— Любопытно, — произнес Бэнкс. — Значит, в каком-то смысле Крис Адамс стал закулисной движущей силой «Мэд Хэттерс»?

— Да, он не дал группе пропасть и помог нам пойти по новому пути. Когда Робин и Вик ушли.

— Это Крис пригласил вас в группу?

Таня покрутила серебряное кольцо у себя на пальце.

— Да. Это не секрет. Мы с ним тогда были близки. Познакомились мы в Бримли. Я его до этого пару раз встречала, когда Линда водила меня на концерты «Мэд Хэттерс», но у меня в то время был молодой человек. Студент, учился в Париже. Довольно скоро мы с ним отдалились друг от друга, а Крис часто бывал в Лондоне. Он мне все названивал, и в конце концов я согласилась с ним поужинать.

— Бримли — еще одна тема, которую я хотел с вами обсудить, — сообщил Бэнкс. — Если вы сможете воскресить такие далекие воспоминания.

Таня одарила его таинственной улыбкой.

— С моей памятью все в порядке, — заявила она. — Но если вы хотите, чтобы я полистала давние страницы своей жизни, думаю, нам понадобится кофе. Как вы считаете? — Она бесцеремонно сбросила кошку на пол и отправилась на кухню. Кошка зашипела на Бэнкса и скользнула прочь.

Бэнкс удивился, что у Тани нет никого, кто готовил бы ей кофе: ни экономки, ни служанки, — но Таня Хатчисон вообще была полна сюрпризов.

Когда она ушла, он оглядел комнату. Ничего особенного в ней не было, за исключением нескольких модернистских картин на стенах (ему показалось — оригиналов) да старинного каменного очага, который, вероятно, придавал этой комнате уют зимними вечерами. Не слышно было никакой музыки. Бэнкс не заметил ни стереосистемы, ни единого компакт-диска. Телевизора тоже не было.

Таня скоро вернулась, неся кофейник, чашки, молоко и сахар на подносе, который она поставила на низенький плетеный столик.

— Дадим завариться несколько минут, хорошо? Вы ведь любите кофе покрепче?

— Да, — признался Бэнкс.

— Прекрасно. — Таня закурила следующую сигарету и откинулась на спинку кресла.

— Мы можем поговорить о Бримли?

— Естественно. Но, насколько я помню, того человека, который убил Линду, поймали и посадили в тюрьму.

— Это верно, — согласился Бэнкс. — Где он позже и умер.

— Тогда для чего?..

— Я всего лишь хочу выяснить некоторые обстоятельства. Вы были знакомы с Патриком Мак-Гэррити?

— Как сказать… Я с ним раза два случайно встречалась, когда заходила с Линдой к ее друзьям в Лидсе. Но я никогда с ним не разговаривала. Он мне казался мерзким типом. Вышагивал взад-вперед с этой своей идиотской ухмылочкой, точно наслаждался какими-то тайными шуточками над всеми остальными. Меня от него в дрожь бросало. По-моему, они его терпели только из-за наркотиков.

— Вы об этом знали?

— То, что он был наркодилер? Это было ясно. Но он, видимо, был так, мелочь. Даже у дилеров, по крайней мере у большинства, более утонченные манеры, чем у него, в них чувствуется стиль. И от них так не воняет.

— Вы видели его в Бримли?

— Нет, но мы были за сценой.

— Все время?

— Пока не встали перед площадкой, в пресс-зоне, чтобы видеть группы. А потом Линда отправилась на прогулку в лес. Но мы никогда не были среди основной части зрителей, нет.

— Я просмотрел материалы дела и судебные протоколы, — сообщил Бэнкс. — Кажется, вы о ней тогда не забеспокоились?

— Нет. Мы были уверены, что сможем добраться до ночлега. Я на следующий день собиралась в Париж, и мне надо было добраться до Лондона к утру, а Линда сказала, что, наверное, переночует у друзей в Лидсе. Так что у меня не было причин для беспокойства. В то время на подобных фестивалях меньше всего можно было ожидать убийства. Имейте в виду, это было еще до Алтамонта, на гребне успеха Вудстока и концертов на острове Уайт. Хотя на рок-фестивалях все были под кайфом. Чем сильнее, тем лучше.

— Понимаю, — проговорил Бэнкс. — Вы видели, как она разговаривает с какими-то конкретными людьми?

— В общем-то нет. То есть, я хочу сказать, мы общались с массой народу. Там была, так сказать, атмосфера вечеринки. И должна признать, это был такой восторг! Тусоваться со звездами. — Она игриво улыбнулась. — Знаете, я тогда была девушка впечатлительная. В общем, Линда какое-то время провела вместе с «Хэттерс». Но это же естественно, правда? Начнем с того, что это ведь Вик достал нам проходки. К тому же он был ее двоюродным братом, пусть даже они и не были особенно дружны.

— Кто-нибудь проявлял к ней какой-то необычный интерес?

— Нет. Ну, ее пытались уболтать, если вы об этом. Линда была очень привлекательная девушка.

— Но она ни с кем не пошла?

— Ничего об этом не знаю. — Таня наклонилась вперед и нажала рычажок на кофейнике, а потом аккуратно наполнила две чашки. В свою она добавила молока и сахара, затем предложила Бэнксу, но он отказался. — У Линды был тогда период поисков высокой духовности. Она увлекалась йогой и медитацией, тибетским буддизмом. Ей было не до наркотиков. И, думаю, особенно не до мужчин.

— Вы видели своими глазами, как она покидает зону за сценой?

— Нет. Когда я захотела обойти сцену, чтобы посмотреть на «Лед Зеппелин», Линда сказала, что ей хочется простора, она пойдет прогуляться, а со мной пересечется позже.

— Где была Линда, когда вы ее видели в последний раз?

— За сценой.

— Одна?

— Вроде с ребятами из «Хэттерс». Это было давно.

— А где был Вик Гривз?

— Болтался где-то поблизости. После выступления он наглотался кислоты, и… кто знает, где он был. Многие захотели встать перед сценой. Помню, там был большой ажиотаж. Кое-кто пытался пощупать девушек в толпе. Точно не могу сказать, кто там был, а кого не было.

— Значит, вы не видели своими глазами, как Линда направляется в лес?

— Нет. Слушайте, вы же не хотите сказать, что это сделал Вик, правда? Я в это не верю. Какие бы у него ни были проблемы, Вик был тонко чувствующим человеком с нежной душой. И таким же остался, только немного повредился в уме. Убийцу честно-благородно поймали. Нашли нож, на котором была кровь Линды. Я сама видела Мак-Гэррити с этим ножом на Бэйсуотер-террас.

— Я в курсе, — отозвался Бэнкс. — Но на суде он уверял, что его подставили, что нож подбросили.

Таня фыркнула:

— Это же естественно, правда? Уж вы-то это должны понимать.

Бэнкс прочел все касательно неуклюжих попыток Мак-Гэррити самому защитить себя в суде, и у него не осталось сомнений, что этот человек сам был злейшим своим врагом. Но если Вик Гривз убил свою кузину Линду, это придавало больше смысла позднейшим событиям, в том числе — убийству Ника Барбера. Возможно, подумал Бэнкс, Гривз не такой безумный, каким хочет казаться. Сказать это Тане он не мог: она друзей не предает и не бросает. Он отпил кофе. Напиток был крепкий и ароматный.

— Вкусно, — одобрил он.

Она наклонила голову, слыша эту похвалу:

— «Блю маунтин». Ямайский. Мне его специально доставляют.

— Вы знали, что у Линды был незаконнорожденный ребенок?

— Да. Она мне говорила, что отдала его на усыновление. Ей тогда было всего шестнадцать.

— И этот ребенок был Ник Барбер?

— Что? О господи! Нет, я этого не знала. Каким образом… я хотела сказать: какое невероятное совпадение!

— Не такое уж невероятное, — возразил Бэнкс. — Возможно, Ник унаследовал любовь к музыке благодаря генам Линды, понятия не имею. Но когда он узнал, что его биологическая мать — родственница одного из музыкантов «Мэд Хэттерс», это явно пробудило у него особый интерес к группе. А потом он выяснил, что ее убили, и, думаю, журналистское любопытство заставило его начать раскапывать давнюю историю.

— Вы думаете, что это как-то связано с тем, что с ним случилось?

— Разве что из-за того, что в результате Барбер вступил на путь, который привел его к гибели. Вероятно, не будь его матерью Линда Лофтхаус, он бы не взялся за свои изыскания (если он их, конечно, вообще проводил) и статью, но, возможно, он бы все равно этим занялся. Он давно был поклонником «Мэд Хэттерс». Мне кажется, что это любопытная деталь, только и всего. И еще один вопрос, связанный с группой: вы ведь были в Свейнсвью-лодж в ту ночь, когда умер Робин Мёрчент, верно?

— Да, — ответила Таня.

Бэнкс не был уверен, но ему показалось, что в ее тоне промелькнуло напряженное желание о чем-то умолчать.

— Какой он был?

— Робин? Из всех он был, пожалуй, самый одаренный и интеллектуальный. И самый чудной.

— То есть?

— Мне он всегда казался каким-то отстраненным. Недосягаемым. Не дотронешься. Никогда не знаешь, где блуждают его мысли, о чем он думает. Хотя с виду он казался вполне дружелюбным и милым. Он был очень образованный и начитанный, в музыке — немного зануда.

— А с девушками у него было все в порядке?

— О, они по нему с ума сходили! Такой красавец с шикарными черными кудрями! Но я не уверена… хочу сказать, я не думаю, чтобы ему какая-нибудь девушка особенно нравилась, хотя я его недолго знала… У него в то время ни с кем не было тесных отношений. Он брал то, что они ему предлагали, а потом отодвигал в сторону. Его больше увлекали всякие метафизические и оккультные штуки.

— Черная магия?

— Карты Таро, астрология, восточная философия, каббала и прочее в том же духе. В то время этим многие интересовались.

— Все возвращается… — заметил Бэнкс, вспомнив про Мадонну и всех прочих звезд, которые недавно открыли для себя каббалу. Не говоря уж о сайентологии, которая была мощной силой и в конце шестидесятых. Если терпеливо ждать, все повторяется.

— Пожалуй, — согласилась Таня. — В общем, обычно Робин был погружен в какую-нибудь книгу. Он мало говорил. И, как я уже сказала, я его толком не знала. Как и остальные. Его жизнь вне группы оставалась для нас загадкой. Если у него вообще была такая жизнь.

— Линде он нравился?

— Да, она говорила, что он славный. Но тогда мужчины в списке ее приоритетов стояли не очень высоко.

— Но все-таки она же не вычеркнула их из своей жизни?

— О нет. Я уверена, она бы заинтересовалась, если бы подвернулся подходящий человек. Она просто устала от манеры, которая была у некоторых наших парней. Свободная любовь! Они думали, что это значит — они могут валять любую женщину, которую захотят.

— А какие отношения были между Робином и Виком Гривзом?

— Да ничего необычного. Робин иногда расстраивался, что группа играет больше песен Вика, чем его собственных, но Вик просто был более сильный автор. Тексты Робина — слишком мрачные, чересчур много чернокнижия.

— И это все?

— Да, больше я ничего не знаю. Обычно они друг с другом отлично уживались.

— А как насчет остальных участников?

— То же самое. Конечно, случались разногласия. Так всегда бывает, когда коллектив слишком много времени толчется в одном пространстве. Но они не вцеплялись друг другу в глотку, если вы об этом. Я бы сказала так: для музыкальной группы эти ребята вели себя очень прилично. А я-то в свое время навидалась дурного поведения.

— А после того, как вы вошли в группу?

— Все относились ко мне с уважением. И это до сих пор так.

— Остальные члены группы — какие они были люди?

— Ну, Вик был чувствительный поэт. Робин, как я говорила, интеллектуал и мистик. Рэг был сердитый молодой человек. Парень из рабочего класса, всегда готовый ввязаться в драку. Теперь он этим в общем-то переболел. Думаю, сыграли роль несколько миллионов фунтов. А Терри был тихоня. Тяжелое детство: его отец умер, когда он был совсем маленький, а мать у него была по-настоящему странная. Она даже, по-моему, в конце концов попала в сумасшедший дом. Он очень переживал и особенно на эту тему не распространялся. Похоже, тогда он был получше остальных приспособлен к жизни. По крайней мере, ему удавалось время от времени улыбаться и разговаривать по-человечески. Ну, а Эдриан был шутник, любитель поразвлечься. Он по-прежнему такой. Большой весельчак.

— А вы?

Таня приподняла изящно изогнутую бровь:

— Я? Я была загадочная личность.

Бэнкс улыбнулся:

— А ваши близкие отношения с Крисом Адамсом?..

— Постепенно сошли на нет. В те первые два-три года у нас был жесткий график. Трудно было сохранить такие отношения. Мы постоянно или гастролировали, или записывались. Но мы с ним всегда оставались друзьями. До сих пор остаемся.

— В ту ночь, когда утонул Роберт Мёрчент, — вернулся к теме Бэнкс, — вы действительно ожидали, что полиция поверит, будто все вы крепко спали у себя в постелях?

Казалось, ее поразил этот вопрос, но ответила она без особых колебаний:

— Но они ведь поверили. Смерть от несчастного случая.

— Но вы-то не спали, верно? — настаивал Бэнкс, стреляя во тьму, но надеясь попасть в цель.

Таня посмотрела на него, в зеленых глазах читалось смущение. Он видел, что она пытается оценить его, понять, что ему известно и как он мог это узнать.

— Это было давно, — произнесла она. — Я не помню.

— Перестаньте, Таня, — сказал Бэнкс. — Почему все вы лгали?

— Господи помилуй, никто не лгал. — Она покачала головой, затягиваясь сигаретой. — Да какого черта! Так было проще, вот и все. Никто из нас не убивал Робина. Мы это знали. Зачем? Если бы мы сказали, что все шлялись туда-сюда, нам бы задали еще больше дурацких вопросов. А мы были никакие. Всем просто хотелось, чтобы нас оставили в покое.

— И что же произошло на самом деле?

— Я правда не знаю. Я была пьяная, если уж на то пошло.

— Наркотики?

— Кое-кто из остальных — да. Не без этого. А я всегда предпочитала водку. Хотите верьте, хотите нет, но я никогда ничего другого не употребляла. Ну, разве что иногда покуривала травку. Дом был большой, народу полно. Невозможно было за всеми уследить, даже если захотеть.

— Снаружи, у бассейна, были люди?

— Я не знаю. Я там не была. Если кто и увидел в бассейне Робина, то они поняли, что уже слишком поздно и ему уже не поможешь.

— И вы оставили его в воде, пока наутро не явился садовник?

— Это вы так говорите. Я этого не утверждаю. Я его там не видела и не могу точно сказать, видел ли кто-нибудь.

— Но кто-то мог видеть?

— Разумеется, мог. Но какой от этого толк? Тем более теперь.

— И кто-то мог его столкнуть.

— Ради всего святого! Зачем?

— Я не знаю. Может быть, в отношениях между присутствующими не все было так идиллически, как вы меня уверяете.

Таня выпрямилась:

— Слушайте, с меня хватит. Вы приходите ко мне в дом, называете меня лгуньей…

— Я не единственный, кто вас так называет. Вы тоже признались, что лгали полиции в семидесятом году. Почему я должен верить вам теперь?

— Потому что я говорю правду. Я совершенно не могу себе представить, зачем бы кому-то из нас желать Робину смерти.

— Я просто пытаюсь нащупать связь между прошлым и настоящим.

— А может, ее и нет? Вы об этом не подумали?

— Да, думал. Но поставьте себя на мое место. Есть одно несомненное убийство — в сентябре шестьдесят девятого, и, хотя преступника поймали и посадили в тюрьму, у меня все же остается место для сомнений. И еще одна смерть — в июне семидесятого, тогда ее с легкостью объяснили несчастным случаем, но теперь вы мне говорите, что участники затянувшейся вечеринки всю ночь шлялись туда-сюда, а значит, и в этом случае могут возникнуть сомнения. И общий знаменатель всех этих событий — «Мэд Хэттерс». Ник Барбер собирался писать о них статью, главным образом — о Вике Гривзе, и он, Барбер, упомянул о каком-то убийстве.

Таня затянулась, размышляя.

— Слушайте, — сказала она. — Я понимаю, вы изложили события так, что это и правда звучит подозрительно. Но это — просто совпадения. Я была на той вечеринке, когда умер Робин, и я не помню никаких ссор. Все развлекались, только и всего. Мы все улеглись. Я тогда была с Крисом. Заснуть было трудно, ночь была жаркая. Кто-то мог сходить взять что-нибудь пожевать. Может, они бродили, совершали набеги на холодильник. Я хочу сказать, что слышала, как люди ходят туда-сюда. Голоса. Смех. У Вика, как всегда, был трип. Может, кто-то из группы обменивался партнершами. Так бывало.

— Значит, вы не спали всю ночь как ангел?

— Ну конечно.

— И Крис Адамс все время был с вами?

— Да.

— Бросьте, Таня.

— Ну… может, и не каждую минуту.

— То есть в какой-то момент вы проснулись, а его не было рядом?

— Не так. Господи, да вы что, теперь пытаетесь обвинить Криса? Что с вами?

— Верьте или нет, — проговорил Бэнкс, — но я просто пытаюсь докопаться до истины. Может быть, вы развлекались. Может быть, кто-то резвился с Робином у бассейна и тот поскользнулся и упал в воду. Несчастный случай.

— Тогда какое это сейчас имеет значение? Даже если Робин был у бассейна не один. Все равно это был несчастный случай. Какая разница?

— Если кто-то чувствовал угрозу, боялся, что правда раскроется, а Ник Барбер был близок к разгадке, то… — Бэнкс развел руками.

— А другого объяснения быть не может?

— Например?

— Ну не знаю. Ограбление…

— Да, у Ника похитили ноутбук и мобильник, но это лишь подкрепляет гипотезу, что кто-то не хотел, чтобы узнали о том, чем он занимался.

— Тогда его девушка или еще кто-нибудь. Чей-то ревнивый любовник. Ведь большинство людей убивают близкие. Кто-то, с кем они знакомы. Разве не так?

— Отчасти да, — согласился Бэнкс. — Мы занимались и этой версией, как и наркотической, но пока нам не повезло.

— Я не понимаю, при чем тут прошлое. Все давно кончилось. Приговор вынесен.

— Если долгие годы работы детектива меня чему-то и научили, — заметил Бэнкс, — так это тому, что прошлое никогда не кончается, и неважно, кому был вынесен приговор.

Бэнкс ехал от Тани Хатчисон, когда двое полицейских доставили Келвина Сомса в управление полиции в Иствейле. Энни Кэббот попросила отвести его в пустую комнату для допросов и на какое-то время оставить там: пусть подождет.

— Где вы его нашли? — спросила она одного из полицейских.

— На склоне долины, над Хелмторпом, мэм, — ответил он. — Скрывался в заброшенной пастушьей хижине. Видно, провел там всю ночь. Его порядочно трясло от холода.

— Как он, в порядке?

— Похоже на то. Хотя не помешало бы, чтобы его осмотрел доктор, просто чтобы все было по правилам.

— Спасибо, — поблагодарила Энни. — Я свяжусь с доктором Бёрнсом. А пока, думаю, я сама немного потолкую с мистером Сомсом.

Энни подозвала Уинсом и заметила, что Темплтон тревожно поглядывает на них из-за своего стола.

— Что такое, Кев? — крикнула она ему. — Совесть вдруг пробудилась? Не поздновато, а?

Она тут же пожалела о своей вспышке, но та не произвела никакого действия на Темплтона, который пожал плечами и вернулся к своим бумагам. Энни готова была его задушить, но в этом случае он оказался бы победителем.

Промокший, озябший и жалкий Келвин Сомс выглядел постаревшим. В комнате для допросов было довольно тепло, к тому же констебль, который его привел, предусмотрительно снабдил его серым одеялом, которое Сомс накинул на плечи, точно халат.

— Итак, Келвин, — произнесла Энни, покончив с формальностями и проследив, чтобы на кассете было четко зафиксировано, что Сомс отказывается от услуг «грязных адвокатишек». — Что произошло в вашем доме?

Сомс промолчал. Он сидел, уставившись в одну точку, щека у него подергивалась.

— В чем дело? — осведомилась Энни. — Язык проглотили?

Сомс ничего не ответил.