—  А ты, наоборот, старался свергнуть его с пьедестала. — Ди зло нахмурилась. — Ты последний человек, достойный войти в его комитет. И я никогда не забуду поступок Питера. Хьюго, у тебя нет права…

Она замолчала, почувствовав волнение, возраставшее, как морская волна во время шторма.

В прошлом они тысячу раз обсуждали этот вопрос на повышенных тонах. И тысячу раз Хьюго пытался загнать ее в угол из-за того, что она защищала отца.

Ди развернулась и выскочила на улицу, углом глаза заметив машину, которая припарковалась рядом с ее, и вышедшую докторшу. Проигнорировав громкий окрик Хьюго: «Ди, подожди», она быстро прошла к своему автомобилю. От злости и досады ее била дрожь, к горлу подступала тошнота. Ди села за руль и дрожащими руками завела двигатель.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Три часа спустя, войдя в свой офис в Район-Авертоне, первое, что Ди заметила, — лежащий на столе файл, который она с особой тщательностью и надеждой готовила с помощью Ворда. Именно здесь хранились все ее планы и проекты, которые она собиралась реализовать в помощь городской молодежи.

Ди все еще не могла успокоиться из-за пережитого. Долгое возвращение домой не ослабило чувство несправедливости, обиды. Ди не могла поверить, что ее планы разрушили, что она не вольна распоряжаться своей жизнью, не может принимать важные решения. Она металась по офису, словно разъяренный тигр по клетке.

Как Хьюго посмел вмешаться в ее жизнь, в ее планы? Как смеет обсуждать, что ей делать, а что нет?

Хьюго ничего не знает о проблемах их маленького городка, так почему же он командует? На каком основании судит о ее деловых качествах? А если она предъявит ему претензии?..

—  О-о-ох! — Ди выдохнула воздух из легких вместе с беспомощной яростью, чувствуя свое бессилие.

Питера не в чем упрекнуть, он болен… стар… Ди представила себе, как Хьюго, должно быть, уговаривал Питера уступить ему права на «Пауэр оф Эттерней».

Вероятно, Хьюго интересуют не только университетские деньги: он ищет средства для собственной программы. Ди зло усмехнулась над собой: она позволила себе поддаться соблазну, найти повод для низких мыслей. Чудовищно! Где ее холодный ум, где логика? Необходимо проанализировать ситуацию и найти достойный выход.

Питер… Питер не женат, у него нет семьи, зато имеется солидный пакет акций. Уж ей ли об этом не знать! Ведь именно Ди была единственной, кто консультировал его по всем деловым вопросам. Между ними сложилось молчаливое соглашение, что деньги Питера будут завещаны фонду отца, но, возможно, у Хьюго на этот счет имеются другие идеи.

Подозрительность отодвинула на второй план все правила логики. Так не годится. Пусть Хьюго и не щепетилен, не честен по отношению к ней, все же он ни за что не поставит под удар свою репутацию, сделав что-то заведомо опасное. Деньги Питера — всего лишь капля в океане, что они значат для Хьюго, который будет контролировать миллионы! Стало быть, дело не в деньгах.

Ди взглянула на файл. Она предполагала, что увидится с Вордом в эти выходные, но теперь придется перенести обсуждение ее проектов на другое время.

К своему ужасу, Ди почувствовала горячие, горькие слезы негодования, наполнившие глаза. Она все еще продолжала бродить по комнате. Остановилась, беспокойно изучая большую фотографию отца, которую Ди некогда изорвала, но затем склеила и повесила над камином.

Этот снимок, сделанный Питером, был самым ее любимым. На нем отец так жизнерадостно улыбался, глаза его, устремленные в камеру, лучились теплом. Всякий раз, когда Ди бывало по-настоящему плохо, она становилась прямо перед фотографией, черпая силу и уверенность в любящих глазах самого дорогого для нее человека.

Но сейчас и эта уловка не помогла. Сознание, как сильно отец любил ее, не облегчало боль сердца, не помогало привести в порядок воспаленный негодованием разум.

«Ты ничего не знаешь о моем отце… ты презирал его…» — обвиняла она Хьюго. Это, конечно, не так. Хьюго действительно презирал тот мир, который, с его точки зрения, олицетворял собой отец: мир денег и престижа, тот мир, где больше ценилось имущество, чем люди. Но ее отец был совсем не таким. У него были деньги, да, и гордость, гипертрофированная гордость, но у него было доброе сердце и большая душа, он умел быть сострадательным и щедрым. И поэтому тем горше становилось Ди оттого, что Хьюго отвергал ее отца, а тот — его.

—  Но, папочка, я люблю Хьюго, — беспомощно убеждала она отца, когда он вновь и вновь расспрашивал ее о том времени, которое она провела рядом с Хьюго.

—  Ты не знаешь, что такое любовь, — возражал отец. — Ты девчонка, еще ребенок…

—  Это неправда. Я знаю, что такое любовь, — протестовала Ди с особым рвением. — И я не девчонка. Мне уже больше восемнадцати… это возраст…

—  Это возраст? Ты ребенок, — насмешливо произнес он и ворчливо добавил: — Мой ребенок…

—  О, папа, — шептала Ди, и ее глаза наполнялись слезами. Она так упорно пыталась сблизить его и Хьюго, одновременно оставляя за каждым право отстаивать свои убеждения.

—  Как он может утверждать, что любит тебя? — однажды спросил ее отец. — Что он планирует сделать для твоего будущего? Последний раз, когда я разговаривал с ним, он сообщил, что, как только закончит свое образование, отправится в какую-то пустыню.

—  Пап, он не так уж сильно отличается от тебя, — польстила она отцу. — Вы оба большие филантропы и…

—  Может быть, но я никогда не бросал твою мать и тебя ради того, чтобы обойти весь мир и накормить всех голодных, — прервал ее отец. — Это, в конце концов, нереально.

Ди глубоко вздохнула, вспомнив свою растерянность тогда.

—  Папа, Хьюго не собирается покидать меня, — тихо сказала она отцу.

—  Не собирается покидать тебя? Ты считаешь, он передумает… изменит свои планы? — не успокаивался отец.

—  Нет. Хьюго никогда не передумает, — решительно заявила Ди. — Он по-прежнему планирует уехать, но… — Ди помолчала с минуту, а затем с любовью посмотрела на своего отца. — Я собираюсь ехать с ним, пап…

—  Ты что!

Ди заранее знала, что он, естественно, не одобрит ее решение. Отец всегда надеялся, что дочка вернется в родное гнездо после окончания университета, и, несмотря на мечту о поездке с Хьюго, она и сама допускала, что со временем найдет себе дело дома.

Отец не пытался настаивать на ее возвращении домой, не навязывал ей свои взгляды. Он поддержал мечту Ди уехать в университет, но… но в глубине души не был готов позволить ей полностью освободиться из-под его опеки.

—  Это то, чего хочет Хьюго. А чего хочешь ты, Ди?

Я хочу быть с ним, и Хьюго любит меня. Я хочу быть счастливой. Вот что она бы ответила, если бы не знала, что сердце отца закрыто для таких признаний. Он их не примет. И все же она попыталась убедить его в своей правоте, в своем праве.

—  Это то, что я хочу делать сама, — спокойно сказала Ди. — И я пойду за Хьюго, потому что люблю его.

—  Хорошо, ты уже достигла совершеннолетия, и я не могу остановить тебя, — отрывисто произнес он. Отец признал ее право, но не принял ее правоту.

Ди знала, что Хьюго любит ее, но он во что бы то ни стало решил осуществить свои планы. И если она отступится от них, Хьюго все равно останется при своем решении. Это ни в коем случае не будет означать, что он разлюбил Ди — в этом она не сомневалась, но большую часть жизни они проведут вдали друг от друга — ее это не устраивало.

Хьюго, полный молодой, страстной энергии, напоминал ей крестоносца, ему просто необходимо было прожить жизнь на полную катушку. И если Ди хочет, как отец, находясь дома, помогать нуждающимся, если она не чувствует в себе силы покинуть дом и отправиться в «горячие» точки мира, если ее мечты иные, чем у мужчины, которого она любит, тогда для них обоих будет лучше, если она останется одна. Их союз обречен.

Семья Хьюго уже пыталась охладить его пыл. Хьюго нуждался в поддержке Ди, в ее любви, но…

Годы, которые они могли бы провести вместе, пронеся через жизнь воспоминания, память о том, как помогали друг другу, как сохранили узы, связывавшие их, дети, которым они могли бы рассказывать о своих странствиях…

Легкая улыбка искривила рот Ди. Ничего этого не было и не будет.

Хьюго мог участвовать во всех общественных кампаниях, посвятить жизнь проблемам всего мира, но она знала, что, когда появится его ребенок, он захочет быть рядом с ним, оберегать его так же яростно, как ее отец — саму Ди.

Их объединяло столько общего, они были так похожи. Они даже завидовали друг другу. Порой принятие какого-нибудь решения перерастало в настоящую битву. Они были равновелики.

Через несколько недель Ди завершит университетский курс. Хьюго уже закончил работу над диссертацией, и осуществление их планов теперь зависело от нее. Хьюго начал переговоры с одним благотворительным агентством и получил предварительное предложение отправиться в Эфиопию.

Ди планировала, прежде чем уехать, провести вместе с их семьями хоть какое-то время, но Хьюго настаивал на безотлагательном отъезде.

Официально они все еще продолжали жить отдельно, но Ди проводила большую часть времени с Хьюго, и у нее уже появился ее собственный ключ. Отец, наверно, догадывался, что они с Хьюго любовники, но Ди со страхом осознавала, что не хочет подтверждать его подозрения. Он представитель того поколения, которое считает любовные отношения возможными лишь в том случае, если пара заключила брак. Ди знала это и не хотела, чтобы отец считал их связь безнравственной. Она не могла открыть отцу правду и задеть его нравственные принципы. И от Хьюго отказываться в ожидании брака и отцовского благословения она тоже не желала. Мысль о том, что она лишит себя счастья быть рядом с обнаженным Хьюго, удовольствия, которое может доставить это тело, всецело принадлежащее ей, была просто невыносимой. Но не только это огорчало ее. Ди не смогла бы прожить без Хью ни дня. Она слишком сильно любила его и поэтому хотела быть рядом с ним каждую минуту.

У них не было ни эмоциональных, ни душевных, ни физических, ни, конечно, сексуальных секретов друг от друга, у них не было запрещенных тем. Ди любила лежать на кровати и смотреть на Хьюго, на его обнаженное тело, такое роскошное и завораживающее, как у самца гепарда в самом расцвете. О таком теле слагают песни: Хьюго излучал энергию и здоровье, у него была бархатистая, гладкая, почти прозрачная кожа, густые, с ослепительным блеском волосы. И еще она обожала заглядывать в его глаза.

Ди забавляло и поражало то, что он воспламенялся только от одного ее взгляда.

—  Ты единственная способна довести меня до такого состояния, — поддразнивал он ее, когда метался по комнате, чтобы немного остудить свой пыл. — Так что тебе сейчас придется сделать что-нибудь.

—  И что же это? — спрашивала она, притворяясь наивной и продолжая осторожно гладить его пальчиком.

—  Ммм… пожалуй, вот что, — бурчал он, закрывая ее рот своим, откидывая Ди назад на подушки.

Они были вместе уже больше двух лет, но их сексуальное влечение друг к другу не остывало. Ди по-прежнему испытывала волнение, словно в ожидании открытий. И в глазах Хьюго всегда сиял восторженный огонь и благоговение. Стоило ей только подразнить Хьюго, как это сразу же вызывало возбуждение. Даже непринужденное покачивание головой и игривый смешок были для него сигналом. Хьюго немедленно понимал подобные штучки как руководство к действию. Иногда в середине какого-либо серьезного обсуждения она пододвигалась поближе, соблазнительно касалась его и улыбалась как раз в тот момент, когда он пытался отстоять свою точку зрения, а ее глаза выдавали благоговейное удивление оттого, что Хьюго так любит и хочет ее. У них был исступленный, сумасшедший секс.

Конечно же, и без ссор не обходилось. Они оба отличались упорством и решительностью, оба понимали глубину вопроса и шумно отстаивали свои убеждения, и каждая ссора всякий раз плавно перетекала в область почти запретную и заканчивалась обсуждением отца Ди. Она прекрасно сознавала, что каждый из них наделен чувством гордости и вспыльчивостью, и вскоре поняла, что была права в своем беспокойстве.

Однажды Хьюго и ее отец страстно спорили о моральной стороне власти; отец защищал правительство, Хьюго выступал яростным противником. Ди разрывалась между ними, пыталась успокоить отца, понимая, как ущемляется чувство его гордости, и в тоже время сознавая правильность аргументов Хьюго. Позже, после того, как они вернулись к себе, Хьюго напал на нее за то, что она встала на сторону отца и тем самым предала его. Она пыталась оправдаться.

—  Ты прекрасно знаешь, что я прав, — зло говорил ей Хьюго. Он на миг даже замешкался с ответом на ее нежный поцелуй, когда Ди успокаивающе провела губами по его шее. — Ты же соглашалась со мной, что…

—  Папа старомоден и ни за что не отступится от своего, — сказала она Хьюго. — А я не хотела обидеть его.

—  Но ты не подумала, что обидела меня, — заявил он.

Ди вздохнула и обхватила его шею.

—  Не все ли равно тебе, победил ты или нет?

—  Нет, — жестко ответил Хьюго. — Значит, ты предпочла встать на сторону отца?

—  Я хочу сказать, неужели это важно для тебя? — умиротворяюще спросила Ди. — Для папы не так уж легко смириться с твоим присутствием в моей жизни, и ты это прекрасно знаешь.

—  Мне тоже не просто смириться с его присутствием в нашей жизни, — резко отозвался Хьюго. — Однажды перед тобой встанет дилемма, кого из нас двоих тебе выбрать, — предупредил он.

Но Ди пробежалась пальцами по его спине, сказав, что им, мужчинам, нужно время, чтобы они стали по-настоящему хорошими друзьями. И это во многом зависит от Хьюго. Если он сможет понять отца и попытается выслушать его, даже не разделяя его взглядов, то все наладится. Но и отцу надо постараться прислушаться к желаниям Хьюго, уважать его стремления.

Необходимо подготовить благоприятную почву, и Ди надеялась, что со временем они заключат перемирие…

Позже, когда Ди была у отца, она также ощущала его враждебность по отношению к Хьюго. И только решила сделать попытку примирить отца с идеями Хьюго, раздался звонок. Пока он открывал дверь, Ди подумала, что, если ей придется выбирать между ними, она выберет Хьюго. Отец — это ее прошлое… Хьюго ее мужчина, ее возлюбленный, ее настоящее и будущее.

Сердце ее упало, когда на пороге появился гость.

Отец впервые познакомил Ди с Джулианом Коксом на прошлое Рождество. Хотя Джулиан был не больше чем на пять-шесть лет старше Ди, своей одеждой и манерами он больше походил на людей поколения отца. Ди очень не нравилась покровительственность, с которой относился к ней Джулиан, и пренебрежительное отношение к ее статусу студентки. Отец отказывался признавать его недостатки или изъяны и то и дело пел ему дифирамбы перед Ди, обращал ее внимание на его учтивость, его манеру одеваться.

Ди находила Джулиана льстивым и неприятным, но она не хотела усугублять отчуждение, появившееся между ней и отцом, и не высказывала ему свое мнение. Она знала от отца, что Джулиан работает независимым финансовым консультантом, и по его предложению Джулиан согласился войти в благотворительный фонд.

Двое мужчин, казалось, получали удовольствие от общения, и Ди чувствовала раздражение оттого, что Джулиан по-свойски садится в кресло отца и так много времени проводит в их доме. Джулиан удобно устраивался в кресле, начинал разговор с отцом, игнорируя Ди, а по окончании беседы оборачивался и неискренне извинялся:

—  О, я прошу прощения, Ди… мы, наверно, слишком наскучили тебе. Финансы вряд ли интересуют очаровательную студентку. Но думаю, что ты скрываешь от нас гений финансиста. — Он грубо захохотал от собственной шутки, и Ди раздраженно заметила, что отец тоже улыбается.

Было очень соблазнительно сказать Джулиану, что у нее нет других интересов, кроме финансов, что она руководит, и даже успешно, собственными инвестициями и значительно пополнила денежный запас.

Мужчины обсуждали благотворительный фонд отца, который он только что основал. Из того, что удалось услышать, Ди поняла: Джулиан собирается играть в нем главную роль. Ди посчитала подобную информацию тревожной.

—  А что с ним не так? — спросил Хьюго, когда она пыталась объяснить ему свою интуитивную неприязнь к этому странному типу.

—  Он, когда стоит за мной, убирает с моей шеи волосы, — вдруг сказала Ди.

—  Ди, — поддразнил ее Хьюго, — я тоже делаю это.

—  Это не то же самое, — возразила Ди. — Это делаешь ты… а я люблю тебя, но когда он прикасается ко мне… моя кожа сморщивается, в нем есть что-то такое, что мне не нравится. Я не доверяю ему.

—  Скажи это своему отцу, а не мне, — посоветовал ей Хьюго.

—  Он не слушает меня, — неловко призналась Ди. Брови Хьюго приподнялись, рот искривился, и он язвительно прокомментировал:

—  Но… как ты сама же говорила, твой отец человек сострадательный и всегда способен выслушать мнение другого. Другого, но, кажется, не твое или мое.

—  Хьюго, это несправедливо, — запротестовала Ди. — Мы с тобой говорим о совершенно разных вещах. Мой отец…

—  Твой отец ревнует, потому что ты любишь меня, — уныло подвел итог Хьюго. — И так будет продолжаться до тех пор, пока ты не признаешь этот факт. Посмотри правде в глаза.

—  Ты постоянно нападаешь на моего отца, — отбивалась Ди, — ты пытаешься надавить на меня. Хьюго, я люблю его… он мой отец, и я очень хочу, чтобы вы нашли общий язык.

—  А ему ты говорила об этом? — раздраженно спросил ее Хьюго.

Это был тот самый вопрос, который возникал у них снова и снова. Как и тема ее отъезда с Хьюго…

—  Ты все еще не сказала ему? — спросил Хьюго вечером.

—  Сказала, — устало призналась Ди.

—  И… — торопил Хьюго, — или мне отгадать?

—  Он не был счастлив, — сказала она.

—  Итак, расскажи мне, как он воспринял твое сообщение, — спросил Хьюго, растягивая слова. — Я подозреваю, что он настаивал на том, что ты растратила впустую свое время на учебу и государственные деньги, что подвергаешь себя чуть ли не смерти и что я эгоист и так далее, что мне нужно остаться дома и подыскать себе подходящую работу.

Его предположения были слишком точными, и Ди почувствовала, как ее глаза наполняются слезами досады.

—  Хьюго, он мой отец; он любит меня, — убеждала его Ди. — Когда у тебя… у нас… появятся дети, ты будешь чувствовать то же самое.

—  Может быть, я не спорю, но, уж конечно, не стану давить на них и контролировать их жизнь, — резко заявил Хьюго.

—  Когда я была там, приехал Джулиан Кокс. Слышала, как он пытался убедить отца взять его в Правление комитета.

—  И? — спросил Хьюго.

—  Я не доверяю ему, Хьюго. Есть что-то в нем…

—  Да, он скользкий тип, — согласился Хьюго. — Но не мне судить. Деньги меня никогда не интересовали.

—  Может, но это только потому, что ты в них не нуждался, — заметила Ди, пытаясь не сорваться. — У тебя было хорошее содержание. Однажды ты унаследуешь деньги, хотя и настаиваешь, что твои родители небогаты. И не надо намекать на моего отца. Он строил свою жизнь с нуля. Отец гордится, что достиг всего сам, я тоже горжусь им, и мне не нравится, когда ты с такой холодностью и высокомерием отзываешься о нем. Нет ничего плохого в том, что люди умеют делать деньги.

—  Всегда ли? — тихо спросил он. — Мой прапрадедушка заработал состояние на угле, отправляя людей в шахты, чтобы те добывали ему черное золото. На одной из шахт, принадлежащих ему, висит дощечка, где написано, что там погибло двадцать девять человек, которые, по сути, умерли ради богатства моего прапрадеда, чтобы сделать его миллионером. Он раздал их вдовам по гинее. У него, как и у твоего отца, была хорошая голова. Он умел делать деньги. Я очень часто думаю о них, о тех людях, каково это — умереть, как они.