– Спасибо, – опять проговорила она и выпила чашку до дна – чай был крепкий, как она обычно пила. – Мне ужасно жаль, что так получилось…

– Ты ни в чем не виновата, – прервал он ее жалкое лепетание, тоже сдержанно вздохнув. – Тебе надо отдохнуть, выспаться. Я сейчас пойду домой, а ты спи.

Мишель представила, что он сейчас уйдет, а завтра ее жизнь пойдет своим чередом, только без него. Он конечно же решил, что она его просто дурачит. Нет, невозможно, немыслимо, чтобы Руди исчез из ее жизни! Наверное, на ее лице отразилось отчаяние, потому что он вгляделся в нее, и его темные брови сошлись на переносице.

– Если ты свободна завтра вечером, мы можем встретиться, где ты захочешь.

Завтра? Страх предстоящей одинокой ночи, которая после встречи с ним будет многократно длиннее, холодной рукой сжал ей грудь. Мишель схватила его за руку.

– Я хочу, чтобы ты остался… сейчас.

Она сидела на кровати, напряженная как струна. Он медленно поднял руку и отвел прядь волос от ее губ. Потом так же медленно наклонился к ней, и она очень близко увидела его глаза, которые показались ей совсем черными. В следующую секунду его губы соединились с ее губами, сначала осторожно, затем более смело и уверенно.

Она зажмурилась, отдаваясь ощущениям… Его губы были нежными и нетерпеливыми одновременно. Все последствия необдуманно выпитых коктейлей улетучились, словно их и не было. Вместе с огнем, который пробежал по всем ее жилкам, Мишель ощутила могучий прилив сил и непроизвольно обхватила затылок Руди руками, чтобы продлить эти потрясающие мгновения.

Но он оторвался от нее гораздо быстрее, чем она ожидала, с какой-то торопливой решимостью. И снова повторил фразу, которая была уже совсем не актуальна:

– Тебе сейчас надо отдохнуть.

Испытывая жгучее разочарование, Мишель отодвинулась назад.

Очевидно, этот поцелуй был просто данью вежливости. А ведь там, у Винса и Люси, он просто пожирал ее страстным взглядом, тут Мишель не могла ошибиться. Но потом она сама все испортила – незачем было притрагиваться к этим дурацким коктейлям, от которых ей всегда плохо. Кстати, Люси это хорошо известно… Но если он боится, что она станет вешаться ему на шею, – он сильно ошибается.

– Да, в самом деле, меня что-то ужасно клонит в сон. Ты дверь захлопни как следует, ладно? – И она легла и отвернулась к другой стене, напряженно прислушиваясь, что происходит за ее спиной.

Он несколько секунд неуверенно топтался на месте.

– Я позвоню завтра, – услышала она его бормотание.

Потом раздались удаляющиеся в сторону прихожей шаги, потом щелкнул замок. Вот и прекрасно! Скатертью дорога. По крайней мере, большое ему спасибо, что довез ее домой… и вытеснил из головы образ Винса. А всего-то прошлой ночью она с трепетом представляла, как снова встретится с Винсом, – за этот последний год они виделись несколько раз, и эти встречи требовали у Мишель всех ее сил.

И вот прошли всего сутки, а она думала о Винсе с равнодушием и легким недоумением. И виной тому ее загадочный новый знакомый, о котором она так и не узнала никаких подробностей.

А ведь он может оказаться кем угодно – даже кровавым маньяком, подумала она с усмешкой. Но сердце подсказывало, что Руди конечно же никакой не маньяк. Впрочем, едва ли она увидит его снова… И Мишель уткнулась лицом в подушку. Если бы Даффи был с ней! Как его присутствие скрасило бы ее одиночество! Она, отгоняя от себя изо всех сил бесполезные сожаления, слушала, как грохочет под окнами поезд метрополитена, выходившего здесь на поверхность, – должно быть, последний сегодня…

4

Руди вышел на улицу и подставил лицо холодному ветру, дувшему со стороны набережной Темзы. Если бы Мишель знала, чего ему стоило уйти от нее сейчас! Но необузданное страстное желание, которое он ощутил в гостях, сменилось тревогой и жалостливой нежностью, когда в машине она с такой доверчивостью положила голову ему на плечо.

Сейчас она лежала в постели такая бледная и усталая, маленькая, как ребенок. Поцеловав ее, он понял, что должен скорее бежать, иначе потеряет контроль над собой. Руди успел заметить, как смотрел на нее этот Винс, и заметил хозяйский жест, которым он положил руку ей на плечо. А Мишель опрокидывала бокал за бокалом. Несомненно, ее связывают какие-то непростые отношения с этим красавчиком Винсом… Слишком уж демонстративно она взяла его, Руди, под руку в гостиной, когда знакомила с хозяевами квартиры.

Возможно, согласившись пойти вместе с ней на вечеринку, а потом, исчезнув тоже вместе с ней с подчеркнутой поспешностью, он уже сыграл свою роль в спектакле? Но как бы то ни было, воспользоваться ситуацией сейчас, когда она выпила лишнее, было бы нечестно, а Руди по возможности всегда старался поступать честно.

Руди перешел через пустынную улицу и остановился на другой стороне. Где-то близко прогрохотал поезд. Чтобы добраться до квартиры Джона на Флуд-стрит, придется брать такси. Эти такси за сегодняшний день истощили его и без того тощий кошелек. Ничего, он пройдется пешком – не такой уж и дальний путь. Ему не мешает немного остыть и подумать над дальнейшей жизнью. А маленькую Мишель, так неожиданно ворвавшуюся в эту жизнь, разумнее всего усилием воли выбросить из головы.

Он обогнул дом сбоку и, остановившись под каштаном, посмотрел на два окна второго этажа, выходящие в переулок, – судя по всему, это и есть ее окна. Слабый свет торшера под зеленым абажуром, который стоял у нее в изголовье, почти тут же погас – она выключила его, не вставая со своего дивана. Его сердце застучало сильно и гулко, когда он представил маленькую фигурку в голубом коротком халате, свернувшуюся в клубок на широком диване, и душу затопило мучительное и блаженное ощущение. Что это, неужели он влюблен?

Нет, это смешно. Или он забыл, чем кончилась его первая любовь, какую горькую пилюлю она ему поднесла? И разве служба в армии не сделала из него хладнокровного и насмешливого циника, как ему казалось?

Сердце никак не желало успокаиваться. Руди уже собрался решительно двинуться дальше, как вдруг заметил, что он на улице не один.

Ярдах в пятидесяти от него под следующим каштаном стоял какой-то человек и тоже смотрел на окна дома Мишель. Неужели и он высматривает окна своей дамы? Но присмотревшись повнимательнее, Руди решил, что человек не слишком годится на роль романтического влюбленного, хотя бы внешне – прежде всего, он был немолод и одет в длинное долгополое черное пальто и шляпу с широкими полями, что придавало ему комедийно-зловещий вид, а в руках держал трость с фигурной рукояткой. Скорее всего, какой-то чудак, любитель ночных прогулок.

Человек повернул лицо в сторону Руди и остановил на нем долгий неподвижный взгляд. Больше всего это лицо походило на восковую маску, но, возможно, в этом был виноват голубоватый свет фонаря, стилизованного под газовый фонарь девятнадцатого века. Человек продолжал смотреть на Руди так же пристально и бесстрастно, как перед тем смотрел на окна, и по спине Руди вдруг пробежали мурашки. И в его душу закралась тревога, и даже, пожалуй, страх. Это неподвижное лицо было странно бледным и каким-то плоским, лишенным теней, – слишком узкий рот, бесцветные брови… Возможно, при свете дня в нем не было ничего пугающего, но сейчас…

Руди сам не понимал, что на него нашло, но ему захотелось войти в освещенный подъезд, подняться к Мишель и убедиться, что у нее все в порядке. Его охватило чувство, что этот человек способен сделать что-то совсем непредвиденное, непредсказуемое. Ощущение надвигающейся опасности было таким отчетливым, что Руди невольно поднес руку к поясу, где совсем недавно у него висел нож. И тут же усмехнулся – вот он, психоз демобилизованного, о котором предупреждал командир. Надо тщательнее следить за собой.

Некоторое время они смотрели друг на друга, потом человек повернулся и не торопясь пошел вниз по Элбани-роуд, постукивая тростью.

Руди с облегчением вздохнул. Он некоторое время провожал глазами черную фигуру, пока она не скрылась в отдалении, а потом, повинуясь скорее инстинкту, чем разуму, еще час ходил взад и вперед по Элбани-роуд, не выпуская из вида освещенного подъезда Мишель. И только когда закоченел окончательно, кинул последний взгляд на ее темные окна и быстро зашагал в том же направлении, в каком удалился зловещий незнакомец, чтобы выйти на оживленную в любое время суток Хайборо-стрит, доехать до дома Джона на Флуд-стрит и поспать. А завтра утром отправиться в Рединг на встречу с отцом.

Он думал с усмешкой, что именно пуританское воспитание отца заставило его месяца три ухаживать за Беллой, прежде чем он решился поцеловать ее, а теперь уйти от девушки, которая сама попросила его остаться, и не воспользоваться случаем, посланным самой судьбой!


А Мишель в этот момент тихо отошла от окна и легла в остывшую постель. Встав, чтобы попить воды, она бросила взгляд в окно и увидела в бледно-голубом круге света от фонаря фигуру, которую безошибочно узнала. Руди! Он стоял под ее окнами и смотрел на них. Мишель в смятении отшатнулась, хотя он ни за что не разглядел бы ее сквозь опущенные жалюзи.

Он не ушел! Ее сердце забилось так сильно, что пришлось прижать к нему ладонь, чтобы немного успокоить. Боясь пошевелиться, она стояла и смотрела на Руди, и в груди разливалось тепло, словно туда проник солнечный луч. Она сама не знала, сколько они так стояли, но потом он осмотрелся по сторонам, бросил еще один взгляд на нее, надежно скрытую за жалюзи, и направился прочь. Только тогда Мишель на цыпочках, сама не замечая того, что улыбается, вернулась в постель и очень быстро заснула спокойным глубоким сном.


Когда Мишель проснулась, ее первым ощущением была радость. Она полежала немного, удивляясь себе, – уже давно она не просыпалась с подобным чувством. И тут вспомнила про Руди. Одна мысль, что он есть, что он существует, наполнила ее ликованием.

Она полежала, припоминая подробности вчерашнего дня. Когда он ушел от нее вчера, она была разочарована больше, чем могла представить, но потом увидела, как он ходит взад и вперед по тротуару перед ее домом, и это наполнило сердце пьянящей надеждой и даже уверенностью.

Разве мужчина станет просто так болтаться ночью под окнами женщины, если он равнодушен к ней?

Мишель вскочила с постели, напевая детскую песенку, и побежала в ванную. Через полчаса, отпивая горячий свежезаваренный чай, она бегло печатала на компьютере статью в экологический журнал. Уйдя из колледжа, она в свободное время продолжала собирать материал для дипломной работы и понемногу писала ее, попутно публикуя небольшие заметки. Но сегодня она то и дело отвлекалась от темы. «Он позвонит, он позвонит!» – напевало сердце, словно малиновка весной.

В общем-то в Руди нет ничего такого необыкновенного, знакомы они один день, и, если вдуматься, она о нем ничего толком не знает… Так отчего же ей сейчас так хорошо, так по-весеннему легко на сердце?

В этот момент, и правда, раздался телефонный звонок.

Мишель, словно подброшенная пружиной, сорвалась с места:

– Алло, я слушаю!

Голос в трубке был нисколько не похож на голос Руди, но знала она его очень хорошо.

– Привет, Мишель, не помешал? Ты чем-то занята?

– Привет, Винс. Сижу за компьютером. – Она уже даже не удивилась своему равнодушию.

– Вот решил тебе позвонить… сказать, что заезжал сегодня к Лоре, привез ей кое-чего из продуктов.

– Вот и хорошо сделал, очень рада за тебя. Это все, что ты хотел мне сказать? – Мишель начала немного волноваться – ведь сегодня ей должен позвонить Руди. Что, если он решит тоже позвонить утром, а у нее занято. Он подумает, что она с кем-то с утра треплется по телефону и что ей вовсе не до него. Насколько она успела составить о нем впечатление, он человек ненавязчивый.

Она принялась нетерпеливо постукивать ногой по полу.

– Я в самом деле не могу долго слушать весь ее этот вздор про фей, – говорил Винс, и в его голосе слышались несвойственные ему извиняющиеся нотки. – Это тебе он в новинку, а я им успел насытиться, – продолжал он, и его богатый модуляциями низкий бархатистый голос, который она раньше могла слушать часами, теперь казался монотонным бормотанием.

– Я должна вообще-то доделать одну работу, может быть, поболтаем в другой раз? – предложила она.

– Я… хотел встретиться с тобой. Нам нужно поговорить…

– О чем? – искренне удивилась Мишель. – Мы когда-то уже выяснили все раз и навсегда.

– Выходит, что не все. Давай сегодня на нашем старом месте?

На «нашем старом месте»? Однако! Может ли быть паб «У Джима» нашим местом, когда нас больше не существует? Есть она, и есть он, два человека, идущие по жизни разными путями.

– Сегодня я иду к родителям – у отца день рождения.

– Тогда завтра. В любое время, которое тебя устроит. Это правда очень важно.

Для тебя или для меня?

Мишель поймала себя на том, что ее вовсе не тянет с ним встречаться. А еще совсем недавно такое приглашение ужасно бы ее заинтриговало – она не смогла бы устоять, чтобы не увидеться с ним с глазу на глаз.

– Завтра едва ли я смогу. Я целыми днями очень занята.

Она услышала, как он раздраженно втянул в себя воздух.

– Со своим новым парнем?

– Работой. Ты забыл, что я работаю.

– У этого дегенерата Бойда?

– Что с тобой, Винс, ты, кажется, меня ревнуешь? – спросила она и сама поразилась своему хладнокровному, насмешливому тону. Прежде она никогда так не разговаривала с Винсом – это было бы просто немыслимо.

– А если и так, – пробормотал он, и Мишель едва поверила своим ушам.

Неужели он снова решил вернуться к старому – однажды она уже решительно отказалась продолжать с ним отношения, хотя он как-то намекнул ей, что его брак едва ли будет являться препятствием… Мишель тогда высказалась очень определенно – ничто не заставило бы ее подло обманывать Люси.

– Надеюсь, ты не станешь начинать тот старый разговор заново?

– Нет, не бойся, не стану. Но и ты брось ломаться. Не хочется об этом по телефону… Короче, я тебя буду ждать в кафешке около твоего театра! – Голос прозвучал уже по-привычному властно.

– Хорошо, только чтобы не очень долго, – согласилась наконец Мишель, главным образом чтобы поскорее освободить телефон. Но и отчасти из женского любопытства.

Что такое важное хочет сообщить ей Винс? Он давно не звонил ей сам, а если она звонила Люси домой, то, взяв трубку, он, едва сказав ей два слова, передавал трубку жене, не особо интересуясь, как у нее дела. Когда же они встречались в гостях, то болтали обо всяких пустяках, им не приходилось говорить с глазу на глаз, да никто из них и не стремился к этому.

Она повесила трубку и закончила наконец свою статью. Отправив ее электронной почтой редактору, она слегка вздохнула. Руди не позвонил пока, но впереди еще весь день. Мишель взглянула на часы и ахнула – пора спешить к родителям, а она все-таки ЗАБЫЛА купить папе подарок!

Через десять минут Мишель вылетела из подъезда и понеслась к автобусной остановке, едва избежав столкновения с мужчиной в черном пальто, который, словно кого-то поджидая, разглядывал витрину продуктовой лавки на первом этаже ее дома.


Когда отец открыл дверь Рудольфу, тому сразу бросилось в глаза, как он изменился. Постарел? Пожалуй, да. Виски определенно поседели, и уголки губ еще сильнее опустились вниз. И Рудольфа внезапно охватило щемящее чувство жалости.

– Папа… привет. Вот и я, – неловко пробормотал Рудольф и, сделав над собой совсем маленькое усилие, обнял отца.

– Руди… Вот ты и вернулся, – повторил за ним отец, слегка хлопая его по спине. – Проходи, проходи в комнату.

Они пошли в старомодно обставленную гостиную, которая притулилась в конце длинного узкого коридора. Самой современной вещью здесь был элегантный синтезатор, который был приобретен в свое время, чтобы обучать Руди, способного к музыке, фортепианной игре.

Руди обвел взглядом знакомую с детства комнату. Как странно видеть все таким, как прежде. Вот и мамино бархатное кресло стоит на том же самом месте, и на сиденье лежит вышитая подушечка.

– Мы вчера все огорчились, что ты не приехал.

Руди привычно почувствовал себя виноватым, но раскаяния не испытал.

Два года назад отец категорически не принял его решение бросить университет и поступить на контрактную службу в армию. Они расстались не очень хорошо. Тогда Рудольф не хотел слушать никаких уговоров – он чувствовал только, что не может продолжать жить прежней жизнью и хочет оказаться за тридевять земель от всех, кто знал о его разрыве с Беллой. Прежде всего, конечно, от самой Беллы. Они с отцом наговорили друг другу много неприятных вещей, и Рудольф уехал, так толком с ним и не помирившись.

Сейчас Рудольф приготовился к тому, что отец станет долго выговаривать ему за то, что он не приехал вчера, но ошибся. Оказавшись на кухне, отец повернулся и с жадностью вгляделся в его лицо.

– Как ты возмужал. А как нога? Это же счастье, что все обошлось. Я так рад, сынок.

Он неловко затоптался у стола, и Рудольфу стало стыдно за то, что он и сегодня утром не спешил – оттягивал встречу. Отец вел себя совсем не так, как ожидал Руди.

– Нога гораздо лучше – хожу уже без палки. И… я тоже очень рад тебя видеть, папа.

Сейчас он мог взглянуть на происшедшее глазами отца и понимал, насколько тот был расстроен его решением бросить университет. Сам отец считал себя неудачником – он работал учителем в школе и не слишком любил свою работу. Много лет назад, когда умерла мать Джона и Рудольфа, у Алана Хаммера, молодого и подающего надежды ученого-историка, совершенно опустились руки, он начал пить, вынужден был бросить ответственную должность в Британском музее и долго боролся с пагубной привычкой.

В конце концов он все же сумел взять себя в руки, но теперь ему было глубоко наплевать на свою карьеру – только жена его вдохновляла. Он устроился учителем истории в государственной школе и все свои упования возложил на двух сыновей. Младшего сына ожидала карьера юриста в преуспевающей фирме, и Алан страшно этим гордился.

Она сели за маленький круглый столик с потертой столешницей.

– Чаю? Пива? Или ты теперь пьешь что-то покрепче?

– Спасибо, папа, мне просто чаю. С лимоном, если можно.

– Ну… расскажи, как ты там? Ведь совсем ничего не писал, никаких подробностей, – попросил отец как-то робко.

– Я расскажу папа, обязательно расскажу, – сказал Рудольф и добавил неожиданно для себя: – Я только хочу сказать тебе, что был тогда не прав. Не стоило мне бросать учебу. Теперь все видится в ином свете.

– Ну что ты, Руди, – заторопился отец – признание сыном ошибки явно привело его в замешательство. – Тогда ты просто не мог поступить иначе. Женщины, они и не до того доведут, они над нами большую власть имеют… Ну, не будем об этом.

– Нет, папа, если хочешь, можем поговорить. Теперь все прошло, понимаешь? Сейчас мне кажется, что все случилось к лучшему – то, что у меня не вышло с Беллой. Мы не подходили друг другу. Она не так уж передо мной виновата. Я, должно быть, слишком много себе нафантазировал.

– Ты у меня всегда был добрым мальчиком, – вздохнул отец. – Вот твой мобильник – Джон просил меня передать его тебе, ты забыл его в машине. Ну как ты решил – будешь заканчивать университет?

– Да. Но до осени поработаю у Джона – надо же поддержать его. – Джон был не слишком удачливым предпринимателем. Он уже пытался стать фермером, но, несмотря на все их с Эмми старания, куры редкой австралийской породы упорно болели и не желали нестись. – И моя специальность как раз пригодится – я же в армии стал автослесарем.