И как слетает крышечка бутылки.

Его пронзило ужасом, когда он увидел, как жидкость выплескивается из бутылки и, набирая скорость, обрушивается на него с мощью и скоростью струи из пожарного насоса.

Они залили ему грудь и лицо, которое обожгло такой режущей болью, что он вскрикнул, после чего стал корчиться, схватившись за скулы, — а жжение превращалось в невыносимую боль, когда молекулы кислоты принялись разъедать протеин кожи, выжигать зрачки и роговицу глаз, рвать губы и растворять его защитную одежду.

Когда Монти вышла из лифта на шестом этаже, до нее донеслась слабая трель сигнала тревоги. В это время она ругала себя за то, что проспала, — ей это никогда не было свойственно, и она не могла понять, что с ней случилось сегодня; машину она вела по замерзшей дороге, как лунатик. Она должна была выскочить из постели, едва только зазвонил будильник, но ей хотелось ухватить еще несколько драгоценных минут сна… и вместо этого она снова заснула. Добрых чувств она у Джейка явно не вызовет.

По пути она остановилась рядом с пустой стойкой охраны, бегло посмотрела на слепые экраны системы слежения и прислушалась. Явно сигнал тревоги. Она вставила карточку-пропуск, набрала свой кодовый номер и открыла дверь; сигнал тревоги стал громче, и она увидела красный мигающий огонь над дверью самой последней лаборатории напротив кабинета Джейка.

Кинувшись бегом, она добралась до двери лаборатории и уставилась в стекло. За ним ничего не было видно. Монти лихорадочно вставила карточку, набрала код и толкнула дверь.

Едва она появилась на пороге, как ее окутали едкие жгучие клубы испарений; от них щипало в глазах, жгло горло и легкие, и, закашлявшись, она стала звать Джейка Силса. Сорвав с шеи шарф, она прикрыла им лицо и вошла внутрь.

Глаза у нее оставались незащищенными, и в первый момент она не заметила ничего необычного. Но тут она услышала жуткий воющий стон, от которого содрогнулись все нервы; он напомнил ей умирающую собаку, которую она однажды подобрала, — ее переехал грузовик, и у собаки была раздавлена вся нижняя половина туловища. Она в мучительных страданиях умерла у нее на руках.

— Мистер Силс? — закричала она и содрогнулась в отчаянном приступе кашля — эти жуткие испарения душили ее. Пригнувшись, она сделала несколько шагов в лабораторию. — Мистер Силс? — Над ее головой пронзительно верещал сигнал тревоги. В воздухе стоял резкий и едкий запах, который резал слизистую носа и горла.

У ее ног что-то зашевелилось. Она сделала несколько шагов вперед и, ступая по битому стеклу, снова окликнула Силса. Но когда Монти внезапно ясно увидела представшее перед ней зрелище, она потеряла дар речи. Беззвучный вопль застрял в горле.

Нечто человекообразное, в котором Джейка Силса можно было узнать лишь по нескольким прядям длинных каштановых волос, с одной стороны прилипших к дымящемуся черепу, и по ковбойским сапожкам, лежало на полу под рабочим столом. Он извивался, как издыхающая змея, под большой хромированной головкой аварийного душа, продолжая издавать болезненные стоны и вопли.

Лицо Джейка представляло собой бесформенную черную обугленную массу; она меняла форму у Монти на глазах — небольшие клочки кожи сползали и падали на изразцовый пол.

Она отступила назад, беззвучно шепча его имя. Она попыталась что-то сказать, дабы дать знать Джейку, что она здесь, она пришла, но ее мозг был парализован ужасом. «Для ожогов нужна вода», — подумала Монти, глядя на головку душа. Но… она годится в одних случаях и совершенно непригодна в других. Какой чертовщиной его залило? Кислотой? В таком случае вода годится, она растворит кислоту.

— Боже мой, Джейк, что это, в чем вы?

Жалкий неразборчивый стон вырвался оттуда, где на глазах таяло и расплывалось лицо Джейка. Оно дернулось в ответ, и там, где должен был быть рот, открылся какой-то проем, издавший слабый звук.

Монти уставилась на него:

— Волк? Вы сказали — волк!

— Влллккк… — Звук сменился глухим стоном.

— О чем речь? Это какая-то химия?

Он выдавил еще один глухой стон, который внезапно сменился жутким криком боли.

Монти не имела представления, что Джейк имел в виду, но у нее больше не было времени задавать вопросы. Она схватилась за массивное вытяжное кольцо. В голове была полная сумятица. Она попыталась успокоиться, припомнить курс первой медицинской помощи, который изучала лет десять назад, вспомнить, что пожилая медсестра рассказывала им о химических ожогах. Вода. Вы должны водой растворить и смыть химикалии. Она резко дернула ручку вниз, и тут же из форсунки размером с обеденную тарелку хлынул поток прозрачных струй.

Соприкоснувшись с Джейком, они вызвали появление таких клубов пара, словно взорвался бойлер. Она услышала болезненный вскрик, и Джейк тут же исчез в густом облаке, которое стало обретать ядовитую желто-зеленую окраску.

По мере того как хлестала вода, облако становилось все плотнее, все удушливее, оно распространялось во все стороны, окутывая и ее тоже. Монти быстро отступила, она была настолько напугана, что не знала, как действовать дальше; сейчас от нее не было никакой пользы. Она была так потрясена, что не могла собраться с мыслями. Должно быть, нельзя вдыхать. Глядя на льющуюся воду, она не могла сообразить, улучшает ли она ситуацию или ухудшает. Монти закашлялась; глаза ее слезились. Она услышала гулкий хрип; он доносился из ее груди. Она вспомнила, что Джейк говорил ей.

«Оно растворяет плоть и мгновенно включается в кровоток, вызывая внутренние кровоизлияния и уничтожая легкие».

Запаниковав, она отскочила, повернулась, кинулась к телефону на дальней стене и сорвала трубку. Теперь ей приходилось бороться за возможность вдохнуть. Она слышала странные звуки в горле, чувствовала, как легкие в груди сводит судорогами. Они все ближе. Они смыкаются вокруг нее. Перед глазами все плыло, и она с трудом различала цифры на кнопках. Дышать становилось все труднее. Школьная подруга едва не умерла от приступа астмы, потому что забыла свой ингалятор. Монти никогда не могла забыть зрелище, как та лежала на игровой площадке, хватая ртом воздух и шипя, как проколотая шина. Вот это и происходило с ней сейчас: горло было перехвачено судорогой, легкие не работали, не в силах втянуть хоть каплю воздуха.

Она буквально уткнулась лицом в кнопки набора, нажала 999. В ушах звенело от хрипа и бульканья в груди. До нее почти не доносились жуткие стоны Джейка. Но все же ей пришлось одной рукой прикрыть ухо, чтобы расслышать голос оператора аварийной службы, пока она старалась стоять на ногах, не потерять сознание. «Ты должна дышать», — подумала она, когда рухнула на жесткий изразцовый пол.

27

Барнет, Северный Лондон. 1946 год

— Он умер.

Владелец магазина домашних животных с подозрением посмотрел на маленького мальчика, глубоко засунул руки в карманы своего коричневого комбинезона, облизал губы и провел языком по деснам. Это была стандартная оборонительная тактика, к которой он прибегал, когда приходилось иметь дело с разгневанной пожилой дамой, которая жаловалась, что их кошка не хочет есть новую разновидность корма, купленную по его настоятельному совету.

— Здесь он был совершенно здоровым, — прищурился торговец. — Ты дал ему воды сразу же, как пришел домой?

— Да, — тихо сказал Дэниел Джадд.

— И ты вынул его из коробки для ботинок и поместил в нормальную клетку?

— Да.

— Есть давал?

Дэниел скорбно кивнул.

Мужчина внимательно рассматривал его. Мальчишка выглядел достаточно прилично — аккуратно одет, хорошая речь, застенчив; явно не тот тип, который плохо относится к животным, хотя торговца не очень волновало, что будет с кроликом после того, как тот покинул магазин. Глупое злобное создание, которое, стоит только зазеваться, цапнет тебя за палец. Он никогда не видел в них смысла, разве что они пользовались популярностью у детей. И было не менее дюжины разных причин, по которым они могли скончаться в младенческом возрасте. Настоящая проблема в том, что у организма нет сопротивляемости.

Вот взять, например, хамелеонов. Они совершенно иные. С ними стоит иметь дело. Разве что, мрачно подумал он, еще перед войной не видел ни одного в оптовой продаже. За это должен ответить Гитлер. За отсутствие бананов и хамелеонов.

— Предполагаю, что тебе нужна еще одна коробка из-под обуви? — буркнул он.

Мальчик протянул монетку в шесть пенсов и с надеждой посмотрел на него.

— Прошу вас, сэр.

При слове «сэр» мужчина смягчился. Чувствуется уважение. Ему нравилось, когда его уважали; с самого начала войны он стал ощущать, что уважения в обществе становится все меньше.

Дэниел понимал, что такое уважение. Он знал, что лучший способ получить от взрослого то, что тебе надо, — это проявить к нему уважение. Тогда человек сразу начинает чувствовать себя важной личностью.

«С ней ничего серьезного, — объявил доктор Хоуксуорт. — Может, приступ мигрени, но беспокоиться не из-за чего».

Дэниел подслушивал под родительской дверью.

— Словно ножом, доктор, — сказала его мать. — Это было, словно кто-то ткнул меня ножом в голову и повернул лезвие. Мне стало дурно, закружилась голова.