Важно помнить, что большая часть доступной нам информации о кампаниях Александра, его успехах и политике исходит от историков более позднего периода. Их суждения зачастую идеализированы, так как их восхищали подвиги молодого генерала [См., главным образом, Р. Briant, Darius dans l’ombre d’Alexandre (Paris, 2003).]. В связи с этим следует быть осторожнее с источниками, в которых описывается крах Персии. Скорость, с которой Александр расширял границы своих владений, говорит сама за себя. Он основал множество городов, часто называя их в честь самого себя, например Герат (Александрия в Арии), Кандагар (Александрия в Арахозии) и Баграм (Александрия на Кавказе). Появились новые перевалочные пункты и укрепления к северу до самой Ферганской долины — они образовали так называемую ось Азии.

Новые города с мощными оборонительными системами и укреплениями были построены для защиты от угрозы со стороны степных племен, которые нападали на сельские поселения. Александр разработал план фортификации для защиты земель, которые были недавно завоеваны. Примерно в это же время подобные проблемы возникали и в регионах, расположенных восточнее. Китайцы уже разработали концепцию общности «хуася», в которой цивилизованный мир противопоставлялся варварам из степи. Интенсивная программа постройки сети фортификаций, которая позже стала известна как Великая китайская стена, была разработана по тому же принципу, что и у Александра. Расширение без защиты бесполезно [О концепции «хуася» см. C. Holcombe, A History of East Asia: From the Origins of Civilization to the Twenty-First Century (Cambridge, 2010); информацию о стене см. здесь: Waldron, ‘The Problem of the Great Wall of China’, Harvard Journal of Asiatic Studies 43.2 (1983), рр. 643–663, и, главным образом, di Cosmo, Ancient China and its Enemies.].

В четвертом веке до нашей эры Александр продолжил свою кампанию, через Гиндукуш продвигаясь к Инду. Там он также повелел построить укрепления и форты. Однако здесь он столкнулся с проблемой жалоб своей уставшей и соскучившейся по дому армии. С военной точки зрения, достижения Александра к моменту его смерти в тридцать два года в Вавилоне в 323 году до нашей эры, обстоятельства которой так и остались тайной, не представляли из себя ничего сенсационного [См. J. Romm, Ghost on the Throne: The Death of Alexander the Great and the War for Crown and Empire (New York, 2011). Существуют различные точки зрения, говорят, что Александр умер от тифа, малярии, алкогольного отравления (или болезни, похожей на это), инфекции, раны и даже что он был убит. См. A. Bosworth, ‘Alexander’s Death: The Poisoning Rumors’, in J. Romm (ed.), The Landmark Arrian: The Campaigns of Alexander (New York, 2010), рр. 407–411.]. И все же скорость и размах его завоеваний были ошеломляющими. Не менее впечатляющим, хотя это часто игнорируется, является оставленное им наследие, а также влияние греческой культуры на персидскую, индийскую и даже китайскую.

Несмотря на то что внезапная смерть Александра повлекла за собой раздоры среди его старших генералов, вскоре на Востоке появился новый лидер. Офицер по имени Селевк, рожденный в северной Македонии, который принимал участие почти во всех крупных походах. Через несколько лет после смерти своего патрона он стал правителем земель, которые простирались от Тигра до Инда. Эти территории были такими большими, что напоминали не столько королевство, сколько империю. Селевк основал династию Селевкидов, которая правила около трех столетий [См. R. Waterfield, Dividing the Spoils: The War for Alexander the Great’s Empire (Oxford, 2011).].

Походы Александра очень часто характеризуют как серию быстрых побед, а его наследие — как нечто эфемерное и временное. Но это были не временные достижения, это стало началом новой главы для местности между Средиземным морем и Гималаями.

В последующие десятилетия после смерти Александра можно было наблюдать несомненную эллинизацию. Идеи, концепции и символы древней Греции проникли на Восток. Потомки генералов Александра помнили о своих греческих корнях и всячески подчеркивали их. Примером могут служить монеты, отчеканенные в городах, расположенных в стратегически важных точках торговых путей и сельскохозяйственных центрах. Эти монеты оформлялись по единому образцу.

На них изображался текущий правитель местности, как правило, с венком или диадемой на голове. Правители на монетах всегда смотрели вправо, по примеру Александра. На обратной стороне изображался Аполлон, о чем свидетельствовала надпись на греческом языке [K. Sheedy, ‘Magically Back to Life: Some Thoughts on Ancient Coins and the Study of Hellenistic Royal Portraits’, in K. Sheedy (ed.), Alexander and the Hellenistic Kingdoms: Coins, Image and the Creation of Identity (Sydney, 2007), рр. 11–16; K. Erickson and N. Wright, ‘The “Royal Archer” and Apollo in the East: Greco-Persian Iconography in the Seleukid Empire’, in N. Holmes (ed.), Proceedings of the XIVth International Numismatic Congress (Glasgow, 2011), рр. 163–168.].

Греческий язык можно было услышать по всей Центральной Азии и в долине Инда. В Ай-Хануме, городе на севере Афганистана, который был основан Селевком, на одном из монументов были выгравированы дельфийские максимы. Они гласили:


Ребенком будь послушен.
Юношей будь сдержан.
Взрослым будь справедлив.
В старости будь мудр.
Настанет время умирать, умирай без боли [L. Robert, ‘De Delphes à l’Oxus: inscriptions grecques nouvelles de la Bactriane’, Comptes Rendus de l’Académie des Inscriptions (1968), рр. 416–457. Перевод можно найти здесь: F. Holt, Thundering Zeus: The Making of Hellenistic Bactria (London, 1999), р. 175.].

Чиновники пользовались греческим языком в работе еще более столетия после смерти Александра. Так, например, на греческом языке выписывали налоги и зарплату солдатам. По крайней мере так было в Бактрии около 200 года до нашей эры [J. Jakobsson, ‘Who Founded the Indo-Greek Era of 186/5 BCE?’, Classical Quarterly 59.2 (2009), рр. 505–510.]. Греческий язык проник глубоко в Индийский субконтинент. Некоторые эдикты правителя империи Маурьев Ашоки, величайшего властителя раннеиндийского периода, были написаны с параллельным переводом на греческий язык, по всей видимости, в интересах местного населения [D. Sick, ‘When Socrates Met the Buddha: Greek and Indian Dialectic in Hellenistic Bactria and India’, Journal of the Royal Asiatic Society 17.3 (2007), рр. 253–254.].

Резонанс, который вызвал культурный обмен между Европой и Азией, оказался просто потрясающим. Статуи Будды стали появляться только после того, как в долине Гандахара и Восточной Индии установился культ Аполлона. Буддисты почувствовали угрозу со стороны новой успешной религии и стали создавать свои собственные визуальные образы. Взаимосвязь прослеживается не только по времени появления ранних статуй Будды, но и в их внешнем виде и дизайне. Можно предположить, что прототипом для них стали изображения Аполлона. Таково было влияние греческой культуры. Ранее буддисты воздерживались от визуальных средств отображения, теперь же конкуренция заставила их быстро реагировать, перенимать чужой опыт и изобретать что-то новое [J. Derrett, ‘Early Buddhist Use of Two Western Themes’, Journal of the Royal Asiatic Society 12.3 (2002), рр. 343–355.].

Каменные алтари, украшенные греческими письменами, изображения Аполлона и изысканные миниатюры из слоновой кости, изображающие Александра, найденные на юге Таджикистана в наше время, показывают, насколько сильным оказалось влияние западной культуры [B. Litvinsky, ‘Ancient Tajikistan: Studies in History, Archaeology and Culture (1980–1991)’, Ancient Civilisations 1.3 (1994), р. 295.]. Понятие о культурном превосходстве пришло оттуда же. Греков уважали в Индии, в частности за их познания в науках: «Они варвары, — гласит книга, известная как «Шри Гарга-самхита», — но наука астрономия пошла от них, и только за это их можно почитать как богов» [S. Nath Sen, Ancient Indian History and Civilisation (Delhi, 1988), р. 184. также см. R. Jairazbhoy, Foreign Influence in Ancient India (New York, 1963), рр. 48–109.].

Согласно Плутарху, Александр убедился, что греческая теология распространилась до самой Индии. В результате Олимпийские боги почитались по всей Азии. Молодежь в Персии и за ее пределами воспитывалась на трудах Гомера и трагедиях Софокла и Еврипида. В долине Инда изучали греческий язык [Plutarch, Peri tes Alexandrou tukhes he arête, 5.4 in Plutarch: Moralia, ed. and tr. F. Babitt et al., 15 vols (Cambridge, MA, 1927–1976), 4, рр. 392–396; J. Derrett, ‘Homer in India: The Birth of the Buddha’, Journal of the Royal Asiatic Society 2.1 (1992), рр. 47–57.]. Может быть, поэтому заимствования наблюдаются и в литературе. Было высказано предположение, что основой для создания «Рамаяны», санскритского эпоса, выступали «Илиада» и «Одиссея», а тема похищения Ситы Раваной содержит прямую отсылку к бегству Елены с Парисом из Трои. Влияние культур могло наблюдаться и в обратном направлении. Некоторые ученые считают, что «Энеида», в свою очередь, была навеяна индусскими текстами, в частности «Махабхаратой» [J. Frazer, The Fasti of Ovid (London, 1929); J. Lallemant, ‘Une Source de l’Enéide: le Mahabharata’, Latomus 18 (1959), рр. 262–287; Jairazbhoy, Foreign Influence, р. 99.]. Идеи, темы и истории путешествовали по дорогам, распространялись путешественниками, купцами и паломниками. Завоевания Александра положили начало расширению сознания населения тех стран, которые он покорял, а также тех, с которыми происходил обмен идеями и новыми концепциями.

Даже народы диких степей подверглись этому влиянию. Об этом свидетельствуют найденные захоронения высокопоставленных лиц в Тилля-тепе на севере Афганистана. В их украшениях прослеживается греческий след. Аналогичные захоронения были найдены в Сибири, Индии и других местах. Предметы роскоши кочевники обменивали на домашний скот и лошадей, а иногда получали в качестве дани, в обмен на мирное существование [C. Baumer, The History of Central Asia: The Age of the Steppe Warriors (London, 2012), рр. 290–295.].

Процесс мирового взаимовлияния ускорился благодаря растущим амбициям Китая. Новые волны экспансии во время правления династии Хань (206 год до нашей эры — 220 год нашей эры) раздвинули границы до самой провинции Сиюй, название которой в переводе обозначает «Западный регион». Сегодня мы знаем ее под названием Синьцзян — «Новая пограничная земля». Данная область располагалась за пределами Ганьсуйского коридора — пути примерно в 600 миль, соединяющего внутреннюю часть Китая с городом-оазисом Дуньхуан, перекресток на краю пустыни Такла-Макан. В этой точке можно было выбрать, по какому пути двигаться — северному или южному, причем оба они могли быть опасны. Эти пути сходились в Кашгаре, который являлся узловым пунктом Гималайских гор, гор Памира, гряды Тянь-Шань и Гиндукуша [V. Hansen, The Silk Road (Oxford, 2012), рр. 9–10.].

Политика экспансии Китая позволила объединить Азию. До этого связи были блокированы юэчжи и прежде всего хунну, кочевыми племенами, которые, подобно, скифам являлись большой проблемой в Центральной Азии, но в то же время были важными партнерами и поставщиками домашнего скота. Китайские авторы во втором веке до нашей эры отмечали, что у людей из степи покупалось до десяти тысяч голов скота [Sima Qian, Records of the Grand Historian of China, 123, 2, р. 238.]. Огромный спрос на лошадей со стороны китайцев подогревался острой необходимостью поддерживать эффективную армию, способную сохранять порядок на территории Китая и отражать атаки хунну или других кочевых племен. Лошади из западной части Синьцзяна ценились достаточно высоко и могли принести вождям племен целое состояние. Однажды вождь юэчжи сторговал лошадей за очень крупную партию товаров, которые впоследствии перепродал, увеличив свое состояние в десять раз [Там же, 129, 2, р. 440.].

Самых знаменитых скаковых лошадей разводили в Ферганской долине, на противоположной стороне живописного Памира, который располагается на территории восточной части Таджикистана и северо-восточной части Афганистана. Их очень ценили за их силу. Китайские авторы называли их «рожденными драконами» и «хансюэ ма» («лошади, потеющие кровью») из-за свойственного для них красноватого пота, причиной появления которого могли быть местные паразиты или то, что у этих лошадей необычайно тонкая кожа и кровеносные сосуды лопались при большой физической нагрузке. Некоторые особенно хорошие особи стали настоящими звездами. Их воспевали в поэмах, изображали в скульптурах и на картинах. Их же называли tianma — небесными, божественными лошадьми [H. Creel, ‘The Role of the Horse in Chinese History’, American Historical Review 70 (1965), рр. 647–672. В пещерах Дуньхуан на стенах можно найти много изображений небесных лошадей, см. T. Chang, Dunhuang Art through the Eyes of Duan Wenjie (New Delhi, 1994), рр. 27–28.]. Некоторые из них даже отправлялись «к лучшей жизни» вслед за своими хозяевами. Один из императоров был захоронен вместе с восемьюдесятью самыми любимыми скакунами — место их погребения охранялось статуями двух жеребцов и одним терракотовым воином [Recent excavations of the Emperor Wu’s mausoleum in Xi’an in 2011, Xinhua, 21 February 2011.].