— Привет, Хелен.
— Добрый вечер, миссис Кертис, — смущенно ответила вечно неуверенная в себе Хелен.
— Все в порядке?
— Да, спасибо. У Ники в школе все хорошо. Учителя им довольны, говорят, мальчик делает большие успехи в арифметике.
— Ну, это Ники явно пошел в отца — у меня к математике нет ни малейших способностей.
Сэм вошла в их спальню и ощутила тот же холод, что и в кабинете на работе; холод, казалось, преследовал ее повсюду. Она вперила взгляд в висевшую на стене картину в ярких теплых тонах, изображавшую полулежащую обнаженную женщину с большой грудью и жестким кустиком волос на лобке. Эту хитро улыбающуюся красотку Сэм видела каждое утро. Ричарду нравилась эта женщина, это он настоял на том, чтобы ее тут повесить. Сэм села на кровать с четырьмя столбиками, сняла туфли, потом ненадолго прилегла. С зеркальной панели сверху на нее смотрело собственное отражение: мокрые от дождя волосы прилипли к голове, лицо слишком бледное, просто белое. Зеркала были в спальне повсюду. Ричард был просто на них помешан.
Сэм снова перевела взгляд на обнаженную женщину. Не так ли выглядела и девица из его офиса? Та шлюха, с которой Ричард уединился в отеле в Торки? Может быть, у нее тоже были большие сиськи и хитрая улыбка?
«Вот сука», — подумала Сэм. Злость закипала в ней, смешиваясь с грустью. А ведь раньше все было так хорошо. Отлично, просто великолепно. Надежный мир, налаженный быт. Счастливые времена. Все шло прекрасно, пока…
Пока ей не стала известна горькая правда. И вот тут-то из Сэм словно бы вытащили заглушку, и все ее эмоции прорвались наружу.
Сэм присела на краешек маленькой кровати Ники, принялась листать лежавшую на прикроватном столике книгу — «Королевство ночных грязнуль».
— Почитать тебе?
— Нет. — Сын обиженно посмотрел на нее. — Лучше расскажи мне что-нибудь. Ты так хорошо рассказываешь.
Она оглядела комнату:
— Ты мне обещал навести тут порядок. А то все подарки, что ты получил на Рождество, поломаются.
Сэм встала, подошла к приоткрытой двери шкафа, открыла ее еще больше. Из шкафа выпал пластмассовый самолет, хвост у него отломился и отлетел в сторону. Ники, казалось, вот-вот заплачет.
— Вот ведь как глупо получилось. Кто же его туда так неаккуратно положил?
Мать опустилась на колени.
Ники молчал.
— Это ты?
Мальчик поджал губы.
— Может быть, завтра папа сумеет тебе его починить. — Она подняла обломки самолета с пола, положила их на стул, потом села рядом с сыном.
— У меня в воскресенье день рождения, да, мамуль?
— Да, Тигренок.
— И я опять получу подарки?
— Если не наведешь здесь порядок, то нет.
— Я наведу порядок. Обещаю.
— К тому же на Рождество тебе и так очень много всего подарили.
— Но Рождество было сто лет назад!
— Прошло лишь четыре недели, Тигренок.
На лице Ники появилось расстроенное выражение.
— Это несправедливо.
Видя, как сын расстроился, мать погладила его по щеке:
— Да будут у тебя новые подарки, будут.
«Взятка — вот как это называется. Я покупаю его любовь. Покупаю любовь собственного ребенка».
— Ур-р-ра! — Он возбужденно замолотил руками по краям кровати.
— Ну-ка, давай пока успокойся. Сегодня среда. Еще четыре дня осталось.
— Три.
Сэм рассмеялась:
— Ну хорошо. Три с половиной.
Головная боль у нее немного прошла.
Ники надул щеки, скорчил гримасу, погрузился в подсчеты, загибая пальцы.
— Три с четвертью. А теперь расскажи мне сказку. Про драконов.
— Про драконов я тебе уже рассказывала. Вчера.
Он с надеждой приподнялся на подушке, заморгал большими голубыми глазами.
— Ну, мамочка, сделай вид, что ты не закончила. Давай, будто дракон ожил и теперь гоняется за человеком, который его убил.
— Ну хорошо. В давние времена в стране, которая называлась Ники-Здесь-Нет, жил один ужасный человек.
— А почему он был ужасный?
— Да вот такой уж уродился.
— А как он выглядел?
— Ужасно-преужасно.
Мальчик улегся поудобнее и уснул, не дослушав. Но когда мать встала, тут же открыл глаза. Она наклонилась и поцеловала его:
— Спокойной ночи, Тигренок.
— Но ты же не досказала сказку!
Его слова застали Сэм врасплох. До чего же детишки сообразительные. Да уж, им палец в рот не клади.
— Завтра доскажу. Договорились?
— Договорились, — пробормотал он сонным голосом.
— Пока-пока.
— Пока-пока, мамочка.
— Свет оставить или выключить?
Он ответил не сразу:
— Оставь, пожалуйста.
Мать послала ему воздушный поцелуй и тихо закрыла за собой дверь.
Она смотрела, как Харрисон Форд на телевизионном экране танцует с Келли Макгиллис в свете фар своего побитого фургона. Слезы навернулись Сэм на глаза при мысли о том, что́ она — или они — потеряли. Обо всем том, что ушло и уже никогда не вернется.
Ричард, ссутулившись, сидел на диване, рядом с ним стоял стакан с виски, наполненный на неизменные четыре пальца, а чуть дальше — почти пустая бутылка «Тичера». В дальнем углу камина потрескивало полено, но Сэм проняла дрожь — с Темзы через многочисленные зеркальные окна потянуло холодом.
Свет в комнате был приглушен — горели всего две лампы, да с той стороны реки, из Блумсбери, проникало оранжевое мерцание уличных фонарей. Сэм отвернулась от телевизора, направилась к длинному дубовому столу и принялась расставлять на нем красные бокалы для вина.
— Сколько всего, Ричард?
— А?
— Я спрашиваю, сколько ставить бокалов? Я накрываю стол на завтра.
— Нас будет одиннадцать человек.
— И по сколько бокалов каждому? — чуть раздраженно поинтересовалась Сэм.
— По три. У нас будет шабли и кларет. «Фолатьер» восемьдесят третьего года, «Филипп Леклерк», потом «Калон-Сегюр» шестьдесят второго. На этом мои запасы шестьдесят второго года кончаются. И еще сотерн — очень хороший — «Куте де Барсак» семьдесят первого. — Ричард взял стакан с виски, выпил половину, закурил сигарету. — Люблю фильмы с Харрисоном Фордом, — сказал он, глядя на экран. — Да, чертовски хорошее вино. — Он допил виски, аккуратно прижал четыре пальца к основанию, налил остатки из бутылки. — Шабли тебе понравится.
— Не сомневаюсь, — ответила Сэм.
— Арчи знает толк в винах. Пьет только первый сорт. Бутылку за триста фунтов на ланч. Лафиты и всякое такое. Просто шик! Арчи тебе понравится. Он хороший парень.
— Думаю, нужно поставить также и стаканы для «Перье». Минералки все захотят. — Она посмотрела на мужа, но он снова был захвачен действием на экране. — А портвейн ты будешь подавать?
— Да.
— Тогда я и бокалы для портвейна тоже поставлю.
— А уж какой он крутой игрок, этот Арчи.
— Значит, ты с ним сыграешь.
— В Сити, Сэм. Он крутой игрок в Сити.
— Может, он и Ники чему-нибудь научит.
Сэм направилась к серванту в углу, достала еще бокалы. На улице завывал ветер, швырял черную воду Темзы на пирсы внизу, сотрясал оснастку яхт. Она видела отраженное мерцание света в волнах, темные корпуса лихтеров, стоявших на якоре посреди реки.
«Ну и погодка», — подумала Сэм и, взяв поднос, понесла его к столу.
— И этот твой знаменитый Андреас тоже будет?
— А? Ага.
Ричард поудобнее устроился на диване, глотнул виски.
— Значит, наконец-то я с ним познакомлюсь. Забыла, как его фамилия?
— Беренсен.
— У него есть жилье в Лондоне?
— Нет, он только по делам сюда приезжает.
— Из Швейцарии? А чем именно он занимается? Он вроде банкир, да?
Ричард почесал затылок:
— А? Что? Ага, банкир.
— Настоящий швейцарский гном?
— Гном? — Ричард хмыкнул. — Вообще-то, он довольно высокий.
— Получается, он теперь самый крупный твой клиент?
— Угу. Вроде того.
Сэм нахмурилась, подумав, что Ричард отвечает как-то слишком уклончиво.
— А как у тебя на работе? — спросил муж.
— Дел по горло. По-хорошему, мне бы надо там еще сидеть.
— Этот тип — Кен — нагружает тебя выше крыши. Столько поездок — чистое безумие. Ты слишком много ездишь, Багз, ты это понимаешь?
Ричард отвернулся.
Его лицо, прежде всегда такое свежее и подтянутое, за последнее время осунулось, покрылось морщинами, и он выглядел гораздо старше своих тридцати трех лет. В мерцающем свете телеэкрана и пламени из камина это лицо вдруг привиделось Сэм таким, каким оно будет в старости: когда у Ричарда закончатся жизненные силы, он начнет сморщиваться и сдуваться, как упырь из ужастика. Это напугало ее. Сэм боялась старости.
— Мне необходимо ездить, такая уж у меня работа.
Он отпил виски на два пальца и снова от души затянулся сигаретой. Запах табака дразнил ее, она жалела, что бросила курить, и злилась на собственную слабость.
— Я думаю, ты слишком мало времени проводишь с Ники, — заявил муж.
— Я и так провела с ним целых три года, Ричард. Я ради сына пожертвовала карьерой.
Он наклонился, погасил сигарету.
— Это был твой выбор, дорогая.
— Наш выбор, — сказала она. — Я пожертвовала тремя годами. А чем пожертвовал ты? Может, теперь твоя очередь?
— Не говори глупостей.
— Никакие это не глупости.
— Багз, я не возражаю против твоей службы, но то, что ты делаешь, чистое безумие. Ты пашешь днем и ночью, приносишь работу домой, постоянно мотаешься по всей Европе, скачешь с одного самолета на другой. Тебя вечно нет дома. Франция. Голландия. Германия. Испания. Болгария. В прошлом году ты только в Болгарию летала шесть раз! Боюсь, ты уделяешь Ники слишком мало времени. Пренебрегаешь своими материнскими обязанностями.