бы ей, поменяйся они местами?

Он вспомнил, как она прикасалась к нему… любила его… и сморгнул слезы.

Столько лет — а у нее никого не было. Его ужаснула эта мысль и в то же время заставила почувствовать себя таким мужественным, таким гордым. Он скорчил гримасу, немного стыдясь подобного юношеского тщеславия — в его-то годы!

Им нужно будет поговорить… он должен объяснить. Лейси чуть шевельнулась, пристраиваясь поуютнее в его объятиях. Он притянул ее к себе поближе. Его обожгло воспоминание о ее взгляде, в котором он увидел такую жажду и страсть. Она так прекрасна, так желанна — кажется невероятным, что она не смогла никого полюбить. Конечно же, у нее были возможности.

Он собственными глазами видел, как мужчины реагируют на нее. Например, Иэн Хэнсон.

Острая боль пронзила его, мучительное желание прижать ее к себе и никогда никому не отдавать. Если бы она только могла простить… понять. Он прижал ладонь к ее животу и вспомнил, как она мгновенно почувствовала, поняла, что творится у него на душе, поняла, что он думает о прошлом, обо всем, чего лишился, отказавшись от нее и их ребенка. Он все еще полностью не оправился от потрясения, которое испытал, узнав о своем отцовстве. Столько лет самоотречения и страха, столько лет без надежды из-за риска передать болезнь ребенку. И вот теперь найти Джессику.

Он осторожно пододвинул к себе Лейси и склонил голову, чтобы прикоснуться губами к шелковой, нежной коже живота. Вечерние лучи позолотили ее тело, оттенив ореол вокруг сосков, все еще слегка припухших и твердых. Лейси беспокойно шевельнулась в его руках, когда Льюис с невероятной нежностью коснулся губами сначала одного, потом другого темного кружочка.

Просто секс — так она сказала. Может быть, для нее это и так, но для него… для него гораздо, гораздо больше.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Все еще не очнувшись от теплой, сладкой истомы, Лейси медленно открыла глаза. Ощутила непривычную тяжесть на теле, непривычное дыхание рядом. И сконфуженно повернула голову в сторону Льюиса.

Он крепко спал, чуть приподняв темный от ночной щетины подбородок. Волосы спутались, с загорелого плеча соскользнула простыня. От мужского, мускусного запаха его кожи по ее телу побежали чувственные волны.

Лейси охватила такая нега, такая блаженная лень, что ей не хотелось двигаться… Внезапно она напряглась, заслышав внизу какой-то звук.

Дверь из кухни открылась, и легкие шаги поспешили наверх.

Прежде чем Лейси успела пошевелиться, дверь в спальню распахнулась, и в комнату влетела Джессика, взволнованно оправдываясь на ходу:

—  Мамочка, извини, что я встретилась с папой до того, как поговорила с тобой, но я…

Она остановилась как вкопанная, круглые от изумления глаза устремились на темную голову на подушке рядом с Лейси, и Джессика, вспыхнув, попятилась обратно к двери.

—  Джесс!

Льюис зашевелился, потянулся, а потом сел на кровати.

—  Папа…

Джессика уставилась на них, и сконфуженное удивление на ее лице уступило место широченной улыбке.

—  Ну и ну… И как долго это продолжается? — поддразнила она. — Вы оба, доложу я вам, темные лошадки! Подумать только, я переживаю… волнуюсь… а вы все это время… — Джессика, вся лучась от счастья, подошла к кровати и обняла сразу обоих. — Это же здорово… великолепно! Я просто не могу поверить! Вы вместе! — Она присела на край постели, не переставая радостно щебетать, а Лейси, оцепенев, лихорадочно соображала, как объяснить ей недоразумение.

Она знала, что Льюис уже окончательно проснулся, но не могла заставить себя обернуться к нему. Наверняка он потрясен и расстроен не меньше ее. Трудно представить, как им теперь охладить исступленный восторг дочери и объяснить, что в постели они отнюдь не по причине романтической влюбленности, а…

—  Значит, ты одобряешь, Джесс?

Вопрос Льюиса прервал безумный поток мыслей Лейси.

—  Ну, должна признаться, что когда я вошла и обнаружила рядом с мамой незнакомого мужчину, то была слегка шокирована, — с шутливой строгостью отвечала Джессика. — Но как только я узнала тебя… О Боже! И как долго это уже продолжается? А я ничего не знала! Как романтично, что после стольких лет… вы снова вместе. Когда же свадьба? — Джессика рассмеялась. — Надеюсь, вы не заставите меня изображать подружку невесты!

Лейси от смятения потеряла дар речи. Она уже прошла через шок, смущение, недоверие и теперь была не в силах испытывать какие-либо чувства. Но понимала, что нужно что-то сказать, что-то сделать, иначе ситуация полностью выйдет из-под контроля. Льюис, похоже, не собирается взять эту миссию на себя, так что придется ей…

Лейси набрала побольше воздуха.

—  Джессика, это не то…

Льюис схватил ее руку под простыней и предостерегающе стиснул ее.

—  Мама хочет сказать, что мы еще так далеко не загадывали.

—  Но вы наверняка решили быть вместе, — радостно провозгласила Джессика. — Иначе и быть не может. Я же знаю свою мамочку — она ни за что не улеглась бы с тобой в постель, если бы не…

—  Послушай, может, ты спустишься и поставишь чайник? Дай нам с мамой возможность принять достойный вид, — перебил ее Льюис.

—  Ладно, даю вам десять минут, и если к этому времени вы не окажетесь внизу…

Джессика направилась к двери, остановилась на мгновение и обратила на них блестящие от слез глаза:

—  Вы представить себе не можете, что это значит для меня — видеть вас вместе! Это… это восторг. Настоящий восторг!

Джессика повернулась и вышла, Лейси беспомощно смотрела на Льюиса. Она нахмурила лоб от беспокойства, но теперь уже не из-за собственных чувств, собственных страхов и переживаний, обо всем этом она забыла и думала только о том, что будет с Джессикой, когда ей откроется вся правда.

Не успела она раскрыть рот, как Льюис тихо произнес:

—  Нравится нам это или нет, но, похоже, какое-то время придется подыгрывать Джессике и делать вид, что мы влюблены друг в друга.

—  Нет, это невозможно.

—  А что ты можешь предложить взамен? — Его губы цинично скривились. — Сообщить ей, что, вопреки ее романтичному мнению о нас, мы оказались в постели исключительно ради секса?

Грубость этих слов наполнила Лейси тошнотворным, мучительным презрением к себе. Ей и раньше было понятно, что Льюиса к ней толкнули лишь похоть и физическая потребность, но, когда он сам высказал это, да еще так холодно и бесстрастно, ей захотелось отчаянно завопить.

—  Так ты этого хочешь? — настойчиво повторил он.

Лейси, отвернув от него лицо, только покачала головой.

—  Послушай, — голос его стал чуть мягче, — я понимаю, что это нелегко для нас обоих, но нам нужно пока отбросить собственные эмоции и подумать о Джессике. Совершенно очевидно, как много для нее значит, что мы — по ее мнению — уладили свои разногласия и решили быть вместе. Ну какой вред в том, что она будет так считать еще какое-то время? Мы же пока придумаем, как объяснить, что у нас в конце концов ничего не получилось. Если же ты настаиваешь на том, чтобы рассказать ей правду… сейчас…

Лейси покачала головой. Как она может такое сделать после того, как увидела счастливые глаза Джессики? Рассказать дочери, что их бросил в объятия друг друга холодный секс, безо всякой любви… Она сглотнула слюну. Как это можно?.. Нет, Льюис прав. Им придется подождать.

—  Давай я первым оденусь, спущусь вниз и займу Джесс беседой. Тогда у тебя будет больше времени привыкнуть к мысли…

—  К мысли о чем? — с горечью перебила она. — Что я буду лгать собственной дочери? Притворяться, будто ты и я?.. — Лейси была не в состоянии договорить. Горло ее стиснул спазм.

Это она во всем виновата. Только она. Не дай она так ясно понять Льюису, что хочет его… Какое унижение! Какой стыд!

Льюис встал с кровати, чтобы одеться. Она отвела глаза.

—  Что же касается прошлой ночи… — услышала Лейси его слова и поспешно замотала головой.

—  Нет, пожалуйста, Льюис. Я не могу об этом говорить сейчас. О Боже, ну почему Джессика обнаружила нас здесь?


В течение многих дней Лейси еще не раз задавала себе этот вопрос.

Они подогревали надежды Джессики на то, что останутся вместе, — и этим только увеличивали уже причиненный вред. Джессика, казалось, была в полном восторге от их предполагаемого совместного будущего.

Поначалу она намеревалась просто пару дней побыть дома, извиниться перед Лейси за свою встречу с отцом и объяснить, почему она предварительно не обсудила это с матерью.

—  Просто невероятно видеть вас вместе, — снова и снова повторяла она.

Льюису, к счастью, необходимо было вернуться на работу, и его визит, таким образом, оказался недолгим, что позволило Лейси избавиться от ужасной перспективы провести с ним вторую ночь в одной постели.

Но ей пришлось вынести в его обществе целый день — и еще два, когда он заезжал, чтобы провести, по его словам, как можно больше времени с двумя самыми важными женщинами в его жизни.

О прошлом никто не упоминал. Восторженная болтовня дочери касалась только будущего, и чем больше Лейси слушала ее, тем большую вину ощущала. Раньше или позже, но Джессике придется узнать правду.

Вначале, когда Льюис предложил дать Джессике время — дескать, пускай привыкнет к мысли, что родители не смогли остаться вместе, — Лейси показалось, что это будет довольно просто. Но позже, все обдумав, она впала в панику. Ведь это будет длиться не один день… и ей придется постоянно скрывать свое напряжение, свою муку… агонию… Да, агония чувств — именно это она испытывала, постоянно ощущая рядом Льюиса, принимая от него едва заметные знаки внимания — легкий поцелуй, касание руки, мимолетное объятие. Льюис не забывал об этом, чтобы уверить Джессику в их глубоком чувстве друг к другу.

Глубокое чувство. Что ж, по крайней мере у одного из них оно точно было. Хуже того, оно засасывало этого «одного» все глубже и глубже.

Сколько бы Лейси ни напоминала себе о прошлом, все равно она понимала, что с каждым днем все больше привязывается к Льюису, все больше зависит от него, и терзалась все сильнее, раздираемая между горькой мукой и ненавистью к себе — и неспособностью взглянуть в лицо действительности.

К счастью, Джессика могла провести дома всего пару дней, не больше.

В их последний совместный день Джессика, к величайшему ужасу Лейси, попросила Льюиса показать им свой дом.

—  В конце концов, вы ведь с мамой, когда поженитесь, будете жить там, — беспечно заявила она. — Вернее сказать, мне так кажется — потому что у папы там его бизнес…

—  Джессика, — воспротивилась Лейси, — мне думается, что…

—  Все нормально, — прервал ее Льюис, — Джессика права, вам нужно взглянуть на мой дом. Только предупреждаю, что он не такой уютный, как ваш.

Голос его вдруг помрачнел, лицо стало замкнутым, и Лейси в отчаянии прикусила нижнюю губу. Льюис никогда не говорил о ней — той женщине, ради которой бросил жену, об их совместной жизни. Теперь Лейси уже знала, что они так и не поженились, но ведь, должно быть, жили бок о бок, строили общие планы… и Лейси претила мысль даже войти в тот дом, который он делил с другой, с гораздо более любимой женщиной, чем она, Лейси.