— Что случилось с вашей матерью? — спросила Энни.

— Умерла в больнице. У нее было что-то не то с внутренностями, не знаю что, докторам не удалось вовремя поставить диагноз. Когда наконец спохватились, уже было поздно. Она так и не проснулась после операции. Папа говорил что-то о неправильной анестезии, я не знаю точно. Мы не докапывались. Он так и не смог это толком пережить.

— И с тех пор у вашего отца развился повышенный собственнический инстинкт?

— Я ему нужна, только чтобы за ним ухаживать, вот и все. Сам-то он о себе заботиться не может. — Келли отпила еще воды и закашлялась, струйка потекла по подбородку. Энни взяла со столика бумажную салфетку и вытерла. — Спасибо, — поблагодарила Келли. — А что теперь будет? Где папа? Что с ним станет?

— Мы пока не знаем, — ответила Энни, взглянув на Бэнкса. — Но мы его найдем. А там посмотрим.

— Я не хочу, чтобы с ним что-нибудь случилось, — заявила Келли. — Ну, я знаю, что он плохо поступил и все такое, но я не хочу, чтобы с ним что-то случилось.

Старая история: обиженные защищают обидчика, подумала Энни.

— Посмотрим, — произнесла она. — А сейчас отдыхайте.


Вернувшись в управление, Бэнкс зашел в кабинет к суперинтенданту Жервез и рассказал ей о Келли Сомс. Кроме того, он намекнул, что знает о том, что Темплтон наушничает, и предупредил, чтобы она не возлагала особых надежд на точность его информации. Это стоило сделать — хотя бы ради того, чтобы увидеть, какое у нее стало выражение лица.

Затем он попытался на какое-то время выкинуть из головы Келли Сомс и ее проблемы и, перед тем как отправиться в Лидс на встречу с Кеном Блэкстоуном, снова сосредоточиться на расследовании убийства Ника Барбера. Двое констеблей изучили коробки с бумагами Барбера, доставленные из его лондонской квартиры, и пришли к выводу, что там лишь старые статьи, фотографии и деловая переписка и все это не имеет отношения к его путешествию в Йоркшир. Очевидно, всю текущую работу он взял с собой, и она исчезла. Бэнкс нашел по радио виолончельную сонату Брамса и стал заново проглядывать старые номера «Мохо», которые Джон Батлер вручил ему в Лондоне.

Ему не понадобилось много времени, чтобы понять: Ник Барбер свое дело знал. Кроме материалов о «Мэд Хэттерс», иногда печатавшихся в журнале, здесь имелись также его статьи о фолк-певицах Шиле Макдональд и Бриджет Сент-Джон, о Джо Энн Келли, блюзовой певице, «Комусе», группе, которая играла прогрессив-рок, — их старые альбомы недавно были переизданы. Похоже, интерес к «Хэттерс» пробудился в нем, как и говорили Бэнксу примерно пять лет назад, хотя музыкой он увлекался с детства.

Детство. Бэнкс вспомнил, как у него мелькнула мысль об одной весьма маловероятной возможности, когда Саймон Брэдли рассказал ему о нежелательной беременности Линды Лофтхаус. Нетрудно выяснить, прав я или нет, решил он, перелистывая дело в поисках телефона Барберов.

Услышав в трубке голос Луизы Барбер, Бэнкс назвался и произнес:

— Я понимаю, это, наверное, странный вопрос, и я никоим образом не хочу обеспокоить вас или расстроить, но скажите, Ник был приемным ребенком?

После недолгого молчания в трубке раздался всхлип.

— Да, — ответила Луиза Барбер. — Мы его взяли, когда ему было всего несколько дней от роду. Мы его растили как своего, всегда к нему так относились.

— Уверен, что так и было, — заверил Бэнкс. — Судя по той информации, которую мы собрали, Ник вел здоровую и счастливую жизнь и у него было множество преимуществ, которых он, скорее всего, лишился, если бы вы его не усыновили. Мне нужно выяснить… Скажите, он знал? Вы ему говорили?

— Да, — ответила Луиза Барбер. — Мы ему сказали давно, как только решили, что он сумеет это принять.

— И что он сделал?

— Когда узнал? Ничего. Он сказал, что считает своими родителями нас, и больше ничего не было.

— Он когда-нибудь интересовался своей биологической матерью?

— Как ни странно, да.

— Когда это было?

— Лет пять-шесть назад.

— По какой-то конкретной причине?

— Он нам сказал, что не хочет, чтобы мы думали, будто тут есть какие-то проблемы или это как-то связано с нами, просто его друг, который тоже был усыновлен, убедил его, что это важно выяснить, для того чтобы почувствовать себя полноценной, гармоничной личностью.

— Он ее нашел?

— Он сказал только, что узнал, кто она, но отыскал ли он ее, встречался ли с ней — мы понятия не имеем. Поймите, нас этот разговор, конечно, расстроил, а Нику не хотелось причинять нам боль.

— Вы помните ее имя? Он вам его называл?

— Да. Он сказал, что ее зовут Линда Лофтхаус, но это все, что я знаю. Мы просили Ника больше о ней с нами не говорить.

— Имени достаточно, — заметил Бэнкс. — Спасибо вам большое, миссис Барбер, и примите мои извинения за то, что я разбередил вашу рану.

— Да она и так все время болит. Я надеюсь, это никак не связано с… с тем, что произошло с Ником?

— Мы не знаем. Пока для нас этот факт — еще один фрагмент головоломки. Всего хорошего.

— До свидания.

Бэнкс повесил трубку и задумался. Итак, Ник Барбер действительно был сыном Линды Лофтхаус. И он наверняка узнал, что мать убили всего года через два после его рождения и что она была двоюродной сестрой Вика Гривза, а это, несомненно, подогрело интерес Ника к «Мэд Хэттерс».

Новые сведения вызвали у Бэнкса множество вопросов. Согласился ли Барбер с общепринятой версией по поводу ее убийства? Поверил ли, что его мать убил Патрик Мак-Гэррити? Или он обнаружил, что это сделал кто-то другой? Если он набрел на какие-то данные, указывающие, что Мак-Гэррити был невиновен или имел сообщника, тогда он мог легко попасть в сложную ситуацию, не зная, насколько она для него опасна. Но все это зависит от того, прав ли оказался Чедвик насчет Мак-Гэррити. Самое время отправиться в Лидс и потолковать с Кеном Блэкстоуном.


В этот же день, в четверг, Бэнкс добрался до Лидса чуть больше чем за час. Свернув с Нью-Йорк-роуд в квартале Истгейт и затем двинувшись по Миллгарт-стрит, он оказался у главного управления полиции в Лидсе около половины четвертого дня. Он полагал, что, как и многое другое, это дело можно было бы провернуть и по телефону, но предпочитал личные контакты, если это было возможно. Все-таки мелкие нюансы и смутные впечатления не очень хорошо передаются по проводам.

Кен Блэкстоун поджидал его у себя в кабинете — крошечном закутке, отделенном перегородками от большой комнаты, полной очень занятых детективов. Кен был облачен в свой лучший костюм в мелкую полоску, купленный в одном из магазинов «Бёртон», и ослепительно-белую рубашку; серый полосатый галстук заколот серебряной булавкой в форме перьевой ручки. Из-за редких растрепанных седых волос, которые кудрявились над ушами, и очков для чтения в золоченой оправе он больше походил на профессора, чем на сотрудника полиции. Они с Бэнксом были знакомы много лет, и Бэнкс считал, что Кен для него ближе всех прочих к понятию «друг», если не считать Грязнули Дика Бёрджесса, но Бёрджесс сейчас жил в Лондоне.

— Первым делом вот что, — начал Блэкстоун. — Подумал, тебе будет интересно взглянуть. — Он толкнул к нему через стол фотографию, и Бэнкс развернул ее на сто восемьдесят градусов. На снимке был запечатлен мужчина лет, пожалуй, сорока с небольшим: аккуратные черные волосы, прилизанные «Брилкримом», заостренные черты тяжеловатого лица, прямой нос и квадратный подбородок с небольшой ямочкой. Но больше всего внимание Бэнкса привлекли глаза. Они не выражали ничего. Считается, что глаза — зеркало души, эти были — шторами затемнения. Суровый, бескомпромиссный, преследуемый призраками прошлого человек, подумал Бэнкс. И высоконравственный. Он не знал, почему так кажется, может быть, это лишь фантазия, но так и чувствуешь отблеск несгибаемой веры, наложившей отпечаток на его жизнь. Неудивительно: и в Шотландии, и в Йоркшире таких людей было немало.

— Любопытно, — отозвался Бэнкс, возвращая фото. — Стэнли Чедвик, я полагаю?

Блэкстоун кивнул и объяснил:

— Сфотографирован при назначении инспектором в октябре шестьдесят пятого. — Он взглянул на часы. — Слушай, тут шумно и тесновато. Давай-ка сходим попьем кофе, как ты?

— Я весь пропитался кофе, — сообщил Бэнкс. — Но можно устроить поздний обед. С утра ничего не ел.

— Отлично. Я не голоден, но присоединюсь.

Они прошли по Миллгарт-стрит и направились в сторону Истгейта. Погода налаживалась, одаривая их той смесью облаков и солнца, которая часто бывает над Йоркширом, когда нет дождя; было не очень холодно — в самый раз для того, чтобы ходить в плаще или легком пальто.

— Тебе удалось что-нибудь найти? — спросил Бэнкс.

— Я немного покопал, — ответил Блэкстоун, — и, похоже, это было довольно убедительное расследование, по крайней мере, на первый взгляд.

— Только на первый?

— Я еще не копал настолько глубоко. И не забывай, в основном дело вели в Северном Йоркшире, так что главная часть бумаг — там.

— Я их видел, — заметил Бэнкс. — Меня интересовала как раз западно-йоркширская часть. И сам Чедвик.

— Чедвика тогда откомандировали в Северный Йоркшир. К тому времени после повышения он у нас провел несколько успешных дел и считался перспективным сыщиком.

— Я слышал, он был крутоват, вид у него именно такой.

— Я его лично не знал, но мне удалось найти пару отставных сотрудников, которые были с ним знакомы. Да, по всем отзывам, Чедвик был человек жесткий, но справедливый и честный и добивался результатов. У себя в Шотландии он получил суровое пресвитерианское воспитание, хотя один из его бывших коллег сказал мне, что, по его мнению, Чедвик утратил веру во время войны. И тут, черт побери, удивляться нечему, если учесть, что бедняга застал боевые действия в Бирме, да к тому же участвовал в высадке союзников на континент.

— Где он теперь?

Они подождали, пока зажжется зеленый, и перешли Вайкар-лейн.

— Умер, — наконец сказал Блэкстоун. — По нашей базе данных персонала Стэнли Чедвик скончался в марте семьдесят третьего.

— Так рано умер? — удивился Бэнкс. — Для близких это, наверное, был страшный удар. Ему же было только пятьдесят с небольшим.

— Похоже, он сильно сдал в последние год-два, — ответил Блэкстоун. — Он часто брал отпуск по болезни, из-за этого поползли слухи, что он еле таскает ноги. Он ушел на пенсию по состоянию здоровья в конце семьдесят второго.

— Причины смерти?

— Ну, это не было убийство, если ты о нем подумал. У него давно были проблемы с сердцем, кажется, еще наследственные, к врачам он долго не обращался, а может, не обращал внимания на боли. Он умер от инфаркта, во сне. Но имей в виду, все это — по имеющимся документам и по воспоминаниям двух стариков, которых мне удалось разыскать. Часть информации уже недоступна, вообще неизвестно, где она. Мы перебрались сюда из Бразертон-хауса в семьдесят шестом, я еще здесь не работал, и, конечно, кое-что при переезде пропало, так что насчет всего остального можно только гадать.

Саймон Брэдли говорил, что Чедвик не отличался богатырским здоровьем, но Бэнкс не предполагал, что инспектор был настолько болен. Может быть, в его смерти все-таки было что-то подозрительное? Сначала Линда Лофтхаус, потом Робин Мёрчент, а потом и Стэнли Чедвик? Бэнкс не мог себе представить, что связывает этих трех человек. Чедвик расследовал убийство Лофтхаус, но не имел отношения к делу об утонувшем Мёрченте. Однако он все же встречался с «Мэд Хэттерс» в Свейнсвью-лодж, а Вик Гривз был двоюродным братом Линды Лофтхаус. Возможно, Ивонна, дочь Чедвика, сумеет помочь, если только удастся ее разыскать.

Они свернули на Бриггейт, пешеходную улицу. Здесь было немало людей, явившихся сюда за покупками, многие из них были совсем молодыми, девушки-подростки толкали коляски, а пареньки, идущие рядом с ними, казались слишком юными для отцовства. Впрочем, многие девушки тоже не очень походили на матерей, но Бэнкс чертовски хорошо знал, что они не просто помогают старшим сестрам. Уровень подростковых беременностей и венерических заболеваний рос устрашающими темпами.

Поскольку у него в голове по-прежнему крутились мысли о Линде Лофтхаус и Нике Барбере, Бэнкс задумался о шестидесятых, о том времени, которое тогдашняя пресса окрестила «сексуальной революцией». Ну да, противозачаточные таблетки позволили женщинам заниматься сексом, не боясь залететь, но одновременно их использование оставляло им мало (или вообще никаких) оправданий для того, чтобы не заниматься сексом. Предполагалось, что во имя всеобщего раскрепощения женщины будут спать со всеми подряд, ибо, как утверждалось, они свободны это делать, а значит — должны. В этой субкультуре на них оказывалось давление, слабое или не очень, побуждающее их вести себя именно так. В конце концов, худшее, что могло произойти, — им пришлось бы лечить гонорею или выводить лобковых вшей, так что секс был относительно свободен от страхов.

Но тогда тоже часто случались нежелательные беременности, вспомнил Бэнкс, поскольку не все девушки принимали таблетки или хотели делать аборт, особенно в провинции. Одной из таких была Линда Лофтхаус, другой — Норма Каултон, жившая на одной улице с Бэнксом. Он помнил сплетни и сальные взгляды, которыми ее провожали, когда она приходила в местный магазинчик. Интересно, что случилось с ней и ее ребенком? Что случилось с сыном Линды Лофтхаус, Бэнкс теперь знал: он разделил судьбу матери.

— А что потом случилось с семьей Чедвика? — спросил Бэнкс.

— У него остались жена Джанет и дочь Ивонна, но никто не следил за их судьбой. Отыскать их, я думаю, будет нетрудно. Нам могли бы помочь в пенсионных службах или в отделах кадров.

— Сделай что можешь, — попросил Бэнкс. — Буду тебе очень признателен. У себя Уинсом подключу. Она с компьютером хорошо управляется. Дочка, конечно, могла выйти замуж и сменить фамилию, но мы попробуем поискать через списки избирателей, агентство регистрации автомобилей, национальную полицейскую базу данных и прочее. Вдруг повезет.

Они миновали тощего бородатого юношу, продававшего благотворительную газету «Биг исью» у входа в торговый пассаж «Торнтон». Блэкстоун купил номер, свернул и сунул во внутренний карман. Их обогнали двое молодых полицейских с карабинами «Хеклер энд Кох», на обоих были черные шлемы и бронежилеты.

— Теперь такая экипировка в порядке вещей, — заметил Блэкстоун.

Бэнкс кивнул. Его больше обеспокоило то, что этим служакам на вид было лет по пятнадцать.

— Извини, тебе от меня никакого проку, — проговорил Блэкстоун.

— Ну что ты, — возразил Бэнкс. — Ты мне помогаешь заполнить пробелы в общей картине, а мне сейчас именно это необходимо. Скоро придется читать дела и судебные протоколы, но я оттягиваю этот момент, потому что они на меня такую тоску нагоняют!

— Можешь заняться этим у меня в кабинете, после того как мы перекусим. Мне надо будет уйти. Хотя я тебя понимаю. Я бы тоже предпочел уютненько устроиться на диване и посмотреть сериалы про Флешмена или Шарпа. — Блэкстоун остановился в конце аллеи. — Давай на этот раз зайдем в «Шип». В «Уайтлоке» сейчас до черта народу, к тому же они изменили меню: стали слишком уж гнаться за модой. К тому же я как-то не представляю тебя в кафе «Харви Николс» в квартале Виктория над фриттатой бри с чесноком.

— Ну не знаю, — возразил Бэнкс. — Ты удивишься, но я хорошенько мою руки перед едой и не против иногда отведать заграничных харчей. Но мне нравится название: «Шип» — корабль.

Они заказали по пинте «Тетли», и Бэнкс выбрал гигантский йоркширский пудинг, начиненный сосисками с соусом, после чего они уселись за столик в интерьере из бронзы и темного дерева. Блэкстоун был сыт, так что удовлетворился пивом.

Бэнкс рассказал Блэкстоуну об их непростой новой суперше и о том, что Темплтон, похоже, ходит перед ней на задних лапках. Потом они поболтали о неожиданном явлении Брайана и его новой подружки Эмилии, а затем принесли еду и пиво, и они снова вернулись к Стэнли Чедвику и Линде Лофтхаус.

— Думаешь, Кен, я сражаюсь с ветряными мельницами? — спросил Бэнкс.

— Это было бы уже не в первый раз, хотя я слишком мало знаю, чтоб так думать. И, кстати, твои усилия обычно не бывают напрасными. Может, объяснишь ход твоих размышлений?

Бэнкс отхлебнул пива, пытаясь привести мысли в порядок. Это было полезное, но трудное упражнение.

— Попробую, — проговорил он. — Суперинтендант Жервез считает, что прошлое есть прошлое и что виновный был наказан, но я не уверен. Господи, да убить Ника Барбера мог даже Крис Адамс: он не так далеко живет. Или даже Таня Хатчисон. Ее Оксфордшир тоже не на Луне. Если Ник Барбер действительно был таким въедливым музыкальным журналистом, как про него все говорят, то он мог что-то выведать про то давнее убийство. Вик Гривз — один из немногих, с кем Барбер пытался обсуждать эту историю, перед тем как убили его самого. А еще я только что узнал, что Ник был сыном Линды Лофтхаус, сразу после рождения его усыновили Барберы, и он только пять лет назад выяснил, кто была его биологическая мать. Барбер был журналист, и я думаю, что он попытался как можно больше узнать про нее и ее время, потому что его и без того интересовала тогдашняя музыка и вообще тот период. И среди прочего он узнал, что Вик Гривз был ее двоюродным братом. Гривз тоже живет близко, от него можно пешком дойти до коттеджа Барбера, и кто-то видел некую фигуру, которая пробегала в тех местах примерно в то же время, когда произошло убийство. Что касается Гривза и остальных, то я нашел в их прошлом несколько фактов, которые бросают на них подозрение. Это убийство Линды Лофтхаус, потому что она была за сценой на фестивале в Бримли вместе с Таней Хатчисон, а она была кузиной Гривза; кроме того — история о том, как утонул Робин Мёрчент, басист «Мэд Хэттерс», в тот момент и Гривз, и Адамс, и Таня Хатчисон находились в Свейнсвью-лодж. И оба этих дела закрыты.

— Убийцу Линды Лофтхаус взяли, а гибель Мёрчента сочли несчастным случаем, верно?

— Верно. Убийцу Линды зарезали в тюрьме, так что он нам вряд ли поможет что-то выяснить. К тому же, похоже, он был помешанный.

— Значит, ты подозреваешь людей, имеющих отношение к «Мэд Хэттерс», если не принимать во внимание ревнивых мужей или проходивших мимо бродяг?

— В общем-то да. Крис Адамс сказал, что у Барбера было пристрастие к кокаину, но мы не нашли никаких доказательств. Если оно у него и было, то вряд ли серьезное.

— Вы еще не получили распечатку телефонных разговоров Барбера?

— Нет пока, но мы и не ждем многого от этих данных.

— Почему?

— В коттедже, где он жил, не было телефона, а мобильная связь в этих местах не работает. Если ему нужно было кому-то позвонить, ему пришлось бы пользоваться автоматами в Фордхеме или Иствейле.

— А доступ в Интернет? Прыткий музыкальный журналист наверняка частенько сидел в Сети?

— Там нет ни телефонных линий, ни точки беспроводного доступа.

— А в Иствейле есть интернет-кафе?

Бэнкс поглядел на Блэкстоуна, набил рот сосисками, запил изрядным глотком пива и только после этого ответил:

— Хорошая идея, Кен. В библиотеке Интернет дохлый, но на рыночной площади есть компьютерный магазинчик, и, думаю, мы могли бы там узнать. К сожалению, у владельца всего два компьютера, поэтому список посещенных сайтов и прочее наверняка часто стирают. Если Ник Барбер каким-то из них пользовался, это было недели две назад, и все следы сейчас уже, скорее всего, давно исчезли. Но все равно стоит попробовать.