— Я много читаю.

— Хм... — Мак рассеянно почесал затылок. Чем больше она рассказывала о себе, тем больше ему хотелось узнать о ней. — Итак, ты все продала, села в свой грузовик и направилась... куда?

— Тогда для меня это не имело значения... Теперь, я думаю, тоже. По правде говоря, я направлялась на запад, но, очутившись на перепутье, свернула направо, так как в левой стороне было очень интенсивное движение. А право означало север. Была середина июля, стояла невыносимая жара, поэтому я все время держала курс на север. Сначала Сиэтл, Британская Колумбия, потом северные штаты Миннесота, Нью-Йорк, Мэн, доехала до Бар-Харбора, затем повернула на юг, так как наступали холода. К ноябрю уже была где-то около Джорджии. Ту зиму я провела на юге, отдохнув от снега, затем, когда потеплело, снова направилась на север. Все происходило словно по замкнутому кругу.

— Такое впечатление, что ты рассказываешь о стаде, которое перегоняют с места на место.

— Да, похоже, — засмеялась Сара.

— Но стадо перемещается в поисках пищи, травы. Ну а ты? Зачем ты переезжаешь с места на место? — Он внимательно смотрел на нее, а она в свою очередь не сводила глаз с дороги, вслушиваясь в скрип колес.

— Это неважно. Я не преследую никакой цели. — Ее голос звучал уверенно. Он догадывался, что она уже задавала себе этот вопрос раньше. — Пока мне не придется заполнять список очередных неотложных дел, пока я жива, я счастлива. Никакого распорядка дня, необходимости выполнять что-то, никакой ответственности, никого, кто бы зависел от меня.

— А как насчет дочери? Как может разместиться семья в этом фургончике, предназначенном для одного человека?

— Лаура? — вздохнула она. — Лаура уже взрослая женщина. У нее есть хорошая работа, собственная квартира. Ну а мою жизнь она воспринимает как личное оскорбление.

— Она тебя не одобряет?

— Мягко сказано. Она считает меня чокнутой, у которой кризис среднего возраста. А я всегда взрываюсь, когда она начинает ко мне придираться. По ее мнению, мое место — около плиты.

— Понятно, — уклончиво произнес Мак. Чувствовалось, что он устал.

— Что ты хочешь этим сказать? — Она прищурилась от яркого солнечного света. — Ты тоже считаешь меня чокнутой?

— Я не говорил этого, — увильнул он, — но ты должна понять, что это не твой стиль жизни.

— Неужели тебе не хотелось послать все это к черту, — произнесла она, обведя рукой окрестности Вайоминга, — неужели не хотелось просто отправиться в тропики?

Хотелось ли ему когда-нибудь бросить все это? Мак призадумался над ее словами. Было время, когда его оставила жена и он безмолвно сидел за ужином, глядя на своих мальчишек, еле сдерживающих слезы и пугающихся каждого звука; когда готовил жаркое в кастрюле, покрытой копотью, а в раковине лежала груда грязной посуды. Неужели он мог все это бросить?

— Я живу тут всю свою жизнь, — пожал он плечами. — Мой отец и дедушка здесь родились. Мой прадедушка приобрел землю. — Он покачал головой. — Я не могу себе представить, что сумею жить где-нибудь еще, и не хочу этого.

Сара, помолчав, сказала:

— Ты счастливчик.

— Да, я счастлив.

Мак был уверен в этом. Возможно, он и привязан к земле, но эти узы, казалось, были желанными, и он убеждался в этом каждый раз, когда работал на земле, когда выжигал родовое клеймо на ревущих животных в стадах, когда делал прорубь во льду. Каждый раз, когда надевал ботинки, натягивал перчатки, шляпу или со стуком захлопывал сетчатую дверь, которую захлопывали четыре поколения Уолласов, он чувствовал, что еще сильнее позволял связывать себя этими узами.

— Я не хочу сказать, что сельским хозяйством должны заниматься все, — быстро добавил он. — Моя бывшая жена тоже не любила это. Работа здесь тяжелая, денег мало и зимы противные.

— Но тебе нравится?

— Да.

— А ей не нравилось?

— Нет. — Он знал, что Сара ждет от него продолжения. Но ему не хотелось ничего добавить к сказанному. Он не любил говорить о Ронде. Он не любил думать о Ронде.

— Ах вот как, значит, я должна тебе все о себе рассказать, а ты собираешься молчать? Я с этим не согласна.

— Ну хорошо, спрашивай. — Он вздохнул с облегчением, когда понял, что Сара не собирается задавать вопросы о его бывшей жене. Он не любил говорить о своей женитьбе. Эта тема была для него запретной. Она приносила боль и страдание.

— Хорошо, — сказала она. — А что значит «Мак»?

— Маккензи.

— Маккензи Уоллас. Звучит прекрасно.

— Эту фамилию носило всего несколько поколений, но отец гордился ею. Единственный ребенок в семье, он был уверен, что я продолжу этот род. В то время как ты... — он внимательно посмотрел на нее, — я хочу сказать, что ты из древнего английского рода.

— Почему ты так решил?

Рука, которая до сих пор лежала на спинке сиденья, осторожно потянулась к ее щеке, и он плавно провел пальцами по ней.

— По твоему нежному персиковому цвету лица, который можно сравнить только с лепестками роз.

— Пальцы Мака медленно скользнули к ее уху, и этот в общем-то особенно ничего не значащий жест вызвал в нем неожиданную реакцию. Его пульс участился, и он полностью забыл о своей боли. Ему захотелось погладить ее шею, ямочку на ней и скользнуть глубоко под вырез ее футболки... Однако он отдернул руку и крепко сжал пальцами обитое войлоком сиденье. Боль в ноге вернула его к действительности: тупая боль временами сменялась сильной пульсирующей. Но стон, который вырвался у него, говорил не о физической боли, а скорее о желании обладать Сарой. Он прокашлялся и попытался заговорить спокойно, скрывая те чувства, которые возникли у него при прикосновении к ее шелковистой коже. — Ты знаешь, что раньше англичане и шотландцы были злейшими врагами? И могу поклясться: мои и твои предки ненавидели друг друга.

Щеки Сары порозовели, но голос был спокойным.

— Я слышала. И они точно бы не одобрили мое содействие врагу. Хотя стоит признать, что именно мой грузовик стал причиной твоих бед, и таким образом получилось, что я как бы отомстила за Англию.

— Да, это был хороший удар. — Он указал на скопление домов, когда их грузовик поднялся на холм. — Поверни налево около дорожного знака «Стоп», и как раз за школой будет больница.

Через минуту они уже подъезжали к маленькому одноэтажному зданию, построенному из шлакоблоков и выкрашенному в стерильно белый цвет. Сара припарковала машину как раз перед двустворчатой дверью, проигнорировав специально отведенное для парковки место, обозначенное желтыми полосками.

— Жди здесь. Я пойду за помощью.

Сара выскочила из грузовика и скрылась в здании. Она вернулась почти сразу же, за ней следовала медсестра, везя перед собой каталку.

— Добрый день, Сьюзи. Как ты? — поздоровался Мак.

На медсестре был обычный белый халат, поверх которого она накинула свободный свитер. Она была полной и высокой, и на голове у нее было множество кудряшек, как у овечки. Видимо, она недавно сделала химию.

— Ты все худеешь? — спросил он. — Клянусь, ты скоро исчезнешь на моем фоне.

— Тебе не удавалось поддеть меня, когда ты был еще мальчишкой, не удастся и теперь. Давай вытряхивайся оттуда побыстрее.

Мак даже не представлял себе, какую невыносимую боль могло вызвать малейшее движение. Его хлопчатобумажная рубашка была вся мокрая от пота к тому времени, когда он втиснулся в коляску. Он глубоко вздохнул, чтобы прийти в себя, и взглянул на Сару. Она стояла перед ним около своего грузовичка робкая и такая растерянная, готовая как Майкл, расплакаться.

— Спасибо, — проговорил он, пытаясь бодро улыбнуться.

Она кивнула:

— Не за что.

Пауза затянулась, пока Мак пристально смотрел в ее ласковые серые глаза, вдруг осознав, что не хочет с ней прощаться.

— Доктор ждет тебя, — сказала Сьюзи, отпустив тормоз на коляске, — он не любит делать перерывы в работе, так что поехали быстрее. — И она резко развернула каталку к двери.

— До свидания, еще раз спасибо.

Каталку подкатили к входу, и в стеклянной двери Мак смог разглядеть отражение Сары. Он видел, как она обошла свой грузовик, и наблюдал за ней, пока двери больницы не открылись и ее отражение не исчезло.

Часа через два Сара снова припарковала свою машину около больницы. Вместо того чтобы ехать дальше по шоссе, она купила с лотков, не выходя из машины, гамбургер и медленно выехала на главную улицу Датч-Крика, служащую воротами в Йеллоустонский национальный парк. Миниатюрные статуэтки в виде бычков, яркие разноцветные камешки расхватывались туристами так же бойко, как и футболки.

Она, выйдя из машины, прошлась по магазинчикам, где продавалось все, начиная с йогурта и кончая фаянсовой посудой, и села передохнуть на скамейку на безлюдной спортивной площадке под тенью тополя. Все это время Сара думала о Маке. Спустя полтора часа, которые Сара провела в размышлениях, она вернулась к своему грузовику и поехала к больнице. Она чувствовала за собой вину и решила перед отъездом повидаться с Маком. Конечно, это никак не было связано с тем, что его рука на какой-то миг задержалась на ее лице, что его огрубевшие пальцы нежно гладили ее кожу. Ей просто хотелось удостовериться в том, что он уже вышел из больницы и отправляется к себе домой. Ей потребуется совсем немного времени, чтобы убедиться в этом. И она еще до ночи успеет добраться до Джэксона.

Однако, когда Сара вошла в больницу, около регистрационного стола никого не было и она не обнаружила кнопки звонка на том месте, где было написано: «Пожалуйста, позвоните». Перед ней тянулся длинный коридор, его освещали флюоресцентные лампы, а стены были окрашены в зеленый цвет. Она пошла по коридору в надежде увидеть хоть какую-нибудь медсестру.

Пройдя несколько шагов, Сара услышала голос Мака, который доносился из открытой двери в конце коридора. Она заглянула внутрь комнаты. Узкая, приподнятая с обоих концов больничная кровать занимала почти всю комнату, которая и так была слишком маленькой. А Мак занимал всю кровать. Бежевый халат на нем доходил только до колен, и первое, что бросилось ей в глаза, — это нога, загипсованная от середины икры до кончиков пальцев. А следующее, что она увидела, была капельница, присоединенная к его руке.

А сам Мак кричал в микрофон, расположенный на металлической панели в стене у его изголовья. Свободной рукой он держал провод с кнопкой на конце и со злостью тыкал в нее большим пальцем.

— Сьюзи! Я говорю тебе в последний раз! Я хочу домой!

В ответ Сара ясно услышала раздраженный голос медсестры, как эхо раздающийся из панели:

— Ты не можешь идти домой, Мак. Угомонись, я скоро сделаю тебе еще один укол. И перестань нажимать на звонок.

— Дети остались дома совсем одни. Я не могу здесь просто так лежать. Я должен сегодня быть дома.

— Послушай, я позвоню Свенсонам и попрошу Либби их проведать...

— Они в Чейеннах...

— На собрании скотоводов...

— Да, да, — прервал он. — А теперь принеси мне мою одежду и ботинок, который доктор не изуродовал, и...

— Мак, доктор приказал всю ночь не сводить глаз с твоей ноги. И я не могу.

— Я могу побыть с ними.

Мак резко повернул голову, услышав голос Сары.

— Что это было, Мак? — спросила Сьюзи по внутренней связи.

— Минутку, Сьюзи. Я позвоню тебе позже.

— Если ты еще раз нажмешь на звонок, я...

Мак щелкнул выключателем на стене, не дав Сьюзи закончить предложение.

— Привет. — Он посмотрел на Сару без удивления. — Я думал, ты уже уехала.

— Я вернулась, — не вдаваясь в подробности, ответила она.

— Вот как! — Он замолчал. — Ты знаешь, этот проклятый доктор разрезал мой ботинок. Он же был из настоящей слоновой кожи. Такие ботинки невозможно просто так пойти и купить.

— Мне очень жаль. Они действительно были просто великолепны.

— Да, черт побери. А теперь меня хотят напичкать обезболивающими таблетками и целую ночь сидеть рядом и вливать по капле лекарство.

— Мак, я действительно могу поехать на ранчо и посидеть с твоими детьми, — сказала Сара. А почему бы и нет? Что собой представляла сейчас ее жизнь? Никаких расписаний, никаких неприятностей, никакого отчета ни перед кем. И неважно, когда она доберется до Йеллоустона, ведь она поможет тому, кто ее выручил. — Кроме того, я все еще твоя должница. Я могу присмотреть за детьми сегодня, а завтра утром забрать тебя домой, и таким образом мы будем в расчете.

— Я не могу позволить, чтобы ты занималась моими проблемами. — Мак со злостью пнул матрас. — Должен же быть кто-нибудь, кто не поехал в Чейенны на выходные.

— Вообще-то ты бы меня только выручил, — сказала она, — так как в такое позднее время нелегко найти место на платной стоянке. А мне где-то надо заночевать.

— Твое предложение делает тебе честь, но... — Мак заколебался, и Сара с удивлением заметила смятение на его лице. Она все поняла — ведь она посторонний для него человек. Как она могла подумать, что он разрешит ей присматривать за детьми! Ведь он знает ее всего несколько часов.

— Ладно, не стоит оправдываться. Я бы на твоем месте чувствовала то же самое. — Сара на минуту замолчала. — Я хочу сказать, почему бы мне не позвонить Сайресу в университет, он бы поручился за меня.

— Любой друг Сайреса — это и мой друг. — Мак призадумался. — Впрочем, неплохая идея. А сейчас, знаешь, у меня единственное желание — это поспать: наверное, так действует на меня морфий. Ни о чем другом я и думать не могу.

Мак выглядел усталым, смертельно усталым, с темными кругами под глазами. Сара взяла телефон, стоявший у кровати, и набрала номер давнего и любимого друга бывшего мужа.

— Сайрес? — Ей было приятно услышать его голос после первого же гудка. — Ты не поверишь, с кем я познакомилась в Датч-Крике.

— С Маком Уолласом, — сразу же ответил он с блестящим английским акцентом. Поняв, что она от удивления не может вымолвить ни слова, он сказал: — Моя дорогая, в том штате проживает всего несколько сот человек, так что не трудно было догадаться.

Она засмеялась. С Сайресом ей всегда было легко. Она вкратце рассказала ему о случившемся, затем передала трубку Маку:

— Он хочет поговорить с тобой.

Сара слышала только половину разговора. При этом Мак несколько раз рассмеялся, и она могла только представить, что Сайрес рассказывал о ней.

— Хорошо, Сайрес, — сказал Мак. — Я буду иметь в виду. Очень рад, что поговорил с тобой. Дети с нетерпением ждут твоего приезда в августе.

— Итак? — спросила Сара, когда Мак закончил разговор.

— Сайрес сказал, что ты в здравом уме, так сказать, разумная женщина. И он бы доверил своих детей тебе в любую минуту — если бы таковые у него имелись, — более того, он убеждал меня немедленно на тебе жениться.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

— Что он сказал?!

— Вот его точные слова: «Пожалуйста, сними эту милую малышку с ее отвратительного грузовика и женись на ней immediatus, что в вольном переводе с латыни означает «без промедления».

— О, если твоя латынь так же хороша, как и моя, то это может означать «когда рак на горе свистнет».

Мак усмехнулся.

— Сайрес уже много лет пытается снова меня женить. Он уверяет: мне чертовски повезло, что случай привел тебя в мой гараж, а дареному коню в зубы не смотрят.

— Выходит, дареный конь — это я? — Сара постаралась, чтобы ее слова прозвучали насмешливо, хотя сердце ее учащенно забилось, когда она услышала столь необычное предложение Сайреса.

— На самом деле я слегка перефразировал его слова. Я отключился, когда он начал цитировать Юлия Цезаря. — Дальше Мак продолжал уже без улыбки: — А если серьезно, Сайрес сказал, что я должен просто ухватиться за твое предложение присматривать за моими детьми. Итак, я хватаюсь за него — так быстро, как позволяют сложившиеся обстоятельства. Я действительно хочу поблагодарить тебя за помощь.

— Не стоит благодарности. Как сказал один господин, когда бесплатно заменил мне шланг, это по-дружески.

Его взгляд потеплел, и Сара почувствовала безмерную радость от его признательности. Возможно, она сделала нечто более удивительное, чем предложила посидеть с детьми в обмен на место на стоянке.

Она не могла оторваться от его синих глаз, и ей казалось, что в них читалось нечто, идущее не от самого Мака, а от морфия. И оттого вдруг узкая больничная койка показалась ей достаточно широкой для двоих, если только тесно прижаться к Маку. Смутившись, Сара сняла телефонную трубку и протянула ее Маку.

— Послушай, позвони детям и скажи им, что я вернусь — с пиццей.

— Они любят пиццу с пеперони.

— Поняла.

Ей было сейчас так же тяжело расставаться с ним, как и на стоянке.

— Могу я для тебя еще что-нибудь сделать, пока я здесь? Мне кажется, медсестра действительно всерьез предупреждала, чтобы ты больше не прикасался к кнопке звонка.

— Не буду, если в твоем фургончике случайно завалялся ботинок из слоновой кожи.

— К сожалению, там только я и мой клеоме, помнишь?

— Ну что ж, тогда увидимся завтра. — Он произнес это таким тоном, что фраза прозвучала скорее как вопрос, который так и остался висеть в воздухе.

В маленькой больнице было пустынно и тихо: ни телефонных звонков, ни повизгивания каталок, ни снующих по коридорам санитаров, ни шума хлопающих дверей.

— Я спрошу, в какое приблизительно время тебя смогут завтра отпустить. А теперь постарайся немного поспать.

Порывистым движением она схватила Мака за руку, сжала ее, чтобы хоть немного приободрить его, и слегка коснулась губами его щеки. Но от прикосновения к упругой и теплой коже с едва показавшейся щетиной, уколовшей ее нежные губы, Сара испытала такое чувство, которое застало ее врасплох. Она резко выпрямилась и отступила от койки. Пробормотав «спокойной ночи», Сара быстро вышла из палаты, уже не ища предлога, чтобы задержаться: сердце ее бешено колотилось. Через час она добралась до ранчо. По деревянным ступенькам поднялась на крыльцо, стараясь удержать в руке две большие плоские коробки с пиццей. Сара неловко стукнула в дверь носком теннисной туфли, ей открыл Майкл.

— Привет, заходите. — Он взял у нее коробки и вежливо посторонился, давая пройти. Его старший брат с еще мокрыми после душа волосами стоял на кухне. Якоб посмотрел на нее немного настороженно. Сара была уверена, что мальчики предпочли бы видеть на ее месте Либби — это имя всплывало всякий раз, когда Маку требовалась помощь, — а не какую-то незнакомку, свалившуюся к ним невесть откуда. В этом возрасте им уже не нужны взрослые, которые следят, почистили они на ночь зубы или нет, поэтому Сара поспешила уверить ребят, что не будет вмешиваться в их личную жизнь.

— Я только хотела привезти вам пиццу. — Она стояла на пороге. — Ваш отец сказал, что вы любите пиццу с пеперони.

Они кивнули и вежливо улыбнулись.

— Я устроюсь на ночь в своем домике. — Она уже повернулась, чтобы уйти. — Но если вам, молодые люди, что-нибудь будет нужно, не стесняйтесь и смело стучите в дверь.

— А вы разве не хотите попробовать пиццу? — спросил Майкл, явно удивленный.

Сара покачала головой.

— Я съела гамбургер в Датч-Крике. Ну что ж, спокойной ночи.

— Но отец велел нам постелить чистые простыни на кровати для гостей, — выпалил Майкл. — И мы даже заменили полотенца в ванной.

— Это было очень мило с вашей стороны, но... — Она еле сдержала улыбку.

— Ну, хотя бы зайдите на чашечку кофе, — предложил Якоб. — Папа велел нам приготовить его для вас. Мы заварили целый кофейник, а Майк и я не любим кофе.

— Спасибо. — Сара шагнула на кухню. — От чашечки кофе я, пожалуй, не откажусь.

Якоб положил коробки с пиццей на большой стол для разделки мяса, а Майкл извлек на поверхность две чашки.