Она присела рядом на подлокотник кресла, пытаясь привести в порядок мысли, успокоить чувства. Дэвид с шумом прихлебывал кофе. Она виновато крутила в руках стакан с виски, потом тихонько поставила рядом с ним.

— Тебе это может показаться странным, но мне сдается, что Фабиан все еще где-то здесь.

— Где-то здесь? — Дэвид посмотрел на нее и нахмурился.

— Да.

— Ты хочешь сказать, что не считаешь его умершим?

Алекс взяла сигарету, предложила ему пачку. Он отрицательно покачал головой и вытащил из кармана табакерку.

— Я был в морге. Провел шесть ужасных дней во Франции с телом моего сына… нашего сына.

— Но ты его не видел?

— Нет, слава богу, этого не потребовалось. И в любом случае мне бы не позволили — сказали, что он слишком сильно…

Алекс пробрала дрожь.

— Дэвид, я знаю, что он мертв. Но я… не знаю… я вроде как чувствую его присутствие.

— Ты всю жизнь будешь его помнить… мы оба будем его помнить, и это естественно.

— Ты не думаешь, что твой сон в то утро, когда он погиб… и твой, и мой… ты не находишь в этом ничего странного?

Он открыл табакерку, вытащил папиросную бумагу. Она смотрела на его неловкие руки, желтые пальцы, грязные ногти.

— Совпадение. Может, телепатия; у моей матери случилось что-то подобное во время войны, в тот день, когда убили отца. Она клялась, что видела его — он сидел под живой изгородью в конце дорожки. Она ходила к медиумам, в доме устраивались сеансы, и она заявляла, что регулярно разговаривает с ним.

— И что он говорил?

— Ничего особенного. Дескать, там, где он, тоска смертная. В этом-то и вся проблема: покойники не могут сказать ничего интересного.

Он облизнул кончик бумаги — самокрутка была готова.

Дверь вдруг приоткрылась, и Алекс подпрыгнула. Сердце у нее бешено заколотилось. Дверь сдвинулась еще; по позвоночнику Алекс пробежал холодок. Шелохнулась портьера.

— Ты открыл окно?

— Да.

Волна облегчения накрыла ее, словно тепло ванны.

— Ты как комок нервов, — сказал Дэвид. — Тебе нужно отдохнуть. Съезди куда-нибудь.

— Сейчас никак не могу. Нужно закрыть две очень важные сделки.

— Поезжай ко мне в шато Хайтауэр… У тебя будет своя комната. Можешь приезжать-уезжать, когда тебе заблагорассудится. Там спокойно… а сделки свои можешь заключать и по телефону.

— Ничего, пройдет.

— Если надумаешь — в любое время. Буду рад.

— Спасибо. — Она улыбнулась. — Может быть. — Задумалась, наклонилась, погладила стакан. — Хочу показать тебе кое-что.

Алекс повела Дэвида в проявочную, взяла бумагу со столика, недоуменно уставилась на нее — та представляла собой сплошную мешанину белого и серого. Тряхнув головой, Алекс взяла негативы и положила на треснувшую пластмассовую столешницу, включила подсветку. Ничего. На них ничего не было. Абсолютно ничего. Словно их и не экспонировали.

— Ты не выдержала их в закрепителе, — сказал он.

— Не смеши меня — конечно выдержала.

— Значит, раствор у тебя был слишком старый, весь выдохся. У тебя негативы не до конца проявлены. Что на них было?

— Вот в этом-то все и дело. Эти фотографии мне прислал клиент — целую пленку… он немного эксцентричен… это были фотографии гениталий какого-то животного.

Она заметила на себе испытующий взгляд Дэвида и зарделась.

— Он знал, что я увлекаюсь фотографией. Так вот, я их проявила, сделала контактные отпечатки — все получилось прекрасно. Я повесила их сушиться, а когда пришла посмотреть, то на одном кадре увидела лицо Фабиана… Оно просто само там появилось.

Дэвид посмотрел на нее, пожал плечами:

— Двойное экспонирование.

— Нет. — Она отрицательно покачала головой. — Исключено.

— Этот твой клиент — он знал Фабиана?

— Нет. У него не было никаких причин фотографировать Фабиана. Да и на негативе ничего такого не было.

— Ты хочешь сказать, что ничего не заметила на негативе?

— Нет, на негативе этого не было.

— Ты уверена, что тебе это не привиделось?

Она снова покачала головой.

— Алекс, понимаешь, ты сейчас очень взволнована…

— Мое волнение тут ни при чем, — отрезала она. — Господи боже, ты что хочешь делать? Отправить меня в психушку?

Конец ознакомительного фрагмента