— Вы готовы сообщить мне имена акционеров?

Быстро обменявшись взглядом с Кроу, Рорке добродушно улыбнулся:

— Сегодня мы собираемся сделать вам предложение, доктор Баннерман. И если вы примете его, уверен, вы убедитесь, что у нас нет никаких секретов от вас.

Дик Баннерман откинулся на спинку стула и, в свою очередь, уставился на двух своих собеседников:

— Итак, что за предложение?

— Первым делом мы хотели бы предложить вам небольшую экскурсию, познакомиться с кое-какими исследованиями, которыми мы занимаемся, и продемонстрировать наше техническое обеспечение… если у вас есть на это время…

Подойдя к дверям, Рорке открыл их. Переступая порог, Монти поймала взгляд Рорке, который ей подмигнул.

Они вернулись в лифт, который поднял их сюда. Рорке посмотрел на объектив над дверью и четко произнес:

— Шестой этаж.

Дверь закрылась, и лифт мягко пошел вниз.

— Как он работает? — спросила Монти.

— Сочетание визуального и голосового опознавания, — с довольной улыбкой сказал Кроу. — Система компьютерной идентификации. Компьютер, опознав внешность человека, получает указание найти ее в базе данных, где имеется и образец голоса, после чего принимает команду. Или отвергает ее.

Лифт остановился, и они вышли в широкий коридор с бледно-зелеными стенами, пол которого был затянут изумрудно-зеленым ковровым покрытием. Одна стена была значительно ярче другой, словно на нее падали лучи солнца, пробивавшиеся сквозь невидимые оконные проемы. Двери могли гордиться элегантными бронзовыми ручками, и, если не считать небольших смотровых окошек, прорезанных в некоторых из них, и легкого едкого запаха, этот коридор напоминал скорее пятизвездочный отель, чем лабораторный корпус.

Рорке вставил карточку в приемную щель, набрал на клавиатуре определенную последовательность номеров и вежливо пропустил вперед Монти с отцом. Они вошли в другой, столь же роскошный и очень длинный коридор. По обеим сторонам его тянулся ряд табличек с названиями отделов, графики, правила Министерства здравоохранения и социальных служб и всевозможные плакаты. Вот это было куда более знакомо Монти, да и запах кислоты, неизбежный в лаборатории молекулярной биологии, тут чувствовался сильнее.

— На этом этаже и на следующих двух над ним мы ведем чисто генетические исследования, — сказал Кроу, — а также сопоставляем результаты с нашими исследовательскими центрами в Рединге, Плимуте, Карлайле, Берне, Франкфурте и Шарлоттсвилле.

— Вы, кажется, возводите новую лабораторию в Слау, не так ли? — спросил Дик Баннерман.

— Да, — подтвердил Винсент Кроу. — На пустом месте ставим совершенно новый исследовательский кампус. По его завершении, а это произойдет через три года, он даст приют крупнейшей в мире лаборатории трансгенетики.

— И вся она будет размещаться под землей? — продолжал расспросы Дик Баннерман.

Кроу застыл на мгновение и тут же улыбнулся:

— Трансгенетика — да. А я и не знал, что об этом известно общественности.

— Насколько я знаю, двадцать семь акров подземных лабораторий? — сказал Баннерман и остановился, потому что его внимание привлек экран компьютера на стене, который выполнял роль электронной доски объявлений. На экране высветилось заглавие: «Новости „Бендикс Шер“», а под ним вспыхнуло сообщение: „Матернокс-11“: получено одобрение Управления по контролю за продуктами и лекарствами».

— Двадцать восемь акров, — уточнил Кроу.

— Почему под землей? Из соображений безопасности?

— Совершенно верно.

— И вы считаете, что такая среда будет способствовать работе? Что люди будут выкладываться изо всех сил?

— Как вы находите здешнюю атмосферу, доктор Баннерман? — спросил Кроу.

— Она производит сильное впечатление, — ответил тот. — Это я должен признать. И мне трудно поверить, что тут нет никаких окон.

— Слау ничем не будет уступать этому зданию. В формуле дневного света нет никаких тайн — строго говоря, большая часть его спектра довольно плохо влияет на организм. Мы просто использовали данные науки — усилили полезные качества и отфильтровали плохие. Здесь, в здании Бендикс, производительность труда на тридцать процентов выше, чем в обыкновенной рабочей обстановке.

— Хотел бы я посмотреть, как вы пришли к этим данным, — скептически произнес Баннерман.

Монти предостерегающе посмотрела на отца. Пока все шло хорошо, и Монти не хотела, чтобы он все разрушил внезапной вспышкой темперамента.

— С большим удовольствием, — ничуть не смутился Кроу. — Мы были настолько уверены в этих данных, что установили искусственное дневное освещение в наших новых больницах, и убеждены, что оно значительно сократит время выздоровления.

Дух новаторства, царящий в «Бендикс Шер», восхитил Монти. В этом, можно сказать, футуристическом здании, в присутствии столь могущественных и влиятельных людей она испытала чувство, будто ей позволили стать привилегированным членом сообщества, работающего на переднем крае науки.

Рорке провел их в обширную лабораторию, где Монти от зависти потеряла дар речи. Ей никогда и нигде не доводилось видеть такого оборудования, такого порядка: тянулись ряды и ряды белоснежных поверхностей, оснащенных первоклассной лабораторной техникой. Сотрудники, все в белоснежных халатах, казалось, наслаждались пространством и атмосферой сосредоточенной работы; Монти едва ли не физически ощущала, как у нее на глазах происходит нечто очень важное.

Указав на телевизионную камеру над дверью, ее отец с подозрением спросил:

— А это зачем?

— Обеспечение безопасности, — ответил Кроу. — Если кто-то засиживается за работой допоздна или даже в уик-энд и происходит несчастный случай, людям может понадобиться помощь. Служба безопасности присматривает за тем, что происходит в лабораториях, и, соответственно, успевает быстро реагировать.

Рорке провел их и через большинство других лабораторий. Они были разными по величине, но все одинаково хорошо оборудованы. Монти сравнила эту роскошь с их убогим пристанищем викторианских времен. Лаборатория генетических исследований Баннермана могла десять раз разместиться на единственном этаже этого здания. Монти охватил гнев при мысли о том, как они с отцом вели безнадежную борьбу за выживание. Гнев по отношению к правительствам, которые десятилетиями не обращали внимания на важность научных исследований, ко всем этим организациям и фондам, которые заставляли ее отца унижаться в просьбах хоть толики денег. Она посмотрела на него, питая тщетную надежду, что великолепие этого места и его заставит испытать волнение.

— О, мистер Силс! — внезапно повысил голос Кроу, приветствуя длинноволосого человека в белом халате, который только что вышел из одной двери и направлялся к другой. Как только тот осознал присутствие Рорке и Кроу, сразу же расправил плечи и подошел к ним. — Мистер Силс — старший техник нашего отдела генетики. А это доктор Баннерман и его дочь, мисс Баннерман.

Монти обратила внимание на восхищенное выражение его лица, когда Силс, узнав отца, уставился на него, а потом вежливо произнес:

— Очень рад встретить вас обоих.

Ему было примерно лет тридцать, прямые каштановые волосы закрывали лоб и падали на плечи. Когда он привычным движением отбрасывал их назад, было видно серьгу в мочке его левого уха. Он был бы вполне симпатичным, если бы не обильные оспины на коже лица — следы юношеских прыщей.

— Налажено у вас тут все просто великолепно, — признал Дик Баннерман.

— Благодарю вас. Боюсь, что немалая часть техники, которую мы тут используем, основана на ваших работах и публикациях.

— Извиняться не стоит, для того я и публиковал их — чтобы делиться знаниями. Вы разделяете мою точку зрения? — в упор спросил Баннерман.

Силс покраснел:

— Боюсь, что такие решения принимаю не я. Современное оборудование очень дорого стоит, и, не сомневаюсь, вы с этим согласны, доктор Баннерман.

Монти восхитилась быстротой, с какой молодой человек обрел почву под ногами, и оживилась, слушая, как он объясняет принцип действия новой техники, которую они только что запустили. Он был олицетворением юношеской энергии, целенаправленности и понимания своей миссии. Она поймала себя на том, что невольно сравнивает его с пожилым старшим техником их лаборатории Уолтером Хоггином, который воспринимал компьютер как непостижимую тайну и считал, что к любой новейшей технике надо относиться с подозрением. Монти понимала, что, как бы тепло она ни относилась к Уолтеру, на самом деле ей нужны люди калибра Силса, но они слишком дорого стоили.

Плоская золотая лягушка размером с футбольный мяч занимала центральное место на массивном столе сэра Нейла. Монти задумалась, не является ли она охотничьим трофеем, и непочтительно отметила, что она чем-то напоминает Рорке. Она не любила лягушек, и змеиная улыбка этого экземпляра заставила ее содрогнуться.

На столе располагалось еще несколько предметов: блокнот в кожаной обложке, серебряная подставка для ручек, диктофон, телефонный аппарат и компьютерный терминал — и ни единого листка бумаги; внезапно она поняла, что не видела бумагу ни в одной из лабораторий.