Энни откинулась на спинку кресла, положив руки на стол.

— В конце концов вам придется заговорить, — объяснила она. — Мы уже знаем, что произошло.

— Тогда мне, это, незачем вам рассказывать, ага?

— Нам необходимо услышать, как вы сами изложите события.

— Я ее ударил. Во мне что-то, это, щелкнуло, и я ее ударил. Больше вам ничего знать не надо.

— Почему вы ударили Келли?

— Сами знаете, чего она сделала.

— Она переспала с мужчиной, который ей нравится. Это так ужасно?

— Он не так говорил.

Энни озадаченно переспросила:

— Кто говорил?

Сомс глянул на нее.

— Сами знаете кто, — ответил он.

— Он имеет в виду Кева Темплтона, шеф, — пояснила Уинсом.

Энни уже и сама это поняла.

— Что сказал сержант Темплтон? — поинтересовалась она.

— Я, это, не могу повторить его слова, — ответил Сомс. — Мерзкие, жуткие вещи. Отвратительные.

Значит, именно подстрекательские речи Темплтона спровоцировали приступ ярости Сомса, подумала Энни. Она вполголоса выругалась.

— Вы пили перед этим?

Сомс почесал в затылке:

— Да. Я бы не сказал, что этим горжусь. Когда-то я сильно зашибал, но потом стал, это, держать себя в узде, пропускал разве что по паре пинт, это, для хорошего общения. А тогда я, это, себе позволил… — Он замолчал и уткнулся лицом в ладони. Энни плохо разобрала его следующие слова, но ей показалось, что он пробормотал: — Ее мать…

— Мистер Сомс, — мягко сказала она. — Келвин, не могли бы вы говорить более внятно?

Сомс вытер глаза кулаками:

— Я ей сказал, что она совсем как мать.

— А какая у нее была мать?

— Последняя шлюха.

— Келли говорила, что ей показалось, будто вы разговариваете с ней так, словно перед вами не она, а ее мать. Это так?

— Не знаю я. Я был, это, как бешеный. Сам не знал, что говорю. Мать ее была моложе меня. Миленькая. А на ферме… ну, эта жизнь была не по ней. Ей город подавай, вечеринки, танцульки. Там были мужики. Ей было плевать, знаю я про них или нет. Она этим похвалялась, смеялась надо мной.

— И потом она умерла.

— Да.

— Должно быть, это вас очень мучило, — заметила Энни.

Сомс внимательно посмотрел на нее.

— Я имею в виду, она принесла вам столько страданий, а тут она лежала перед вами, умирая из-за ошибки врачей. Вы наверняка ей сочувствовали, как бы она вас ни унижала перед этим.

— Ее Господь наказал.

— Как Келли на все это реагировала?

— Я старался, чтобы она ничего не знала, — ответил он. — Но оказалось, что она такая же.

— Это неправда, — возразила Энни. Она понимала, что кассета вертится и фиксирует превышение роли допрашивающего, но не могла сдержаться. Пускай суперинтендант Жервез в очередной раз спустит на нее всех собак, если уж на то пошло. — То, что Келли с кем-то спала, еще не означает, что она «шлюха», или как там еще вы называли свою жену. Вам надо было поговорить с дочерью, а не избивать ее ножкой от стула.

— Я, это, не особо-то горжусь тем, что сделал, — произнес Сомс. — Я отвечу за последствия.

— Еще бы, — сказала Энни. — Вот только Келли, к сожалению, это не поможет.

— Это вы о чем?

— О том, что из-за вас она лежит на больничной койке и, представьте себе, переживает за вас, беспокоится о том, что с вами будет.

— Я согрешил. Я, это, приму кару.

— А как же Келли?

— Ей лучше будет без меня.

— Да хватит вам себя жалеть! — Энни не могла продолжать допрос: она за себя не ручалась. Швырнув ему бланк для показаний, она встала. — Вот что: опишите подробно, что произошло, а потом констебль Джекмен проследит, чтобы это распечатали, а вы подпишете. Вас осмотрит полицейский хирург — так полагается. Хотите что-то добавить?

— Келли… Как там она?

— Выздоравливает, — ответила Энни. — Очень мило, что вы спросили, — язвительно добавила она, уже взявшись за ручку двери.

Глава восемнадцатая

В субботу утром, изучая материалы дела, Бэнкс наткнулся на сделанную им дополнительную фотокопию цифр из книги Ника Барбера и вспомнил, что пока так и не получил ответа от констебля Гэвина Рикерда. Он взялся за телефон. Рикерд отозвался на третьем гудке.

— Тебе не удалось разобраться в тех цифрах, которые я просил посмотреть? — спросил Бэнкс.

— Извините, сэр. На нас свалилась целая лавина работы. Не хватило времени, чтобы посидеть над ними.

— Что, совсем ничего в голову не пришло?

— Думаю, это какой-то шифр, но справиться с ним без ключа будет очень трудно.

— Слушай, ты все-таки продолжай думать над ним, ладно? Если я обнаружу хотя бы подобие ключа, дам тебе знать.

— Хорошо, сэр.

— Спасибо, Гэвин.

Как раз когда Бэнкс клал трубку, вошла Энни и сообщила: после довольно изнурительных изысканий, проведенных лондонской полицией, не нашлось никаких свидетельств того, что Ник Барбер в каком бы то ни было качестве был вовлечен в кокаиновый бизнес.

— Любопытно! — Бэнкс задумался. — Это ведь Крис Адамс предложил нам копать в том направлении.

— Хитроумно уведя следствие в сторону?

— Мне кажется, да. В любом случае надо еще раз перемолвиться с Адамсом словечком. Возможно, удастся его припугнуть с помощью старого доброго трюка: «вы сознательно чинили препоны работе полицейских».

— Возможно, — согласилась Энни.

— Есть новости про Келли Сомс?

— Утром ее выписали. Пока она поживет у тети в Иствейле.

— Келвину Сомсу это не должно сойти с рук, Энни, и неважно, что он теперь глубоко раскаивается.

— И не сойдет, — откликнулась Энни. — Не думаешь же ты, что я собираюсь отпустить его на все четыре стороны, правда? Но сейчас меня больше волнует Келли.

— Келли молодая. Она это переживет. Сомневаюсь, что судья или присяжные упрячут Келвина за решетку, да и вообще, появится ли он в суде?

— Сомс готов признать себя виновным. Он хочет понести наказание.

— Келли наверняка откажется давать показания против отца, а без них дело развалится.

— Что это у тебя? — Энни указала на список цифр, лежащий на столе у Бэнкса.

Ну да, Энни ведь с ним не было, когда Бэнкс его раздобыл, да и сам он забыл о нем, как только отдал Рикерду.

— Какие-то цифры, которые Ник Барбер накорябал на заднем форзаце книжки.

Энни вгляделась:

— Ну конечно. Из-за этой истории с Келли Сомс у меня все вылетело из головы. Я как раз собиралась тебя спросить. Барри Джилкрист из компьютерного магазина упомянул, что видел, как Ник Барбер писал что-то в книге, пока рыскал в Интернете. И я задумалась, что же он писал?

— Ты видишь в этих цифрах какой-то смысл? — поинтересовался Бэнкс.

— Нет. — Энни рассмеялась. — Но они мне кое-что напоминают.

— Да? И что же?

— Не скажу, и не проси!

— Энни, прекрати хихикать! Это может оказаться важно.

— Напоминают одну вещь, которую я частенько проделывала, когда была помоложе.

Бэнкс с трудом сдерживал раздражение.

Энни взглянула на него. Он увидел, как она краснеет.

— Записывала даты, — проговорила она. — Даты в кружочках.

— В каких еще кружочках?

— Да господи боже ты мой! — Энни оглянулась через плечо и понизила голос, однако тон у нее был такой, словно она его отчитывает. — Ты что, тупой?

— Пытаюсь не быть тупым, но ты меня запутала.

— Месячные, идиот. Я обводила кружочком тот день месяца, в который у меня должна начаться менструация. Так многие девушки делают. Цикл, разумеется, может сдвигаться, интервал бывает разный, но тем не менее… Очень похоже.

— Ты меня извини, но Барбер — точно не девушка, и у него вряд ли были месячные…

— Не язви. Может, конечно, это дни рождения родственников или лотерейные номера, но мне кажется — тут что-то другое. Ты спросил — я ответила: это напоминает мне о том, как я когда-то обводила кружочком дни в календаре, чтобы отметить начало месячных. Ясно?

Бэнкс поднял руки:

— Ну не сердись, а? Сдаюсь.

Энни фыркнула, резко повернулась и вышла. Бэнкс вздохнул, покрутил головой и уставился на цифры.

...

6, 8, 9, 21, 22, 25

1, 2, 3, 16, 17, 18, 22, 23

10, (12), 13

8, 9, 10, 11, 12, 15, 16, 17, 19, 22, 23, 25, 26, 30

17, 18, (19)

2, 5, 6, 7, 8, 11, 13, 14, 16, 18, (19), 21, 22, 23

Шесть рядов. Многие числа попадаются дважды и нигде не превышают 31. Значит, какой-то календарь? «Даты в кружочках»? Но зачем их обводили, а главное: к каким неделям и месяцам какого года они относятся? И почему некоторых дат недостает? Возможно, это удастся выяснить, подумал Бэнкс, например, с помощью компьютера. Потом он сообразил, что каждая группа чисел не обязательно должна относиться к одному и тому же месяцу или к одному и тому же году. Возможно, эти цепочки дат — выборка из, скажем, тридцатилетнего периода. Он упал духом и вполголоса выругал Ника Барбера за то, что тот намудрил со своими записями. Бэнкс чувствовал, что перед ним, скорее всего, тот самый ключ, который он ищет, причем, возможно, вообще единственный ключ, который оставил Ник, а между тем он по-прежнему далек от разгадки.


Энни перестала сердиться на Бэнкса, когда в середине дня он заглянул в дверь отдела и, сообщив ей, что Кен Блэкстоун обнаружил местонахождение Ивонны Чедвик, дочери инспектора Стэнли Чедвика, предложил вместе поехать побеседовать с ней. Энни не потребовалось упрашивать дважды. И к чертям собачьим суперинтенданта Жервез, подумала она, хватая пиджак и портфель. Энни заметила, как Кев Темплтон злобно покосился на нее, когда она выходила. Может быть, мадам Жервез к нему уже охладела — теперь, когда история с Келли Сомс разнеслась по управлению.

Энни сама села за руль автомобиля без спецмаркировки, который выписала из полицейского гаража. Бэнкс почти всю дорогу безмолвно смотрел в окно. Она время от времени скашивала на него глаза и понимала, что он размышляет. Что ж, это хороший знак.

— Кстати, я зашла на сайт «Мэд Хэттерс», — сказала Энни, прерывая затянувшееся молчание.

— И что?

— А то, что мне становится понятно, что за цифры Барбер записал в книге. Там есть ссылки на фанатские сайты с датами концертов и всякой другой информацией для посвященных. Но мне понадобится побольше времени, чтобы все это распутать.

— Может быть, займешься этим, когда вернемся?

— Постараюсь.

Ивонна Чедвик, в замужестве Ривз, жила на окраине Дарема, городка, расположенного поблизости от шоссе А1, по которому они ехали из Иствейла. Как обычно, дорога была запружена грузовиками, и раза два им попались неизбежные участки дорожных работ, занимавшие полосу-другую, — там поток автомобилей еле полз. Энни заметила возвышающийся на холме знаменитый даремский замок и свернула, следуя указаниям Бэнкса.

Нужный им дом — «половинка» с эркером — располагался в респектабельном зеленом районе, обитатели которого могли безбоязненно отпускать детей поиграть на улице. Ивонна Ривз оказалась невысокой нервной женщиной лет пятидесяти, облаченной в широкую серую юбку и бесформенный розовато-лиловый джемпер. Ей бы приодеться, подумала Энни, тогда она выглядела бы куда привлекательнее. Длинные седеющие волосы Ивонны были собраны сзади в хвост. В доме было чисто и опрятно. По стенам стояли книжные шкафы, забитые изданиями по философии и юриспруденции с небольшими вкраплениями художественной литературы. Гостиная была довольно тесной, темноватой, но уютной; в комнате пахло черным шоколадом и старыми книгами. Хозяйка и посетители опустились в кожаные кресла.

— Вы меня заинтриговали, — призналась Ивонна. Голос до сих пор выдавал ее йоркширское происхождение, хотя акцент сгладился за долгие годы. — Однако я совершенно не представляю, почему вы думаете, что я могу вам помочь. В чем, собственно, дело?

— Вы слышали о смерти музыкального журналиста Ника Барбера? — спросил Бэнкс.

— Кажется, что-то читала в газетах, — ответила Ивонна. — Его ведь убили где-то в Йоркшире?

— Возле Линдгарта, — сказал Бэнкс.

Миссис Ривз вопросительно посмотрела на него.

— Ник Барбер работал над статьей о группе «Мэд Хэттерс», — продолжал Бэнкс. — Вы их помните?

— Господи! Ну конечно.

— В сентябре шестьдесят девятого в Северном Йоркшире, на поле Бримли-Глен, проходил рок-фестиваль. Вспоминаете? Вам тогда было лет пятнадцать.

Ивонна сложила ладони:

— Шестнадцать. Я там была! Пошла тайком. У меня был ужасно строгий отец. Если бы я сказала, что собираюсь на рок-фестиваль, он бы меня ни за что не пустил.

— Может быть, вы вспомните и то, что после фестиваля на поле нашли мертвую девушку. Ее звали Линда Лофтхаус.

— Конечно, я помню. Это дело вел мой отец. Он его раскрыл.

— Да. Убийцу звали Мак-Гэррити.

Энни заметила, как Ивонна слегка вздрогнула при упоминании этого имени, на лице у женщины мелькнула гадливость.

— Вы его знаете? — быстро спросила Энни.

Ивонна покраснела:

— Мак-Гэррити? Откуда мне его знать?

Она не умеет врать, подумала Энни.

— Простите, но мне показалось, что вы отреагировали на его имя…

— Имя мне знакомо, папа его называл. Он говорил, этот Мак-Гэррити был жуткий тип.

— Послушайте, Ивонна, — настаивала Энни, — у меня такое ощущение, что Мак-Гэррити известен вам не только по папиным рассказам. Это совсем давняя история, но, если вы в курсе каких-то деталей, которые тогда не выплыли на свет, расскажите нам об этом. Вы нам очень поможете.

— Как вам могут помочь детали того полузабытого происшествия?

— А вот как, — ответил Бэнкс. — Мы считаем, что эти два дела могут быть связаны. Ник Барбер был сыном Линды Лофтхаус. Она отдала его на усыновление, но, повзрослев, он выяснил, кто была его мать и что с ней случилось. Потому-то он и заинтересовался группой «Мэд Хэттерс» и делом Мак-Гэррити. Вероятно, Ник наткнулся на какие-то факты, связанные с убийством матери, и сам был из-за этого убит. А значит, нам нужно очень внимательно изучить то, что случилось на фестивале и после него. Полицейский, который вел расследование вместе с вашим отцом, обмолвился, что Мак-Гэррити, возможно, угрожал еще одной девушке, но этот факт не зафиксирован в материалах дела. Кроме того, мы слышали, что у мистера Чедвика были определенные проблемы с дочерью: очевидно, она попала в дурную компанию, но никаких подробностей нам узнать не удалось. Не исключено, что я заблуждаюсь и никакой связи между этими делами на самом деле нет. Если вы все-таки что-то знаете, хотя бы и совсем, на ваш взгляд, незначительные мелочи, пожалуйста, расскажите и позвольте нам судить, важно это или нет.

Ивонна помолчала, Энни слышала звуки радио, доносящиеся из кухни: что-то неразборчиво бормотал диктор. Ивонна пожевала губу и устремила взгляд поверх их голов на один из книжных шкафов.

— Ивонна, — обратилась к ней Энни, — помогите нам. Вам это вряд ли повредит. Сейчас — уже нет.

— Все это было так давно. — На лице Ивонны мелькнула смутная улыбка. — Господи, какая я была идиотка! Заносчивая, эгоистичная, безмозглая идиотка.

— А кто из нас не был таким в шестнадцать-то лет! — усмехнулась Энни.

Это замечание немного растопило лед, и Ивонне удалось даже вежливо рассмеяться.

— Думаю, вы правы, — произнесла она и вздохнула. — Да, когда-то я действительно попала в дурную компанию. Не то чтобы дурную, но в особенную. В коммуну хиппи. Отец ненавидел их. Бывало, увидит на улице стайку хиппи и давай возмущаться: за что он воевал? Неужели за таких вот ленивых и трусливых скотов? Но те ребята, с которыми тусовалась я, были совершенно безобидные. Ну… большинство из них.

— А Мак-Гэррити?

— Мак-Гэррити был просто прилипала! Он был старше остальных, никогда по-настоящему не входил в хипповскую систему, но ребята не могли собраться с силами и вышвырнуть его, да и повода не было, так что он блуждал из дома в дом, спал на полу или в пустовавшей кровати. Гнать его не гнали, но он никому не нравился. Он был чудной.

— И у него был нож.

— Был. Пружинный, с черепаховой ручкой. Мерзкая штука. Конечно, он сказал, что потерял его, но…

— Но полиция нашла этот нож в одном из домов, — закончил Бэнкс. — Ваш отец нашел его.

— Да. — Ивонна покосилась на Бэнкса. — Кажется, вы и без меня довольно много знаете.

— Такая у меня работа. Я читал протоколы следствия, но ничего не выяснил о той девушке, которой Мак-Гэррити угрожал. Ваш отец спрашивал его о ней на допросе.

— Неудивительно, что вы ничего не узнали из протоколов…

— Это ведь были вы, верно?

— С чего вы взяли?..

— Вы были знакомы с Мак-Гэррити. Что-то между вами произошло. Как иначе объяснить рвение вашего отца, который стремился его обвинить и при этом постарался замять тему угроз этой неизвестной девушке? Он отбросил все остальные линии расследования и сосредоточился на Мак-Гэррити. Мне кажется, здесь было нечто личное, не так ли?

— Ну да, я ему рассказала, — призналась Ивонна. — Мак-Гэррити меня напугал. Мы были одни в гостиной на Спрингфилд-маунт, и он меня напугал.

— Что он сделал?

— Да ничего особенного, главное — то, как он говорил, как он глядел на меня, хватал за руки.

— Он вас хватал?

— Да, даже синяк остался. И все трогал мою щеку. Меня чуть не стошнило. Но что он говорил! Начал болтать о Линде, это его страшно возбудило, и тогда он перешел на эти лос-анджелесские убийства. Тогда мы не знали, что это сделал Мэнсон со своей семейкой, но слышали, что там зверски расправились с людьми и кто-то кровью написал на стенах «Свиньи». Он был от этого в полном восторге. И он сказал… он…

— Продолжайте, Ивонна, — настаивала Энни.

Глядя на нее, Ивонна с трудом выговорила:

— Он сказал… ну… что, когда я была с моим парнем, он подсматривал за нами и теперь… его очередь.

— То есть он угрожал вас изнасиловать? — уточнила Энни.

— Так я подумала. Вот чего я испугалась.

— У него был тогда нож? — спросил Бэнкс.

— Ножа я не видела.

— Что он говорил о Линде Лофтхаус?

— Какая она была славная, так печально, что ей пришлось умереть, но мир вообще абсурден и полон случайностей.

— И это все?

— Тут он перешел на убийства в Лос-Анджелесе и спросил меня: хотела бы я сделать что-то подобное.

— А потом?

— Я убежала. Он вышагивал туда-сюда по комнате, нес какую-то невнятицу, а когда повернулся ко мне спиной, я сбежала.

— Что было дальше?

— Я рассказала отцу. Он пришел в ярость.

— Могу его понять, — заметил Бэнкс. — У меня тоже есть дочь, и я бы почувствовал себя точно так же. Что произошло потом?

— Полиция провела рейд на Спрингфилд-маунт и в двух других жилищах хиппи. Они со всеми обошлись круто, предъявили обвинения в хранении наркотиков, но на самом деле им нужен был Мак-Гэррити. Он ведь был на фестивале, там, в Бримли, и многие видели, как он шатается у опушки леса со своим ножом.

— Вы думаете, это сделал он?

— Не знаю. Видимо, да. Я никогда не задумывалась об этом: мне это казалось очевидным.

— Но он упорно все отрицал, говорил, что его подставили.

— Да, но ведь так ведут себя все преступники, правда? Так мне говорил отец.

— Ну не все, но довольно многие, не спорю, — ответил Бэнкс.

— Ну вот. Слушайте, а почему Мак-Гэррити вас так интересует? Его же еще не должны выпустить?

— По этому поводу не беспокойтесь. Он умер в тюрьме.

— Вот как. Ну, не сказала бы, что это разбило мне сердце.

— Что случилось после ареста Мак-Гэррити и полицейских рейдов?

Ивонна медленно покачала головой: