Направляясь вверх по лестнице, она еще раз усмехнулась. На сердце полегчало, словно она одержала тайную личную победу над Дэвидом.

* * *

Вздрогнув, Алекс проснулась в своей большой кровати и сразу же подумала: уж не проспала ли? Протянула руку, взяла часы. Шесть пятнадцать. Она с облегчением опустилась на подушку и закрыла глаза. Издалека с Кингс-роуд донесся грохот едущего грузовика. Потом раздался щелчок замка — похоже, ее входной двери. Она напрягла слух, но вскоре поняла, что, вероятно, ей послышалось, и закрыла глаза. Еще час сна. Так необходимого ей сна. Легкие саднило, в висках пульсировала боль. Она всегда слишком много курила и пила при встречах с Дэвидом. Разъезд с ним оказался делом непростым. Иногда, думалось ей, даже более трудным, чем продолжение совместной жизни.

Перед глазами в темной комнате промелькнула тень, и вдруг стало холодно. Она открыла глаза и увидела над кроватью Фабиана — совершенно отчетливо, несмотря на темноту.

— Дорогой!

— Привет, мама.

Она уставилась на него — он показался ей взволнованным, возбужденным.

— Дорогой, я тебя не ждала раньше вечера.

— Мне сейчас нужно отдохнуть — ужасно устал.

— Вероятно, ехал всю ночь.

Фабиан улыбнулся:

— Ты поспи еще, мама.

— Поговорим позже, — сказала она и закрыла глаза в ожидании, когда раздастся щелчок закрывающейся двери.

Но никакого щелчка не последовало.

— Фабиан, дорогой, закрой дверь.

Потом она открыла глаза и увидела: дверь закрыта. Недоуменно улыбнулась и задремала.

Казалось, прошло всего несколько секунд, а потом донесся пронзительный вопль попавшего в беду насекомого — взволнованный, настойчивый, набирающий силу. Алекс потянулась к часам, чтобы остановить их, пока они не разбудили Фабиана. Ее рука шарила по прикроватной тумбочке — ключи, книга, стакан воды, жесткая чешуйчатая обложка «Филофакса». [Имеется в виду бумажник-органайзер производства фирмы «Filofax».] Пронзительный, настойчивый визг продолжался; она полежала несколько секунд в ожидании — пусть прекратится сам, потом вспомнила, что ждать не стоит: эти замечательные часы на солнечном элементе никогда сами не выключаются, они запрограммированы и будут верещать до конца света. Эта мысль вызвала в ней новый всплеск неприязни к Дэвиду. Что за идиотский подарок на Рождество — жестокий, мазохистский. Человек, который отвернулся от городской цивилизации, не должен питать такую любовь ко всяким электронным штучкам.

Алекс натянула тренировочный костюм и тихо, чтобы не разбудить Фабиана, вышла в коридор. Радуясь возвращению сына, завязывала узелок на память: отменить назначенную на вечер встречу, чтобы они могли побыть вместе, может быть, сходить в кинотеатр, а потом в китайский ресторан. Сын вошел в прекрасный возраст — студент второго курса в Кембридже, начинает ясно понимать, как устроен мир, но еще полон энтузиазма юности. Он был ей хорошим собеседником, товарищем.

Она пробежала обычным маршрутом — по Фулхэм-роуд, вокруг Бромптонского кладбища, — потом забрала с крыльца газеты и молоко и вернулась в дом. Ее немного удивило, что Фабиан не разбросал, как обычно, повсюду в холле свою одежду, да и машины его она не заметила у входа, но, возможно, он припарковался на другой улице. Она поднялась в спальню, чтобы тихонько принять душ и одеться.

Прикинула, разбудить ли его перед уходом, но в конечном счете прошла в кухню и оставила там записку: «Дорогой, вернусь в семь. Если ты свободен, можем сходить в кино. Целую. Мама».

Потом посмотрела на часы и заторопилась.

Когда она добралась до парковки на Поланд-стрит, ее настроение ухудшилось. Она машинально кивнула сторожу, въезжая на пандус. Чувствовала: что-то не так, но не могла понять что, а потому обвиняла в своей мрачности Дэвида. Выражение лица Фабиана выбило ее из колеи: он словно скрывал от нее некую тайну. Было ощущение, словно существует заговор, о цели которого не осведомлена только она.

3

Секретарша положила на стол третью стопку пухлых конвертов. Алекс недоуменно посмотрела на нее:

— Джули, это все сегодняшнее?

Она взяла конверт, неуверенно посмотрела на него. «Миз Алекс Хайтауэр, Литературное агентство Хайтауэр» — было написано огромными, кривыми, словно пьяными, буквами.

— Надеюсь, он не переделал рукопись.

— Только что звонил Филип Мейн — спрашивал, расшифровали ли вы его послание. Возможно, он шутил, но я не очень уверена.

Алекс вспомнила проявленные негативы и усмехнулась.

— Я ему перезвоню, когда разберусь с почтой.

— То есть недели через две.

Алекс взяла канцелярский нож и принялась искать место, свободное от липкой ленты.

— Звонил некто Уолтер Флетчер, хотел узнать, прочли ли вы его рукопись.

— Мне это имя ничего не говорит.

— Он жаловался, что рукопись у вас уже почти неделю.

Алекс уставилась на полки рядом со столом, заваленные рукописями романов, пьес, сценариев фильмов.

— Уолтер Флетчер? А как название?

— «Развитие племенных танцев в Средние века».

— Вы шутите! — Алекс отпила кофе. — Вы ему сказали, что мы не работаем с такой тематикой?

— Я пыталась. Но он, кажется, абсолютно убежден, что его работа станет бестселлером.

Алекс разорвала конверт и вытащила бесформенный комок схваченных резинкой потрепанных бумаг толщиной в несколько дюймов.

— Это ваше. — Она передала бумаги секретарю.

Та поморщилась, приняв тяжелый пакет. Положила бумаги на стол, уставилась на первую страницу с ее почти нечитаемым шифром орфографических ошибок, вымарываний и подчеркиваний красным карандашом.

— Похоже, в его пишущей машинке не было ленты.

— Нужно во всем видеть хорошую сторону. По крайней мере, это не написано от руки.

Прогудел интерком, и Джули сняла трубку.

— Вас — Филип Мейн.

Алекс помедлила несколько секунд.

— О’кей. — Она нажала кнопку. — Ты спятил, — сказала она. — Совсем съехал с катушек.

Послышалось обычное шмыганье, за ним кашель, неизменно похожий на хрюканье, а за этим долгое шипение: он глубоко затягивался неизменной крепкой сигаретой «Кэпстен», которую то извлекал из усов, то снова заправлял в них желтыми от никотина пальцами — указательным и большим.

— Так ты поняла? — В его низком спокойном голосе слышалось мальчишеское возбуждение.

— Поняла? Что я должна была понять?

Шмыганье, кашель, шипение.

— Это абсолютно новая форма коммуникации, новый язык. Мы эволюционируем от диалога в бессистемную коммуникацию, мутировавшую в кинопленку. Больше никто не берет на себя труд говорить, это слишком банально. Мы делаем фильмы, фотографируем, распространяем все это. Диалог слишком императивен — если ты слушаешь диалог, то он не дает тебе возможности развивать мысли, но когда ты проявляешь чьи-то фотографии, они говорят с тобой… часть твоей души уходит в них.

Алекс посмотрела на свою секретаршу и постучала себя по виску.

— Значит, тридцать шесть фотографий гениталий какого-то животного содержали некое послание ко мне?

Хрюканье, шипение.

— Да.

— До меня они донесли одну мысль: этот фаллос слишком мал.

Джули захихикала.

— «Органы видов».

— «Органы видов»?

— Название. Я придумал название.

— Название чего?

— Новой книги. Мы напишем ее в соавторстве.

Хрюканье.

— Филип, у меня много работы. Пятница — самый тяжелый день.

— Давай позавтракаем вместе на той неделе.

— Я буду очень загружена.

— А как насчет обеда?

— Я думаю, лучше уж ланч.

— Ты мне не веришь. — В его голосе слышалась обида.

— Во вторник. Во вторник я смогу себе позволить короткий ланч.

— Я заеду за тобой в час. Устроит?

— Отлично. Договорились.

Алекс покачала головой и повесила трубку.

— Филип Мейн? — спросила Джули.

Алекс кивнула и улыбнулась:

— Он сумасшедший. Совершенно сумасшедший, но, возможно, он сейчас пишет блестящую книгу. Будет прибыльное дело, если только он ее закончит.

— Ее кто-нибудь будет в состоянии понять?

— Нет. Поэтому она получит несколько наград.

Интерком заверещал снова.

— Да? — сказала Алекс.

— Миссис Хайтауэр, тут пришел полицейский.

— Полицейский?

Первой ее реакцией было чувство вины. Может, у нее есть просроченный штраф за парковку? Или кто-то пожаловался на нее из-за опасного вождения? Нет, исключено.

— И что ему надо?

— Хочет поговорить с вами лично.

В голосе девушки из приемной слышалась настойчивость. Может быть, приход полицейского напугал и ее?

Алекс пожала плечами:

— Попроси его ко мне.

Сотрудник полиции вошел, держа в руке фуражку. Посмотрел в пол, на свои безукоризненно отполированные туфли, потом поднял голову и остановил взгляд чуть ниже края стола. Алекс была поражена молодостью гостя: она ожидала увидеть кого-нибудь пожилого, но полицейский был не старше ее сына.

У него был сплющенный нос боксера, но мягкие, добрые голубые глаза с застенчивым выражением.

— Миссис Хайтауэр? — вопросительно произнес он, обращаясь к обеим женщинам.

— Это я.

Он скосил взгляд на Джули, потом посмотрел на Алекс, убрал руки за спину, чуть качнулся в одну, в другую сторону.

— Не могли бы мы поговорить наедине?

— Ничего страшного, моя секретарша давно работает со мной.