Тем не менее даже в Америке взаимосвязь богатства и власти далека от идеала. А потому нужно обратиться к рассмотрению иных источников власти. Самая суровая — и самая грубая — форма социальной власти состоит в принуждении, в применении силы или угрозе ее применить. Американцы, привычные к принуждению — скажем, армейские генералы и офицеры полиции, — обычно целиком и полностью подчиняются другим формам власти. Исключения вроде Дж. Эдгара Гувера, первого и наиболее влиятельного директора ФБР, встречаются редко.
Второй вид власти — это богатство (или, обобщая, накопленные материальные ресурсы). Состоятельные люди могут нанимать других, чтобы те выполняли их пожелания (до определенных пределов).
Третий, более утонченный вид власти — бюрократический или административный. Современные люди принадлежат ко множеству различных организаций. У нас есть множество «начальников», чьим распоряжениям мы обычно следуем. Конечно, здесь тоже присутствует элемент принуждения, поскольку невыполнение распоряжений чревато увольнением, штрафами или арестом. Но чаще всего мы выполняем приказы, просто подчиняясь социальным нормам. Боссы разных уровней обладают разной властью, причем степень последней возрастает по мере укрупнения организации и положения в организационной иерархии.
Четвертый (и самый «мягкий») вид власти — идеология, сила убеждения. Мягкая сила, или убеждение, чрезвычайно могущественна, способна подчинить множество людей. Тут мы сталкиваемся со множеством влиятельных персон, будь то известные «публичные интеллектуалы», обозреватели крупных газет или, в последнее время, блогеры из социальных сетей с миллионами подписчиков.
Итак, на этот простой вопрос — кто принадлежит к элите? — не существует простого ответа. Человеческие общества представляют собой сложные системы, и попытка описать движение социальной власти посредством чрезмерно упрощенной схемы будет поэтому контрпродуктивной. Моя же задача заключается в том, чтобы сделать мою теорию как можно более простой, но не упрощать до предела 5.
Игра в стулья на повышение
Пытаясь осмыслить так называемое элитарное поведение, мы сразу обнаруживаем несколько уровней сложности. Во-первых, с точки зрения богатства между элитой и «неэлитой» строгого разграничения нет. «Десятипроцентники» (условные сегодняшние долларовые миллионеры) лучше контролируют собственную жизнь. «Однопроцентники» (грубо говоря, мультимиллионеры) имеют больше власти над жизнями других людей. Те, у кого сотни миллионов, и миллиардеры обладают еще большей властью. Но четкая граница между «однопроцентниками» и «десятипроцентниками» отсутствует, ибо распределение доходов представляет собой плавную кривую. При этом не имеется существенных различий в социальных установках между «однопроцентниками» и «десятипроцентниками» или между «десятипроцентниками», децилем [Дециль — в статистике и социологии единичный фрагмент распределения набора данных на 10 подразделов, десятая часть общей совокупности.] с самым высоким доходом, и следующим за ним децилем. В главе 3 мы увидим, что иной способ разграничения социальных групп — с точки зрения образования (те, у кого за спиной четыре года обучения в колледже, против тех, у кого этого опыта нет) — гораздо важнее для понимания разнообразия жизненных траекторий и социальных установок .
Во-вторых, представители элиты, как правило, специализируются на различных видах социальной власти: генералы, адмиралы и начальники полиции распределяют принуждение; руководители корпораций и богачи обладают экономической властью; сенаторы и федеральные министры отправляют власть административную, а телеведущие и влиятельные блогеры занимаются убеждением. Всякое влияние предполагает собственную иерархию власти. Наиболее отчетливо это проявляется в цепочке командования военных, но свои иерархии есть и у более мягких разновидностей власти.
Третий уровень сложности возникает, когда мы спрашиваем — как создаются элиты? Чтобы понять перепроизводство элиты, нужно разобраться в социальном воспроизводстве элит, выяснить, что с ними происходит на протяжении времени.
Давайте различать тех, кто уже занимает элитные позиции (устоявшуюся элиту), и тех, кто хочет занять такие позиции (претендентов). Претенденты на элиту различаются в зависимости от того, какую именно власть они хотят получить и к какому уровню стремятся. Например, большинство лейтенантов жаждет стать майорами, а большинство майоров метит в однозвездные генералы, тогда как последние мечтают о дополнительных звездах на погонах. Точно так же «декамиллионеры» (с десятками миллионов долларов) хотят стать сантимиллионерами (с сотнями миллионов), а те, кто уже заработал свои первые 100 миллионов долларов, стремятся попасть в миллиардеры.
Далеко не все обращают помыслы на обретение власти, но претендентов всегда больше, чем «властных» должностей. Неизбежно находятся те, кто пытается, но не может получить власть, — это несостоявшиеся претенденты на элиту. Перепроизводство элиты возникает, когда спрос на руководящие посты со стороны претендентов значительно превышает предложение. Давайте пока сосредоточимся на связи между богатством и политикой и посмотрим, как может развиваться здесь перепроизводство элиты.
С 1980-х годов число сверхбогатых в Америке — тех, кто сто`ит не менее 10 миллионов долларов, то есть «декамиллионеров», — начало быстро расти 67. В 1983 году насчитывалось всего 66 000 таких людей, а в 2019 году (последнем, для которого имеется надежная статистика) их количество увеличилось более чем в десять раз — до 693 000 человек. Это не следствие обесценивания доллара; для уточнения принадлежности к этой группе мы берем за основу стоимость доллара в 1995 году. За указанный период общее количество интересующих нас лиц выросло на 53 процента, так что в пропорциональном отношении «декамиллионеры» (ранее 0,08 процента) теперь составляют 0,54 процента от общей численности населения.
Аналогичный рост состояния богачей отмечается и ниже в «пищевой цепочке». Если число «декамиллионеров» увеличилось в десять раз, то количество людей с состоянием 5 миллионов долларов и более увеличилось в семь раз, а количество простых миллионеров увеличилось в четыре раза. В целом чем выше уровень состояния, на которое мы смотрим, тем больше оно выросло за последние сорок лет.
На первый взгляд увеличение числа богатых людей не внушает опасений, не правда ли? В конце концов, стремление разбогатеть — неотъемлемая часть американской мечты. Но у этой хорошей новости есть отрицательные последствия. Во-первых, раздувание класса сверхбогатых происходит за счет благосостояния остального населения. Пока число сверхбогатых увеличивается, доходы и богатство типичной американской семьи сокращаются. (Более точный термин для «типичного» богатства — «медиана», распределение богатства на равные половины; экономический упадок американских рабочих станет главной темой главы 3.) Это расхождение между финансовым благополучием простых американцев и богатой элиты привело к быстрому нарастанию экономического неравенства, о котором много говорят в последние годы.
Вторая проблема не столь очевидна и менее понятна 8. Когда социальная пирамида становится шаткой, это сулит малоприятные последствия для стабильности наших обществ.
Чтобы понять, почему это так, обратимся к игре. В мюзикле «Эвита» группа аргентинских офицеров играет в «музыкальные стулья». Все происходит следующим образом: звучит музыка, офицеры движутся вокруг стульев; когда музыка замолкает, каждый игрок должен найти свободный стул и сесть. Однако игроков больше, чем стульев, поэтому тот бедолага, которому не удалось занять стул, выбывает. Затем игра возобновляется, причем «лишний» стул убирают. В итоге остается единственный победитель. В «Эвите» им стал полковник Хуан Перон, который позже в мюзикле (как и в реальной жизни) сделался президентом Аргентины и основателем Перонистской партии.
В элитной игре претендентов, или, для краткости, в «игре на повышение», мы не уменьшаем количество стульев в каждом раунде, а увеличиваем количество игроков. Игра начинается так же, как в «музыкальных стульях», и десять стульев олицетворяют власть (например, политические посты). В первом раунде одиннадцать игроков (претендентов) сражаются за места. Десять победителей входят в устоявшуюся элиту, а проигравший становится разочарованным претендентом. В следующих раундах мы увеличиваем количество игроков, в итоге удваивая, а затем утраивая их число, тогда как стульев по-прежнему десять. Количество победителей остается прежним, но количество разочарованных претендентов возрастает — с первоначального одного до десяти, а затем до двадцати. Вообразите градус хаоса и плотность конфликтов по ходу игры! (Я бы не советовал играть в эту игру на дне рождения ребенка.) Существует также своеобразный «эффект усиления»: когда мы увеличиваем количество претендентов в два, а затем в три раза, число неудовлетворенных увеличивается в десять, а затем в двадцать раз. (Это общая черта перепроизводства элит.)
В теории игр, разделе математики, изучающем стратегические взаимодействия, игроки должны разрабатывать выигрышные стратегии в рамках заданных правил. Но в реальной жизни люди постоянно нарушают правила. По мере роста числа претендентов на одну из руководящих должностей некоторые неизбежно решают расширить правила. Например, можно замедлить шаг у стула или даже остановиться и подождать прямо возле него, пока не смолкнет музыка, отпихивая при этом других претендентов. Поздравляю, вы только что стали контрэлитой — тем, кто готов нарушать правила, чтобы преуспеть в игре. К сожалению, другие игроки быстро спохватываются, и вскоре у каждого стула собирается целая толпа, так что неминуемо приближается этап кулачного боя, когда все ввяжутся в схватку друг против друга. Это хорошая модель для понимания последствий перепроизводства элиты в реальной жизни.
