— Боюсь, семейства Джека Гримли и Кита Макларена этого чувства не разделяли.

— Я и сам все эти годы не находил себе места, — вздохнул Феррис. — Выложил все вам, и вроде мне стало полегче.

Энни нахмурилась. Хохот и голоса посетителей вокруг них то усиливались, то затихали. Из бара доносился звон стаканов.

— Все-таки я не очень понимаю, — сказала она. — Ваш рассказ буквально потряс меня, но в нем нет ничего такого, что напрямую связывало бы события восемнадцатилетней давности с гибелью Люси Пэйн. Искать тут связь — значит притягивать ее за уши.

— Согласен с вами. Но если Исткот был серийным убийцей, а женщина, столкнувшая его со скалы…

— …это Кирстен Фарроу, выжившая жертва… — поддержала Энни.

— …то она и есть та самая таинственная женщина, которую видели с Гримли и Маклареном! Точно.

— Но вы же сами сказали, она не помнила, кто на нее напал, и к тому же жила в Лидсе у подруги, когда произошли инциденты с Гримли и Маклареном! — усомнилась Энни.

Феррис пожал плечами:

— Это она нам сказала. А ее подруга подтвердила. Но ведь алиби можно и сфабриковать. Что, если она сумела вспомнить?

— Вы делились этими рассуждениями с кем-нибудь еще?

Феррис обиженно посмотрел на нее:

— За кого вы меня принимаете?

Энни потерла лоб ладонью.

— Простите, — извинилась она. — Пресса и телевидение стоят на низком старте с тех пор, как стало известно, что Люси Пэйн обнаружена мертвой на краю утеса.

Питер Робинсон Феррис хихикнул:

— Уж конечно репортеры навострили уши! Но будьте спокойны, от меня они ничего не узнают.

Энни достала блокнот.

— Ну хорошо. Я постараюсь навести справки. Давайте начнем с того, что вы назовете имена и последние известные вам адреса этого самого австралийца и подруги Кирстен. У нас туго с людьми, но, на мой взгляд, вашей информацией стоит заняться вплотную, — сказала Энни, а про себя подумала: «Милая моя, ты, кажется, окончательно съехала с ума».

— С чего именно вы хотите начать? — спросил Феррис.

— Эти локоны, о которых вы говорили… Они сохранились?

— Должны лежать среди остальных материалов по тому делу, — ответил Феррис.

— Думаете, их можно отыскать?

Лицо Ферриса просияло, словно он вдруг осознал свое новое жизненное предназначение.

— Само собой разумеется! — Он лучезарно улыбнулся. — А почему нет? Ведь как-никак я пока еще независимый аналитик по проведенным расследованиям!

Пиво в пабе «Куинс армс» лилось рекой. Владелец сдвинул вместе два длинных стола, за которыми и расселись все сотрудники, в том числе и суперинтендант Катрин Жервез, с лица которой не сходила радостная улыбка. И только один Бэнкс стоял в отдалении, опираясь на подоконник, и время от времени подносил к губам кружку. Потягивая пиво, он пристально смотрел через ромбики стекол на прохожих, снующих в сгущавшихся сумерках по рыночной площади. На душе у него скребли кошки: зря они поспешили, что-то здесь не так. Хотя… Конечно, результаты анализа ДНК абсолютно достоверны, значит, арест обоснован. Вот они его и отмечают. Из музыкального автомата неслась песня группы «Арктик Манкиз», и все в этом мире, казалось, пребывало в мире и согласии.

— Что это вы, сэр? — неожиданно обратилась к нему Уинсом. Она откуда-то вынырнула внезапно, как чертик из табакерки, держа в руке недопитый бокал вишневого ликера. Бэнксу не хотелось вступать с ней в беседу. Она не совсем твердо держалась на ногах, однако язык не заплетался, а в глазах не замечалось пьяной мути.

— Да так, ничего, — ответил Бэнкс. — Веселишься?

— Стараюсь по мере сил. А вот вы, сэр, мыслями словно бы где-то далеко. Хотелось бы знать, о чем вы ду…

Какой-то мужчина случайно толкнул Уинсом, она покачнулась, стараясь удержать бокал и не пролить его содержимое. Мужчина извинился и отошел. Хэтчли, стараясь перекричать музыку, рассказывал свою коронную смешную историю, и все сидевшие за столом смотрели на него, ожидая момента, когда надо будет смеяться. Бэнкс не раз слышал ее прежде.

— Сегодня здесь многолюдно и шумно, — не отставала от Бэнкса Уинсом.

— Да уж. Мыслей своих не слышно, — кивнул Бэнкс. — А ты о чем думаешь?

— Об инспекторе Кэббот, сэр.

— Об Энни? — Бэнкс постарался не выдать своей заинтересованности.

— Это, разумеется, не мое дело, сэр. Стоило бы промолчать, но я же знаю, что вы друзья.

— Я раньше тоже так считал, — буркнул Бэнкс.

Мимо окна прошли две девочки-школьницы, возвращающиеся, по-видимому, с музыкальной репетиции: одна несла скрипку в футляре, другая — флейту.

Рассказ Хэтчли достиг кульминационной точки, и сидевшие за столом разразились хохотом.

— Сэр?

— Не обращай внимания. Так что с инспектором Кэббот?

— Прошлым вечером мы вместе ужинали. Мне кажется, она чем-то обеспокоена.

— Обеспокоена? Чем?

— Не знаю, сэр. — Уинсом понизила голос. — Она упоминала какого-то мужчину. Может, он следит за ней? Угрожает?

Явившись к Бэнксу, Энни намекала на молодых любовников, но о неприятностях с ними не сказала ни слова. Как все это понимать?

— Я поговорю с ней, — пообещал Бэнкс, мысленно спрашивая себя, как он это сделает, памятуя об их последнем столкновении и о ледниковом периоде, наступившем в их отношениях.

— Только не говорите ей о нашем разговоре.

— Ни в коем случае, — успокоил ее Бэнкс.

В этот момент в дверях паба показался дежурный сержант. Войдя внутрь и оглядевшись, он направился прямо к Бэнксу.

— Эрни, что, черт побери, стряслось? — спросил он.

— Как приятно обрадовать друзей своим приходом, — сострил Эрни.

— Любой человек будет рад услышать хорошие новости.

— Но вы-то никогда мне не радуетесь.

— Похоже, тебя это не останавливает.

— Только что пришел один тип, сосед Джозефа Рэнделла, того самого, которому вы сегодня предъявили обвинение.

— И что?

— Он утверждает, что Рэнделл не мог убить девушку. Хочет поговорить с руководителем следствия.

— С руководителем… — Бэнкс пристально посмотрел на суперинтенданта Жервез, всецело увлеченную доверительной беседой с Уилсоном. Не свалить ли разговор на нее? В конце концов, у женщин нынче равные права с мужчинами… Впрочем, рано или поздно ему все равно придется лезть в это дело. Так зачем омрачать торжество?

— Ладно, — сказал он, вставая. — Пошли.

Энни, ведя машину по шоссе А171, напряженно обдумывала разговор с Лесом Феррисом. Только что стемнело, и на дороге, петлявшей по краю вересковых пустошей, в это вечернее время почти не было движения. Из магнитолы звучала какая-то ритмичная мелодия, под которую было весело ехать, но болтовня между музыкальными номерами раздражала Энни, и она выключила радио. Что за абсурдную историю поведал ей Феррис! Убийство, серия преступлений на сексуальной почве, одно нераскрытое исчезновение человека — и все это восемнадцать лет назад! А тут еще некая таинственная женщина, два раза замеченная вблизи места совершения преступлений.

Что общего между той давней историей и убийством Карен Дрю, оказавшейся на самом деле Люси Пэйн? Как ни странно, но кое-какие взаимосвязи Энни все-таки уловила. Во-первых, место. Убийство Люси Пэйн совершено возле тех же самых скал. Во-вторых, велика вероятность того, что убийцей может быть женщина. Среди убийц женщины встречаются намного реже, чем мужчины. В-третьих, две жертвы были серийными убийцами — или считались таковыми: Грег Исткот и Люси Пэйн. В-четвертых, восемнадцать лет назад убийцу так и не нашли. И, наконец, пятый, объединяющий события признак: если во времена преступлений, о которых рассказал Феррис, убийце было около двадцати лет, то сейчас ей около сорока, как, по описанию Мэл Денверс, и призрачной Мэри. Вывод, конечно, слабый и уязвимый, но чем дольше Энни размышляла над ним, тем сильнее становилось ее убеждение, что историю необходимо пересмотреть заново, причем самым тщательным образом.

Необходимо разыскать Кита Макларена. За столько-то лет его память могла и восстановиться! И хорошо бы Феррис сумел раздобыть срезанный локон Кирстен Фарроу. Многое зависит от того, удастся ли установить идентичность волос Кирстен и хотя бы одного волоса, найденного на одеяле, в которое была закутана Люси Пэйн. Если нет, значит, она даром потеряла время… А вот если да — появится новая версия.

Какой прекрасный, тихий вечер, думала Энни, проезжая перекресток дороги, ведущей к заливу Робин Гуда. Она любовалась последними отблесками заката: на темно-красном фоне вырисовывались пурпурные силуэты холмов. К востоку, над Северным морем, небо как покрывалом было подернуто той необъяснимо-загадочной темно-синей переливающейся тенью, которая возникает во время заката в противоположной от него части небосвода. Низко над морем висела только что вышедшая серебряная луна.

Вскоре Энни очутилась среди уличных фонарей и огней светофоров и вздохнула, расставаясь с покоем безлюдной дороги. Ей повезло найти свободное место для парковки всего в нескольких ярдах от своего временного пристанища. Энни поставила машину и вошла в дом. В помещении было так холодно и темно, словно его обитатели давно съехали. Номер, конечно, дрянь, зато вон там, в проеме между крышами видно море, подумала Энни, включила свет, повесила куртку на вешалку и пошла на кухню. Обед она пропустила, выпив одну пинту против трех, которые залил в себя Феррис, а теперь обойдется стаканом вина, сыром и несколькими крекерами.

Завтра ее ожидает тяжелый день. Вздохнув, Энни поставила стакан и тарелку на стол и раскрыла ноутбук. Нашла список людей, имеющих отношение к жертвам Люси Пэйн, — их необходимо допросить. Теперь, после рассказа Леса Ферриса, появилось еще одно направление расследования.

Отработка всех версий, включая и Феррисову, угрожает слишком затянуть расследование. Выходит, Энни придется просить суперинтенданта Брафа о выплате сверхурочных — она уже посулила их Рыжей, а также о том, чтобы подключить к ее команде дополнительных сотрудников. Для Брафа, старающегося не выйти за рамки сметы, оба этих мероприятия — словно нож, приставленный к горлу. Энни была уверена, что сумеет заставить Брафа согласиться, вот только как это сделать, она обдумает позже.

Не исключено, что придется сыграть на любви Брафа к собственной персоне. Его легко отвлечь и заставить сосредоточиться на освещении расследования в прессе. Он прямо помешан на всем, что касается общественного мнения и его имиджа. Браф из тех людей, у которых при общении с журналистами уже готов ответ на второй вопрос, пока остальные участники пресс-конференции еще отвечают на первый.

Энни открыла почтовую программу. В этот вечер почта скачивалась почему-то слишком долго. Она выругалась про себя: видимо, кто-то послал ей письмо и в виде идиотской шутки прицепил к нему слишком большое приложение, например, отпускные фотографии, совершенно в данный момент ее не интересовавшие. Тут выскочило письмо, и в папке входящих она увидела имя Эрика, а рядом с ним скрепку — символ прикрепленного файла. Энни почувствовала, как тревожно сжалось сердце.

Как он узнал ее электронный адрес? Ах да, проклятый телефон! Ведь Эрик показывал ей, как пересылать фотографии. Она тогда, в клубе, послала фотографию на его адрес, тем самым раскрыв свой. Ну как она могла быть такой растяпой?

Остальные письма — спам и реклама: виагра, средство для увеличения бюста, предложение купить различные товары, в том числе и «настоящий "Ролекс"».

Она открыла письмо Эрика. Написанное голубым курсивом, оно было коротким и гласило следующее:

...

Дорогая Энни!

Надеюсь, тебе, как и мне, понравилась суббота. Ты была неописуемо прекрасна! Не могу дождаться, когда мы повторим все снова (и снова☺). Я с нетерпением жду завтрашней встречи и надеюсь узнать о тебе чуть больше. Я ведь даже не знаю, откуда ты и чем зарабатываешь на жизнь! Не забудь, в 12 часов в «Черной лошади».

Буду очень тебя ждать.

Целую, Эрик.

Сердце Энни снова сжалось, когда она открыла прикрепленную к письму фотографию. Когда, черт возьми, он сделал этот снимок?! Фотография не совсем четкая, снята наверняка с помощью автоспуска: она и Эрик, ее голова покоится на его плече, его рука обнимает ее. Волосы Энни растрепаны, глаза смотрят неизвестно куда. Но все бы ничего, если б не некоторые мелкие подробности, которые говорят о том, что и она, и Эрик совершенно обнажены, а у нее к тому же между большим и указательным пальцами зажат косячок. А она, проклятая дура, еще и улыбается!

— А, Джозеф! — приветствовал арестованного Бэнкс, входя в комнату для допросов, где уже успели подготовить записывающую аппаратуру, а Себастьян Кроуфорд с нервным лицом маячил у дальней стенки. — Очевидно, мы не все выяснили в предыдущей беседе?

— Я не понимаю, о чем вы говорите! — выкрикнул Рэнделл.

— А я думаю, вы все понимаете, — ответил Бэнкс, наклоняясь к нему. — И уверен: признать это в ваших интересах.

Рэнделл, облизав губы, вопросительно посмотрел на Кроуфорда, но тот молчал.

— Хорошо, — спокойно произнес Бэнкс, откидываясь на стуле. — Тогда позвольте мне рассказать, как все было. Только что к нам приходил ваш сосед, Роджер Коулгейт, который сообщил, что видел, как вы выпускали кота в половине первого ночи в субботу. Хотя мы не знаем точного времени убийства Хейли Дэниэлс, но у нас есть неоспоримое свидетельство, что она вошла в Лабиринт в двенадцать двадцать, а нападавший, по всей вероятности, последовал за ней примерно в двенадцать двадцать пять.

— Прекрасно, — просиял Рэнделл, с довольной миной поворачиваясь к Себастьяну Кроуфорду. — Значит, я не мог этого сделать, вы согласны?

— На то, чтобы дойти от своего дома до рыночной площади, вам потребовалось бы больше пятнадцати минут, — продолжал Бэнкс, — даже при условии, что вы были в состоянии идти по прямой.

— На что вы намекаете? — с тревогой спросил Рэнделл.

— Ваш сосед утверждает, что вы были в подпитии, — ответил Бэнкс. — Кстати, по словам мистера Коулгейта, вы по вечерам почти всегда нетрезвы.

— Врет он все! — сорвался на крик Рэнделл. — А если я немного и выпиваю, разве это противозаконно, скажите?

— Вовсе нет, — успокоил его Бэнкс. — Закон не запрещает выпивать, если вы не беспокоите других граждан. Так вот, мистер Коулгейт утверждает, что вы нетвердо держались на ногах, а когда он обратился к вам со словами «Добрый вечер», в ответ промычали что-то нечленораздельное. Ведь вы этого даже не помните, правда?

— Не помню, — согласился Рэнделл, — ну так что из этого? Зато он помнит. Какая разница? Разве не вы только что сказали, что выпивать по малости в своем доме — не противоречит закону, или вы уже забыли? Нет, вам нечего предъявить мне. Я не мог совершить это ужасное преступление. Вы обязаны меня освободить.

Несколько секунд Бэнкс медлил с ответом.

— Именно вы обнаружили тело, — проговорил он после паузы.

— И сам сообщил об этом! У меня была причина наведаться на склад.

— Да, мы поговорили с клиентом, которого вы упоминали. Вы и вправду получили срочный заказ на сумочку. Но это вряд ли можно считать относящимся к делу.

— Что вы хотите этим сказать?

— Вы пробыли одиннадцать минут возле тела Хейли Дэниэлс, причем в одиночестве.

— Ну и что? Послушайте, вам следует передо мной извиниться, прекратить эту дурацкую игру и выпустить меня отсюда. Себастьян?

Кроуфорд кашлянул, прочищая горло:

— Эээ… Мой клиент говорит дело, инспектор. Вы уже согласились, что он не мог совершить убийство Хейли Дэниэлс, по подозрению в котором был задержан.

— Обвинение можно изменить, — безмятежно возразил Бэнкс.

— Что это значит? — встревожился Рэнделл.

— Мы по-прежнему не получили ответа на интересующий нас вопрос, — пояснил Бэнкс. — Лаборатория подтвердила идентичность вашей ДНК и ДНК спермы, обнаруженной на теле жертвы. Правда, эксперты были озадачены тем фактом, что сперма на теле жертвы оказалась совсем свежей.

Рэнделл, сцепив руки, взмолился:

— Я ведь уже говорил: мне очень жаль, но я ничем не могу вам помочь.

— А я думаю, что можете, — с уверенностью заявил Бэнкс. Он подался вперед и положил ладони на стол, приблизив лицо к лицу Рэнделла. — Хотите, Джозеф, я расскажу вам, что в действительности произошло на вашем складе?

Рэнделл облизал пересохшие губы:

— Зачем вы спрашиваете? Все равно же расскажете. Давайте, начинайте свою сказочку.

— Это повествование, пожалуй, тянет на целый любовный роман, — пожал плечами Бэнкс. — Вы видели Хейли Дэниэлс в «Трубаче», после того как закрыли ателье в субботу вечером, и то, что вы увидели, вам понравилось. Думаю, вы встречали ее там и раньше. Она, как известно, часто проводила субботние вечера в городе со своими друзьями из колледжа. А возможно, вам было не так уж важно, на кого смотреть, лишь бы на девушке было поменьше одежды. Я верю, что вы, как и говорили, пошли домой, посмотрели телевизор или, того лучше, диск с какой-нибудь порнухой, напились, что называется, до потери пульса, разожгли свое воображение, да так, что едва могли терпеть этот огонь, и в половине первого выпустили погулять кота.

— Чего вы во всем этом нашли противозаконного? — не без ехидства спросил Рэнделл.

— Поначалу я склонен был думать, — продолжал Бэнкс, не обращая внимания на реплику Рэнделла, — что вы поспешили обратно в ателье, увидели Хейли Дэниэлс, входящую в Лабиринт, и бросились за ней. — Бэнкс сделал короткую паузу. — Но, говоря по совести, тут не все сходится. Получается нестыковка по времени и слишком уж много совпадений.

— Благодарю Бога хотя бы за это! Так я могу идти?

— Но ведь это вы на следующее утро обнаружили ее тело, — напомнил Бэнкс.

— И сообщил об этом.

— Однако за эти одиннадцать минут кое-что случилось, верно, Джозеф? На вас что-то нашло, что-то такое, с чем вы не смогли совладать.

— Никак не возьму в толк, о чем вы говорите.

— А по-моему, вы все отлично понимаете.

— Старший инспектор, вы… — вступил адвокат.

— Спокойно, мистер Кроуфорд. Я никоим образом не нарушаю права вашего клиента. — Бэнкс взглянул на Рэнделла. — Вы согласны со мной, Джозеф? Так вот, утром вы, как обычно, пошли на склад, чтобы выбрать подходящие куски кожи, включили свет и увидели Хейли, лежащую на боку на куче обрезков. Она как будто спала, словно несчастное дитя, заблудившееся в лесной чаще, куда она забрела, спасаясь от бури. Она выглядела такой невинной и такой прекрасной! И вы не смогли совладать с собой. Держу пари, вы дотронулись до нее, верно, Джозеф? Ласкали ее маленькие плотные груди — маленькие холодные груди? Разве не это воспламенило вашу страсть? То, что она лежала там мертвая и не могла ни оттолкнуть вас, ни попросить не трогать ее? Девушка полностью была в вашей власти — такое произошло с вами впервые в жизни. Она никак не могла вас остановить. И вы… вы гладили ее голое тело, ваши руки бродили по ее бедрам. А вы целовали ее, Джозеф? Вы целовали эти мертвые губы? Думаю, что целовали. Как вы могли с собой справиться? Она ведь полностью была вашей.

Рэнделл уронил голову на руки. Кроуфорд, подойдя ближе, наклонился над ним.

— Вы не должны ничего говорить, Джозеф, — сказал он. — Это… это болезнь.

— Согласен, — кивнул Бэнкс и продолжил, обращаясь к Рэнделлу: — Он прав. Вам ничего не надо говорить, Джозеф, я и так все знаю. Я знаю, что вы почувствовали, когда опустились перед ней на колени и расстегнули молнию на брюках. Ваш член был твердым, ведь верно, таким твердым, как никогда раньше? Одной рукой вы шарили у нее между ног, а вторую использовали для себя, и все получилось, я прав? И тут вы заторопились. Вам надо было все как следует вытереть, а вы сделали это спустя рукава. Поэтому мы и нашли то, что потом исследовали, понятно? Вы думали, что счистили все, но вы спешили и не заметили одного пятна. Вот как вы использовали эти одиннадцать минут, Джозеф.