— Только не говорите моему папе. Он мне голову оторвет. Обещаете?

— Келли, мне нужна информация об этом… о Нике. Если вы не были каким-то образом причастны к его убийству вам не о чем волноваться.

— Мне не надо будет идти в суд, ничего такого?

— Вряд ли в этом возникнет необходимость.

Келли помолчала.

— Особо-то ничего не было, — сообщила она наконец, взглянув на Энни. — Знаете, не то чтобы я все время этим занимаюсь. Я не шлюшка какая-нибудь.

— Никто этого не говорит.

— Папа скажет, если узнает.

— А ваша мать?

— Она умерла, когда мне было шестнадцать. Папа так и не женился больше. Она… они были не очень-то счастливы вместе.

— Мне очень жаль, — отозвалась Энни. — Я считаю, у нас не будет повода рассказать об этом вашему отцу.

— Тогда пообещайте мне…

Энни не собиралась ничего обещать. В сложившихся обстоятельствах она не видела причины разглашать секрет Келли и даже приложила бы все усилия, чтобы его сохранить, но ситуация могла измениться.

— Как это случилось? — спросила она вместо обещания.

— Я вам говорила, он был славный. Ну, короче, вел себя по-человечески. Есть такие, что смотрят на меня, как на какую-то грязную тряпку, потому что я всего-навсего барменша, но Ник был другой.

— Вы знали его фамилию?

— Нет, извините. Я его звала просто Ник, вот и все.

Ветер стонал, раскачивая машину. Келли обхватила себя руками. На ней было ненамного больше одежды, чем вчера вечером.

— Холодно? — спросила Энни. — Я включу нагреватель. — Она завела машину и включила обогрев. Окна скоро запотели. — Так получше. Продолжайте. Вы с ним заговорили в пабе.

— Нет. В том-то и дело. Там же вечно торчит мой папаша, понимаете? Он там был вчера вечером. Вот почему я… ну, короче, он на меня там вечно зыркает, как ястреб. Отец тоже думает, что барменша ничем не лучше потаскухи, вот и все. Слышали бы вы, как мы с ним собачились, когда я решила устроиться на эту работу.

— Почему же он разрешил вам?

— Из-за денег. Ему надоело, что я живу при нем, а работы у меня нету.

— Понятно. Значит, вы познакомились с Ником в пабе?

— Ну да, там. Короче, там мы первый раз увиделись, только тогда мне показалось, что он как все прочие клиенты. Но он был такой… хорошо сложенный парень. Честно говоря, я на него запала, и, по-моему, он это заметил, вот и все.

— Но он был не «парень», Келли. Он гораздо старше вас.

Келли посуровела:

— Ему было всего тридцать восемь. Никакая это не старость. А мне двадцать один. И потом, мне нравятся мужчины постарше. Не то что мои ровеснички, вечно лапают и больше ничего. Нет, кто постарше — они понимают. Они слушают. И они знают много всяких вещей. Короче, все парни, которым столько же, сколько мне, треплются только о футболе да о пиве, а Ник все знал — про музыку, про все группы, про все такое. Он мне такие истории рассказывал! Он был парень башковитый.

Энни мысленно отметила это, одновременно задавшись вопросом, сколько времени понадобилось этому Нику, прежде чем он начал «лапать» Келли.

— Так все-таки как же вы с ним по-настоящему познакомились? — спросила она.

— В городе. В Иствейле. Понимаете, в среду у меня выходной, вот я и двинула за покупками. А он как раз выходил от букиниста, что торгует сбоку от церкви, и я чуть на него не налетела. Знаете, как говорят: с первого взгляда и все такое. Короче, он меня узнал, и мы с ним стали трепаться, пошли выпить в «Квинс армс». Он был прикольный.

— И что случилось потом?

— Он меня подвез обратно… туда-то я на автобусе ехала… и мы договорились еще встретиться.

— Где?

— У него в коттедже. Он меня пригласил поужинать. Папе я сказала, что иду с подружками гулять.

— И что произошло?

— А вы как думаете? Он приготовил еду… карри… да так вкусно! Мы послушали музыку и… короче…

— Вы вместе легли в постель.

— Да.

— Тот раз был единственным?

Келли отвернулась.

— Келли….

— Мы еще раз сделали это в пятницу, если вам так уж интересно! Я отпросилась с работы на два часа, чтобы пойти к зубному, но перенесла на следующую среду.

— В пятницу в котором часу?

— Между двумя и четырьмя.

В день убийства. Похоже, уже через два-три часа, после того как Келли ушла, Ника убили.

— И вы были с ним только эти два раза? В среду ночью и в пятницу днем?

— Мы и ночь-то вместе не провели. Только вечер. Не то чтобы я не хотела, понимаете… Мне надо было домой к одиннадцати. Вы же, наверно, поняли, у меня отец такой викторианец, когда дело доходит до свободы, дисциплины и всякого такого.

Ну да, а ты улеглась в постель с мужиком старше тебя, на которого только-только положила глаз, подумала Энни. Возможно, отец Келли был прав. Впрочем, это не ее дело. Она сама удивилась строгости своих суждений.

— Чем занимается ваш отец?

— Он фермер. Можете себе представить что-нибудь отстойнее?

— Могу много такого представить.

— Ну и ну. А я вот не могу.

— Он знал про вас с Ником?

— Нет! Да я же говорю: если бы он узнал, он бы…

— Что, Келли?

— Нет-нет. Он не знал. Уж я бы сразу врубилась, что он знает, поверьте.

— Вы знакомы с неким Джеком Тэннером?

Казалось, Келли удивил этот вопрос.

— Да, — ответила она. — Он рядом с пабом живет, в соседнем доме.

— Что вы о нем думаете?

— Ничего особенного. Ну, то есть я не особо много про него думаю, вот и все. По мне, так он какой-то несчастненький. И к тому же полный козел.

— В каком смысле?

— Вечно пялится на мои сиськи. Думает, я не замечаю, но это же видно. Да он со всеми нашими девушками так.

— Вы его когда-нибудь видели в пабе?

— Нет. КК ему запретил приходить еще до того, как я туда устроилась. Он пить не умеет. Вечно устраивает драки.

Энни отметила про себя: заняться Джеком Тэннером, — и продолжила:

— Что вы помните о коттедже?

— Коттедж как коттедж. Ну, короче, старая мебель, всякие такие вещи, кровать скрипучая, у толчка сломанное сиденье.

— А личные вещи Ника?

— Это вы сами должны знать. Вы же там были.

— Все куда-то исчезло, Келли.

Келли оторопело взглянула на нее:

— Что, кто-то украл? Вот почему его убили?! Да там же толком ничего и не было, разве что он прятал деньги под матрацем, но это вряд ли. Под такой тощей штукой можно даже горошинку почувствовать.

— Что у него было?

— Несколько книжек, маленький плеер для дисков и к нему пара маленьких динамиков, которые можно ставить на стол. Звук не особо, но ничего, терпимо. Он любил в основном всякое старье, но у него были и современные команды: «Давс», «Франц Фердинанд», «Кайзер Чифс». И компьютер у него был.

— Ноутбук?

— Да. Маленький. Кажется, «Тошиба». Он говорил, что в основном смотрит на нем диски, но и работу кое-какую делает.

— Какую работу?

— Он был писатель.

— А что он писал?

— Не знаю. Он мне об этом ничего не говорил, а я ни разу не спрашивала. Это же не мое дело, верно? Может, он свою автобиографию писал.

Для тридцати восьми лет это был бы довольно вызывающий поступок, подумала Энни, впрочем, автобиографии пишут и в более юном возрасте.

— Он сам сказал, что он писатель?

— Я спросила его, что он у нас делает в такое паршивое время года, а он ответил, что ему нужен покой и уединение, чтобы кое-что написать, вот и все. По-моему, он насчет этого был довольно скрытный, так что я к нему не приставала. К чему мне выведывать про его жизнь?

— Он вам показывал что-нибудь из того, что написал?

— Нет. Ну, короче, мы только поели карри, поболтали и перепихнулись. Я не рылась в его вещах, ничего такого. За кого вы меня держите?

— Ладно, Келли, не кипятитесь.

Келли выдавила улыбочку:

— Поздновато кипятиться, как по-вашему?

— Какими средствами контрацепции вы пользовались?

— Презервативами. А что такое?

— В доме мы ни одного не нашли.

— Мы их все истратили. Короче, в пятницу он… ну… захотел еще раз, да не получилось, потому что ни одного не осталось, а в Иствейл было ехать поздно. Мне надо было на работу. А без резинок я не собиралась этим заниматься. Не совсем уж я дура.

— Хорошо, — сказала Энни.

Разговорившись, Келли оказалась куда менее застенчивой и молчаливой, чем представлялась на людях. Итак, вот и объяснение скомканной постели и отсутствия презервативов. Но ограбление едва ли тянуло на мотив. Конечно, если у Ника имелась большая сумма денег, он бы не стал рассказывать об этом потаскушке, которую подцепил в местном пабе; другое дело — зачем везти сюда большие деньги? Может, чтобы с кем-то расплатиться?

— У него был мобильник?

— Был. Крутая «Нокия». Не больно-то она ему сгодилась. Они в наших краях не ловят. Надо ехать в Иствейл или в Хелмторп. А это не ближний свет.

Энни знала: в Долинах это вечная проблема. Поставили несколько новых башен, но покрытие осталось неровным — из-за холмов. Стационарного телефона в коттедже не было — в большинстве съемных домиков его по очевидным причинам не бывает, — поэтому миссис Тэннер и Уинсом пользовались телефоном-автоматом через дорогу, рядом с церковью.

— Когда вы с ним были, в каком он был настроении? — спросила она.

— В отличном.

— Вам не показалось, что он расстроен, подавлен, о чем-то беспокоится?

— Нет, ничего такого.

— А как насчет наркотиков?

Келли помедлила:

— Мы выкурили два косяка, вот и все. Ничем, кроме травки, я в жизни не баловалась.

— А много ее у него было, травки?

— Нет, на одного. Ну, то есть больше я не видела. Короче, он не был какой-то там наркодилер, если вы к этому клоните.

— Я ни к чему не клоню, — возразила Энни. — Просто стараюсь представить, в каком психологическом состоянии был Ник. В пятницу днем он вел себя как-то иначе?

— Нет, я ничего такого не заметила.

— Не волновался, не нервничал, не было ощущения, что он кого-то ждет?

— Нет.

— Вы с ним строили какие-то планы на будущее?

— Ну, он мне предложения не делал, если вы об этом.

Энни рассмеялась:

— Я так и думала, но вы что же, не собирались больше встречаться?

— Понятно, собирались. Он должен был прожить тут еще неделю, и я ему сказала, что могу еще несколько раз к нему прибежать — если он достанет еще резинок. А он сказал: если захочешь, можешь ко мне и в Лондоне зайти. Говорит: у меня бывает полно бесплатных билетов, буду водить тебя на концерты. — Она надула губы. — Но папаша меня бы в жизни не отпустил. Он считает, Лондон — это какое-то гнездо порока.

— Ник дал вам свой адрес?

— Мы до этого не дошли. Мы думали… короче… ну, мы бы еще увиделись тут, у нас. Ах, черт! Простите.

Она вытерла побежавшую по щеке слезинку. Келли вообще-то была очень хорошенькая, и Энни понимала, почему она привлекает мужчин. Кроме того, она, по ее собственным словам, была не дура, и ее откровенному отношению к сексу многие бы позавидовали. Но сейчас на лице проступили пятна, стали заметны мелкие прыщики, и она выглядела расстроенным и смущенным ребенком.

Собравшись с духом, девушка выдавила из себя усмешку и сказала:

— Вы небось думаете, что я совсем поехала, реву из-за парня, с которым только-только познакомилась.

— Нет, я так не думаю, — ответила Энни. — Для вас он был близким человеком, а теперь он мертв. Это, должно быть, ужасно. И больно.

Келли посмотрела на нее:

— Вы же понимаете, правда? Вы не как другие. Не как тот брюзга, с которым вы приходили вчера вечером.

Энни улыбнулась такому описанию Бэнкса: сама она выбрала бы другие слова.

— Да нет, он нормальный, — возразила она. — Просто ему тоже недавно пришлось пережить нелегкие времена.

— Нет, я серьезно. Вот вы — вы нормальная. Вообще как это — когда ты коп?

— Бывают свои приятные моменты.

— Как вы думаете, меня бы взяли, ну, если бы я подала заявление?

— Я убеждена, что вам стоило бы попытаться, — ответила Энни. — Нам всегда нужны сообразительные, целеустремленные люди.

— Точь-в-точь про меня, — произнесла Келли с кривой усмешкой. — Сообразительная и целеустремленная. Папаша бы наверняка меня одобрил.

— Возможно. Но мог бы и в волосы вцепиться. Отцы порой преподносят нам такие неожиданности, — улыбнулась Энни, вспоминая, как Бэнкс рассказывал о реакции своих родителей на его выбор профессии. — Но пусть вас это не останавливает.

Келли, разумеется, не поняла последней реплики Энни. Нахмурившись, она сказала:

— Короче, мне пора на работу. Я и так уже опоздала. КК будет беситься.

— Хорошо, — ответила Энни. — Думаю, мы выяснили все, что нас в данный момент интересует.

— Можете подождать еще минутку? — попросила Келли, опуская пониже зеркало и вынимая из сумочки косметичку. — Надо подмалеваться.

— Конечно. — Энни с улыбкой наблюдала, как Келли с помощью теней, туши, тонального крема и прочих средств маскирует прыщики и пятнышки.

Съехав с холма, Энни высадила Келли у «Кросс киз», сама же снова отправилась наверх, узнать, что происходит в молодежном общежитии.

Глава пятая

10-12 сентября 1969 года

В течение нескольких дней расследование Чедвика продвигалось до обидного медленно. На два главных вопроса: кто была жертва и кто находился с ней в момент ее смерти, — ответов так и не нашлось. Но, уж конечно, кто-то где-то ее хватился, предположил Чедвик. Если только она не удрала из дому.

С тех пор как они с Ивонной пришли к компромиссу, на домашнем фронте наступило затишье. Теперь он был убежден, что дочь все-таки была на Бримлейском фестивале в воскресенье ночью: она никогда толком не умела врать. Однако сейчас, пожалуй, едва ли имело смысл требовать правдивого ответа на этот вопрос. Проехали. Важнее было попытаться избегать подобных эскапад в будущем, и Джанет права: гневными проповедями он этого не добьется.

Однако в среду Чедвик нанес краткий визит в «Рощу», просто чтобы посмотреть, в каких заведениях дочь проводит время. Это был маленький обшарпанный старомодный паб близ канала, один грязный зальчик был в нем выделен для молодежи. Бог знает, чего Ивонна навидалась в этой дыре. Одно хорошо: Чедвик справился у своего друга Джеффа Брума из отдела по борьбе с наркотиками и узнал, что у этого места не такая уж дурная репутация.

Доктор О'Нил, чей полный отчет о вскрытии не дал ничего, что позволило бы сомневаться в причине смерти, предположил, что возраст жертвы — между семнадцатью и двадцать одним годом, поэтому представлялось вполне вероятным, что к моменту убийства она ушла из дома и жила самостоятельно. Но почему тогда молчат ее подруги, дружки, коллеги? Либо они не знают, что произошло, либо еще не хватились. Была ли у нее вообще работа? Хиппи работать не любят, Чедвик это знал. А возможно, она была студенткой или у нее был отпуск. В заключении доктора О'Нила нашлась любопытная деталь: на тазовой кости у нее обнаружился родильный шрам, значит, когда-то она родила ребенка.

Констебль Брэдли просмотрел весь материал, который телевизионщики отсняли на фестивале, и побеседовал со всеми газетными репортерами, посетившими это мероприятие. Но он совершенно ничего из этого не вынес. Жертвы на этих кадрах не было: камера чаще давала панораму, показывая море молодых лиц, сияющих наивным восторгом, или же перескакивала с акробатических фокусов выступающих групп на крупные планы музыкантов и развеселых зрителей, дающих интервью. Возможно, это как-то и пригодится в будущем, когда определится подозреваемый или надо будет кого-то опознать в толпе, но пока от всего этого не было никакого проку.

Кроме того, Брэдли связался с Миком Лоутоном, пресс-атташе фестиваля, и начал обзванивать фотографов. Почти все выражали готовность помочь, не возражая против того, чтобы полиция взглянула на их снимки, и говорили, что с удовольствием пришлют их. В конце концов, их же и без того предполагалось вынести на всеобщее обозрение. Да уж, когда просишь репортеров назвать их источники информации, они реагируют совершенно иначе.

Эксперты продолжали прочесывать район, где была убита девушка, и тот участок, куда ее перетащили, собирая для дальнейшего анализа все, что могло бы дать хоть какую-то зацепку. В любом случае все эти находки могли бы как минимум стать полезными уликами на суде. Из лаборатории уже сообщили данные о васильке, нарисованном на щеке жертвы. Чедвик узнал, что он был выполнен с помощью обычного грима, какой можно купить во множестве магазинов. Цветок оставался деталью, которую полиция пока не спешила обнародовать.

Что же касается опроса собственно звезд, то здесь сомнения Эндерби оказались более чем пророческими. Опросы были проведены, однако, насколько мог судить Чедвик, это было сделано поверхностно и неудовлетворительно: в основном их вела местная полиция, которую лишь кратко ввели в курс дела. В провинции было множество инспекторов, занимавшихся уголовным розыском и умиравших от желания прижать к стенке их местную рок-звезду, натравить на нее собак и группу по поиску наркотиков, невзирая на фиаско, которым окончился подобный рейд, предпринятый против «Роллинг Стоунз» года два назад. Но задавать вопросы о каком-то паршивом северном фестивалишке — да на черта это нужно? Полицейские, как правило, мыслили так: эти обросшие кретины, конечно, вполне могут быть обдолбанными анархистами, но кровавыми убийцами — это уж вряд ли, верно?

Чедвик предпочитал смотреть на этот вопрос непредвзято. Он вспомнил о серии убийств в Лос-Анджелесе — в свое время он, как и все, следил за этой историей по газетам и по телевизору: кто-то пробрался в дом в каньоне Бенедикт, перерезал телефонный провод и убил пятерых человек, в том числе актрису Шерон Тейт, находившуюся на девятом месяце беременности. В ту же ночь, позже, кто-то проник в другой дом, неподалеку, и сходным образом расправился с жившей в нем богатой парой. Тогда много рассуждали об оргиях с наркотиками, поскольку жертвы-мужчины были одеты в хипповскую одежду и наркотики были найдены в одном из их автомобилей. Поговаривали и о «ритуальном» характере этих преступлений: на входной двери у Тейт было кровью выведено: «Свинья», в гостиной другого дома было написано: «Смерть свиньям», тоже кровью, а на внутренней стороне дверцы холодильника — «Healther Skelter», что, как решили власти, было искаженным названием одной из немногих в истории «Битлз» хард-роковой композиции «Helter Skelter» из «Белого альбома». Из закрытой информации по этому расследованию Чедвику было известно мало, но по некоторым намекам он сумел тогда понять, что полиция разыскивает членов какой-то мрачной секты хиппи.

Чедвику и в голову не приходило, что эти преступления имеют что-то общее с убийством на Бримлейском фестивале. Лос-Анджелес далеко от Йоркшира. Впрочем, если люди, слушающие «Битлз» и называющие богачей свиньями, а полицейских — легавыми, могли совершить такое в Лос-Анджелесе, почему бы и не в Англии?

Вероятно, Чедвику следовало самому опросить музыкантов, присутствовавших на фестивале, но их адреса были разбросаны по Лондону, Букингемширу, Сассексу, Ирландии и Глазго. Иные обитали в маленьких квартирках и комнатках, совмещающих спальню и гостиную, однако неожиданно большое число рок-героев владело, как выяснилось, сельскими поместьями с бассейнами или хотя бы огромными полуразрушенными домами в живописных местечках. Если бы он взялся их опрашивать, ему пришлось бы провести полжизни, разъезжая по всяким шоссе, а вторую половину — колеся по проселкам.