— Как это случилось? — спросила Энджи.

— По неосторожности.

Снова выплыли образы. Ветровое стекло. Парение в воздухе. Ужас на лице женщины. Харви закрыл глаза, потом открыл их и бессмысленно уставился на сбитые простыни у своего подбородка.

Энджи хотела было что-то сказать, но в изножье кровати появился самоуверенный, с проседью в волосах мужчина, в сером костюме и галстуке яхт-клуба. За ним стоял палатный врач в белом халате со стетоскопом, выглядывающим из кармана, и медсестра; они широко улыбались, как будто над общей шуткой.

— Не возражаете, если я предложу вам посидеть несколько минут в комнате для ожидания? — спросил мужчина Энджи. — Хочу взглянуть на этого молодого человека.

Энджи неуверенно посмотрела на Харви:

— Мне подождать?

Он кивнул.

Сиделка придвинула ширму к его кровати, и врач откинул простыни.

Мужчина в сером костюме улыбнулся, глядя на Харви сверху вниз.

— Когда тебя привезли, я думал, что ты уже мертвец. Я — мистер Уинн, хирург, который делал тебе операцию. Твой отец, случайно, не Квентин Суайр, гинеколог?

— Да.

— Мы вместе учились в колледже Королевской больницы. — Неожиданно выражение его лица стало серьезным, взгляд впился в Харви. — Когда случилось несчастье, поблизости случайно оказался врач. Он сказал, что ты проглотил язык и перестал дышать, в сущности, ты был уже мертв. Тебе здорово повезло, что он проезжал мимо, иначе бы сейчас тебя здесь не было. Мы хотим сделать некоторые анализы — надо убедиться, что с тобой все в порядке. Мы не знаем, как долго продолжалось у тебя кислородное голодание, похоже, минуты две. — Врач поднял булавку. — Я слегка уколю тебя в большой палец ноги. Скажешь мне, если что-то почувствуешь.

— Ой! — Харви ощутил острую боль.

— Великолепно, — произнес Уинн. — А теперь левая нога.

Харви вскрикнул снова.

— Отлично, — пробормотал Уинн, баюкая ногу Харви в руках, затем он постучал по колену резиновым молоточком, потом фонариком, похожим на карандаш, посветил в каждый его глаз по очереди, внимательно их изучая.

— Я видел, как все произошло, — спокойно сказал Харви.

Мистер Уинн слегка приподнял брови и выключил фонарик.

— Я видел, как доктор вышел из своей машины и подошел к моему телу. Я наблюдал за ним.

Харви заметил недоуменное выражение на лице медсестры.

Хирург покачал головой:

— Думаю, тебе это приснилось, дружище.

— Я не спал, — настаивал Харви. — Я могу его описать.

Хирург кивнул, чтобы он продолжал.

— Он…

Харви ясно видел доктора, он выскочил из автомобиля и побежал через дорогу. Потом образ рассыпался на части, замутился, будто вода, в которую бросили камень. Он видел машину доктора, и вдруг она превратилась в другой автомобиль, кто-то сидел за рулем — женщина, которая кричала. Харви попытался вернуть воспоминание, но оно ускользало.

Хирург ободряюще улыбнулся:

— Боюсь, старик, на тебе здорово сказался наркоз. — Он бросил взгляд на листки, прикрепленные к спинке кровати. — Ты был в шоке, тебе вводили кетамин. Он иногда вызывает галлюцинации, которые могут длиться в течение нескольких дней.

— У меня нет галлюцинаций. — Харви посмотрел на медсестру, ища одобрения, но она нахмурилась, ее лицо превратилось в застывшую маску.

Через не загороженное ширмой пространство он увидел женщину в полотняной шапочке, везущую кофе на металлической тележке.

— А как чувствует себя твоя левая рука? — спросил хирург с отсутствующим выражением лица, как будто его мысли были где-то далеко.

— С ней все в порядке.

— Ты не левша?

— Нет.

— Тебе повезло. Она не будет действовать еще пару месяцев.

— Но я правда все видел, — повторил Харви. — Я… я видел…

Насмешливый взгляд хирурга заставил его запнуться, он засомневался: правда, что же он видел? Он хотел сказать доктору, что видел свою мать, но понял, что это будет звучать еще более смехотворно.

— Хотелось бы взглянуть на твоего отца, — улыбнулся мистер Уинн. — Я не видел его лет десять. Передай ему мой привет. Загляну через пару деньков.

Он отвернулся, тихо сказал что-то врачу и сестре и вышел.

Сиделка открепила листочки от спинки кровати, что-то написала на них и прикрепила снова. Потом сложила ширму, шепнула что-то медсестре, и, как щенки на поводке — пришло Харви в голову сравнение, — все трое вслед за хирургом покинули палату.

5

Понедельник, 22 октября

Кэт Хемингуэй, как всегда по утрам, спешила в редакцию, горя нетерпением приступить к работе. Она потеряла перчатки и засунула руки глубоко в карманы плаща от «Бёрберри», в стиле пятидесятых годов. Она купила этот макинтош в комиссионке на Ковент-Гарден, и он был ей велик на размер. Под плащом на ней был двубортный пиджак мужского покроя, бесформенная черная юбка и черные легинсы.

Процесс макияжа раздражал Кэт, да ей почти не требовалась косметика, хотя твердой уверенности в этом у девушки не было. Ее кожа сияла здоровьем, худое скуластое лицо оживляли веснушки, рассыпанные по лбу, щекам, на хорошеньком вздернутом носике. Краситься она не умела и накладывала слишком много грима, не очень разбираясь, куда какой наносить, что вместе со спутанной копной пшеничных волос придавало ей вид продавщицы с дешевой распродажи или студентки-старшекурсницы, но никак не репортера, ищущего свою тему.

Вход в редакцию располагался на боковой улице, на противоположной стороне размещались административные здания, ряд примыкающих друг к другу гаражей и строительная площадка. За спиной Кэт громоздился мусорный бак, и, когда она, слегка толкнув плечом синюю дверь, входила в темный вестибюль с цементным полом, в холодном сумеречном воздухе раздался стон подъемного механизма. В вестибюле на переднем плане висели пожарный огнетушитель, пробковая доска объявлений с пожелтевшим актом об эксплуатации, приколотым кнопками, рейка с гвоздиками, на которые нанизывали объявления, рядом — расписание смен типографских рабочих, деревянная стойка с ячейками, над которыми маячило отпечатанное большими буквами объявление: «Запись посетителей». За стойкой сидели двое охранников и болтали. Они отвлеклись от своего разговора, когда вошла Кэт, и дружелюбно с ней поздоровались.

— Привет! — Она торопливо махнула им рукой.

Кэт быстро поднялась на один лестничный пролет, где с голых, выкрашенных синей краской стен кусками сыпалась штукатурка, и пошла по длинному узкому коридору мимо бухгалтерии и отдела распространения. Взглянула на свои наручные часы — поддельный «картье», купленный три года назад в Бангкоке. Без десяти девять.

Кэт ускорила шаг и вышла на лестничную площадку в конце коридора, где стоял слабый запах подгоревшей пищи. Отсюда одна лестница вела наверх, в кафетерий, а другая вниз — в экспедицию и типографию; тут же висел ряд воззваний, обращенных к сотрудникам редакции: «Репортажи о несчастных случаях — вот что от вас требуется», «Десятипроцентная скидка на уборку квартир», «Меню. Понед. Тушеное мясо. Вторн. Цыпленок по-мадрасски с карри».

Здание представляло собой настоящий лабиринт; Кэт работала тут уже три месяца, но до сих пор еще не полностью освоила его географию. Были и такие, кто, проработав год, не преуспел в этом.

Она рывком распахнула двойные двери, которые находились прямо перед ней, и вошла в отдел новостей — просторное, без перегородок помещение во всю длину здания, заполненное рядами столов, заваленных бумагами, на каждом — компьютер. За многими уже работали, и в комнате царила атмосфера несуетливой деловитости, которая медленно сходила на нет в течение дня, по мере того как шесть выпусков газеты отправлялись в печать.

Колонны, балки, батареи отопления и трубы кондиционеров, окрашенные в красный цвет, резко выделялись на фоне кремовых стен, коричневого коврового покрытия и столов. Унылый дневной свет проникал через окна, расположенные по обе стороны здания; из неоновых трубок, подвешенных на цепях под потолком, лился холодный, мертвый свет. Шипение отопительной системы и мягкое постукивание клавиатур образовывали постоянный звуковой фон.

Кэт прошла мимо столов хроникеров. Заняты были только два. На одном из пустых столов разрывался телефон. На столе литературного критика лежала груда романов в твердых обложках, а на столе обозревателя кино и телефильмов громоздилась куча видеозаписей. Большинство репортеров были уже на месте и работали, помощники редакторов в задумчивости скребли подбородок, а у стола художника шла горячая дискуссия. Две машинистки в наушниках быстро набирали тексты на компьютерах. Главный редактор, его заместитель и ночной редактор сидели за своими столами прямо позади команды редактора отдела новостей.

Кэт повесила макинтош на крючок в углу комнаты, проскользнула за свой стол, уселась на вращающийся стул, с шумом бросила на пол сумку и улыбнулась Джоанне Бейнз, еще одной репортерше, сидящей напротив, заметив, что ни Даррен Уайт, ни Шэрон Левер, которые занимали столы слева от нее, еще не пришли. Джоанна Бейнз что-то яростно набирала на компьютере, рядом с ней поднималась струйка сигаретного дыма: не отрываясь от работы, коллега махнула Кэт рукой.