Питер Джеймс

Искушение

Моей тете Лили, которая сделала этот мир лучше.

Я никогда не забуду ее

Пролог

Май 1974 года. Лос-Анджелес

На экране монитора, расположенного над кроватью молодой пациентки, бесшумно бежали светящиеся зигзаги. Последний час всплески на кардиограмме появлялись все реже. Оснований для паники не было, но и оптимизма тоже ничто не вселяло.

В палате интенсивной терапии у загерметизированного окна стояла дежурная сестра Данвуди. Она задумчиво смотрела на ночной Лос-Анджелес, сияющий тысячами огней. Наконец, налюбовавшись этой картиной, Данвуди перевела взгляд на трубочку у койки номер четыре, где лежал дешевый стальной браслет с международным медицинским символом — змейкой, обвивающей красный жезл. В отблесках света от экрана электрокардиографа он казался зеленым.

Медсестра занесла данные о состоянии больной в формуляр. Температура сорок. Давление снизилось до восьмидесяти. Пульс замедлился. Из капельницы продолжал поступать раствор. Больная с четвертой койки была миловидной женщиной двадцати четырех лет. Ее темные волосы слиплись от пота и спутанными прядями спадали на бледный лоб. Состояние пациентки постепенно ухудшалось. Еще вечером давление было на уровне девяноста.

Десять дней назад эта женщина обратилась в отделение скорой помощи с жалобами на боли в области влагалища. А сейчас она уже была при смерти. Заражение крови, сепсис. Организм сам себя отравлял токсинами. Пациентке трижды делали полное переливание крови, никакие лекарства она уже не воспринимала. На вчерашней пятиминутке доктор Витеман, главный врач отделения интенсивной терапии, объявил персоналу, что шансов умереть у больной семьдесят процентов из ста.

Об этом размышляла сестра Данвуди, переходя к койке номер три. На ней лежал шестидесятилетний мужчина, час назад перенесший операцию по тройному шунтированию коронарной артерии. Да, статистика. В этой больнице, а Данвуди проработала здесь три года, показатель летальности держался на уровне двадцати процентов: умирал каждый пятый больной. Грустные мысли мешали ей выполнять привычную работу. Сестра проверила капельницу, индивидуальный вентилятор, поправила один из датчиков на груди мужчины. Затем списала с его формуляра показатели пульса, уровень кислорода в крови, температуру, кровяное давление. Мысль о проценте смертности засела у нее в голове. Каждый пятый. Точная и безжалостная статистика. Каждого пятого на каталке вывезут отсюда, с седьмого этажа больницы, в просторном служебном лифте спустят в холодный, пахнущий дезинфекцией морг. Желтой биркой, прикрепленной к большому пальцу левой ноги, пометят мертвеца. Далее его путь лежит в похоронное бюро. Если же на пальце, кроме желтой, висит еще и коричневая бирка, то труп, прежде чем отправить в похоронное бюро, подвергнут вскрытию. После этой процедуры его сунут до прибытия ритуальной службы в полиэтиленовый мешок и задвинут в одну из ячеек холодильника.

И наконец, последнее пристанище — крематорий или могила. Или… Тут сестра Данвуди бросила взгляд на металлический браслет, лежавший на тумбочке рядом с больной. Мерцавший зеленым светом, он казался живым, не вписывающимся в окружающую печальную реальность. Вещь из другого мира, символ бессмертия. Его вид завораживал сестру Данвуди.

В это время предрассветную тишину улицы нарушили завывания сирены. Данвуди почувствовала какое-то непонятное смятение, будто налетевший порыв ветра обдал ее леденящим дыханием.

Сестре очень бы хотелось поговорить с молодой женщиной об этом браслете с универсальным медицинским символом. Но больная почти все время была без сознания, а когда приходила в себя, начинался бред и она бормотала какое-то имя. Ее никто не навещал, никто ею не интересовался, о ней почти ничего не было известно. Судя по шраму на животе, в прошлом ей уже делали операцию, возможно кесарево сечение. Однако в регистрационной карте в графе «Дети» она написала «Нет», а в качестве ближайших родственников указала кого-то в Англии.

Может быть, эта женщина — одна из тех тысяч искателей счастья, бросивших все и приехавших в Голливуд в поисках славы! Слишком многие из таких попадают сюда, например после передозировки наркотиков. Браслет приковывал внимание Данвуди. Ей казалось, что сегодня он светится ярче обычного. Сестра прислушалась к равномерному шипению в трубках, звуку работающего вентилятора у койки номер три. Его вращение вызывало такое же слабое движение воздуха в палате, как медленное течение крови в жилах пациентки. Часы показывали 3:30 утра.

Данвуди огляделась по сторонам. Другие сестры тоже заполняли карточки-формуляры на своих больных, сновали с пустыми, безучастными глазами в лесу капельниц между кроватями дремлющих пациентов. Иногда женщины загораживали от Данвуди изображения на мониторах — эти колеблющиеся блики и мерцание экранов. Временами, особенно поздно ночью, как сейчас, ее все раздражало в этом царстве техники на границе между жизнью и смертью.

Периодически в палату забегал мужчина в шуршащем белом медицинском костюме — дежурный врач. Он наскоро осматривал больных, заглядывал в их медицинские карты, смотрел на мониторы. И тут же, бесшумно ступая резиновыми подошвами по ковровому покрытию, исчезал в своем кабинете.

Данвуди неотрывно смотрела на браслет. Громкие тревожные сигналы не привлекли ее внимания. И только когда дежурный врач промчался мимо, она увидела, что электрокардиограмма на экране над головой женщины вытянулась в прямую неподвижную линию.

— Массаж сердца! — Дежурного охватила паника.

Он сдернул рубашку с больной, сложил руки в замок и начал с силой ритмично нажимать на ее грудную клетку. Одновременно врач следил за монитором, заклиная его зарегистрировать хоть какие-то изменения. Неожиданно дежурный схватил сестру Данвуди за руки и резко бросил:

— Замените меня! Не останавливайтесь!

Сестра принялась нажимать на грудь больной, но зрачки ее продолжали расширяться.

Сам же дежурный схватил браслет и кинулся в приемную — крошечный офис позади компьютерного дисплея. Сейчас здесь было темно и тихо. Стремительным движением врач сорвал телефонную трубку, набрал девятку для выхода на городскую линию, затем номер на браслете и прижал трубку к уху.

— Ну давай же, господи, давай! Отвечай. Отвечай же, черт тебя побери! Давай же, давай!

В трубке слышался лишь ровный резонирующий звук. Может, нет никого? Судя по гудку, телефон работал. А может, не соединилось? Дежурный врач дрожащими пальцами заново набрал номер. Тот же гудок. Наконец кто-то отозвался.

Голос был сонным и равнодушным.

— Я из больницы Святого Джона, — тревожно звучало в трубке. — У вас в запасе есть агрегат для одной нашей пациентки?

Сонный голос на другом конце провода несколько ожил:

— Верно. И кто же это?

Дежурный назвал имя больной.

Зашуршали бумаги, и тот же голос произнес:

— Да, агрегат есть. Но мы не ожидали ничего такого раньше завтрашнего дня.

— Мы тоже, — нетерпеливо сказал врач. — Когда вы прибудете?

— Дайте нам полчаса, а лучше — час, — колебались на другом конце провода. — Как чувствует себя больная?

— Сердце остановилось, — сказал врач.

— Вы делаете массаж сердца? Продолжайте, пока не подъедем. — Голос стал более участливым. — Вы можете ввести какие-нибудь антикоагулянты, например гепарин?

— Конечно.

— У вас кто-нибудь может засвидетельствовать смерть?

— Да, я, — нетерпеливо ответил врач.

— Хорошо, я выезжаю с бригадой. Вы уже позвонили доктору? — осведомился голос.

— Сейчас я это сделаю.

Дежурный врач положил трубку, извлек из своего бумажника смятый клочок бумаги и расправил его. Записанный с месяц назад чернилами номер телефона расплылся, но цифры еще можно было различить. Он набрал номер, услышал в ответ старческий голос и, оглянувшись, произнес:

— Все случилось слишком быстро.

Молодая женщина лежала в неглубоком контейнере, обложенная льдом. Сестра Данвуди помогла вкатить тележку в пятую операционную, которую им разрешили использовать. Она с недоверием и любопытством рассматривала аппаратуру. Крупный мужчина в запачканных рабочих брюках и теннисных туфлях подсоединил аппарат искусственного кровообращения, установленный на подвижной тележке. Двое других мужчин в обычной одежде наполняли льдом высокий пластмассовый ящик.

Данвуди продолжала делать массаж сердца уже мертвой девушке: никаких всплесков на кардиограмме, а слабый пульс появился от механических нажатий. Сестра наблюдала за происходящим с нездоровым любопытством и одновременно с нарастающим ужасом. Над огромным ящиком, будто из открытого морозильника, поднималось облако пара. Данвуди передернуло.

В операционную вошел пожилой человек в очках и в голубой хирургической форме. В молодости он, вероятно, был очень красив. Даже сейчас его внешность производила сильное впечатление. Мужчина помоложе и женщина, одетые в такие же медицинские костюмы, следовали за ним. Дежурный врач тоже облачился в хирургическую одежду.

— Позовете меня, если возникнут какие-то сложности, — обратился он к сестре, освобождая ее от обязанности продолжать осмотр.