Он вытащил из кармана скомканный носовой платок, вытер глаза и высморкался. «О Господи, Боже милостивый, благослови мою дорогую Сару и дай мне силы все выдержать», — молча взмолился он.
Тесть резким щелчком расстегнул свой ремень безопасности и медленно извлек из машины грузное тело. Алан был благодарен за общество этого любезного журналиста, ибо он знал, какая печаль терзает и Губерта Уэнтуорта. Против их воли двое мужчин оказались связанными общими узами: много лет назад этот мужчина трагическим образом потерял жену. А теперь — свое единственное дитя.
В памяти Алана продолжали жить эти картины. Вот нож хирурга вскрывает тело Сары у пупка, и за скальпелем тянется полоса крови. Медсестры растягивают располосованную кожу, и хирург запускает в разрез руки в перчатках. А затем поднимает в воздух скользкое извивающееся существо, за которым тянется длинный белый шнур.
Их ребенок! На свет появился их ребенок! Бог все сделал правильно!
И затем молчание.
Нет. О Господи, прошу Тебя, нет.
Крохотное человекоподобное создание, облепленное влажными кровавыми потеками, трепыхалось, как рыба на крючке. Это была масса бесформенной плоти, пустая кожаная оболочка — ни носа, ни рта, только один глаз, косо всаженный в центр того места, где должен быть лоб.
И — благодетельное забытье.
Машина остановилась у обочины. Во всех остальных домах горел свет, за окнами было видно мерцание телевизионных экранов; двое ребятишек на роликах гоняли по мостовой. Жизнь продолжала течь своим чередом, и, когда они подошли к входной двери, их обдало порывом холодного ветра с дождем. Дверь в доме была в стиле времен короля Георга, зеленого цвета, с медным дверным молотком — выбор Сары.
Алан был благодарен своему тестю за молчание. Он знал, что после похорон он должен пригласить всех к столу, организовать поминки, как их называют. Но такого рода делами всегда распоряжалась Сара. Она отлично знала, как организовывать такие приемы, и казалось, только вчера они сидели бок о бок, составляя список гостей на свадьбу и подписывая приглашения. У него просто не хватит сил сегодня в этом доме встречать те же лица.
Да просто войти в крематорий оказалось для него суровым испытанием; в нем была масса народу, и большинство лиц он не мог узнать. Показались несколько родственников, которых он едва знал, — но, кроме них, с его стороны больше никого не было. Кроме матери, прикованной к постели, которая была не в состоянии покинуть частную лечебницу, у него не осталось в живых родственников. Отец скончался около десяти лет назад.
Сочувствие. Черт возьми, что толку в сочувствиях? Он вставлял ключ в замок, а видел медные ручки гроба на катафалке; даже они не были подлинными, а пластиковыми, искусной имитацией под медь. Подделка, иллюзия — в соответствии с правилами: «Чтобы не нанести вреда окружающей среде», — как объяснил ему гробовщик. Он смотрел, как за гробом медленно смыкался синий бархатный занавес, скрывая его Сару. Слышал жутковатый электрический гул. Затем музыку, любимое произведение Сары — «На крыльях голубки». Он еще подумал, кто мог это знать, кто заказал…
Холл негостеприимно встретил их. Когда они закрывали за собой дверь, завывающий ветер, казалось, последовал за ними и продолжал дуть, прорываясь откуда-то сверху. Алан включил свет, и наверху хлопнула дверь.
Оба они посмотрели друг на друга, и груз скорби как-то оставил их, когда они уставились в темноту лестничной площадки. Губерт Уэнтуорт твердо положил руку на плечо зятя.
— Ты… мм… должно быть, оставил открытым окно.
Алан сглотнул комок в горле, не в силах оторвать взгляд от вышитой надписи в рамке на стене: «Господь да благословит этот дом». Да, конечно, открытое окно. В этом состоянии он плохо понимал, что делается вокруг. Вчера он положил в холодильник газеты и утреннюю почту. Прошлым вечером он подогрел себе ужин в микроволновке и по ошибке выкинул его в мусорное ведро. Он пытался существовать на автопилоте, но система пошла враздрай.
Двое мужчин поднялись по лестнице. Когда отец Сары включил свет на площадке, первое, что Алан увидел, были веселые бело-синие буквы на двери перед ним: «Детская комната». Ему пришлось усилием воли заставить себя взяться за ручку, повернуть ее и толкнуть дверь. Казалось, что с другой стороны дверь держала какая-то сила, и когда он все-таки отжал ее, то услышал завывание сквозного порыва ветра. От неожиданности и потрясения у него перехватило дыхание: окно было почти полностью разбито, и острые осколки лежали на желтом ковре. Над новой кроваткой бился и дергался мобиль какого-то летучего существа. Взгляды двоих скорбящих мужчин встретились, и оба одновременно услышали сигнал тревоги.
Алану доводилось слышать о таких случаях, когда бессердечные грабители, прочитав объявление о смерти человека, во время похорон взламывали дом. Но они не могли так поступить с ним, тем более когда Сара… и ребенок… когда они скончались… ведь, конечно же, не могли?
Губерт Уэнтуорт, словно внезапно обретя силу и быстроту действий, сделал шаг вперед и открыл дверь в супружескую спальню. Алан последовал за ним. Все ящики из туалетного столика Сары были выдвинуты, и их содержимое вывалено на пол. Болтались открытые дверцы гардероба, и бо́льшая часть одежды была выкинута из него.
Взгляд Алана упал на их свадебную фотографию в серебряной рамке, стоящую на подоконнике, и, когда он увидел, что воры не покусились, по крайней мере, на нее, его охватило странное чувство облегчения. Он заметил, что и радио осталось на месте, и маленький портативный телевизор, и невольно подумал: почему? Затем он зашел в маленькую ванную, примыкающую к спальне. К его удивлению, зеркальная дверца настенной аптечки была открыта, и несколько флаконов с таблетками и мазями валялись разбитыми на полу. Дверцы шкафчика под раковиной были тоже распахнуты, и содержимое разбросано по полу.
— Иисусе… что они тут хотели найти? — во внезапном приступе ярости заорал Алан. — Наркотики? Это их искали гребаные подростки? Чтобы забалдеть?
Газетчик промолчал. Он вышел из комнаты и спустился вниз. Алан последовал за ним. Они осмотрели гостиную, столовую и кухню; комнаты внизу остались нетронуты.
Губерт Уэнтуорт взял телефон и позвонил в полицию. Когда он положил трубку, Алан, перебарывая дрожь, спросил его:
— Вы думаете, что мы спугнули их? Поэтому они ничего и не взяли тут внизу?
Вместо ответа, Уэнтуорт встал, снова поднялся по лестнице и, вернувшись в ванную, задумчиво осмотрелся.
— Осторожнее, — сказал он своему зятю. — Ни к чему не притрагивайся.
— Проклятые сопляки! — Алан был готов впасть в истерику.
Губерт Уэнтуорт, похоже, был погружен в размышления.
— Мальчишки, — рассеянно произнес он. — Мальчишки… — Внезапно он опустился на колени и, прищурившись, вгляделся в рецепт, прикрепленный к флакону, пытаясь прочесть текст. Затем оглянулся на Алана. — Сара принимала какие-то лекарства?
— Что вы имеете в виду?
— Все, что угодно… вообще любые лекарства. Принимала ли она что-нибудь во время беременности? Или перед беременностью?
— Н-ну, да… да, принимала. — Алан покраснел и стал слегка заикаться. — Мы… мы пытались обзавестись ребенком т-т-три года. А что?
Газетчик помрачнел, правда еле заметно. И затем мягко сказал:
— Просто поиск на ощупь… в темноте. Я не тороплюсь делать выводы. Мы должны… мм… проверить, что было изъято. Может, и у полиции появятся какие-то идеи. Пока же… мм… слишком рано делать выводы.