— Нет, мне хватит.

Бэнкс жестом показал официанту, что они не собираются повторять заказ, и тот испарился.

— А где в то время жил Лоуренс?

— Ох, где он только не жил. Вы ведь понимаете, что его служба длилась довольно долго, с шестьдесят седьмого по две тысячи четвертый год. Правда, как только Берлинская стена рухнула, он все меньше времени проводил за границей. У него был чудный дом в Кенсингтоне, в котором он жил на протяжении двадцати лет — конечно, когда возвращался в Англию.

— И что с этим домом?

— Лоуренс продал его, очень выгодно. На вырученные деньги он купил и большой дом в Йоркшире, и ту квартирку в Блумсбери.

— Погодите, вы ведь говорили, что Лоуренс полный профан в денежных вопросах, — удивился Бэнкс.

— Ну, — Эдвина едва заметно улыбнулась, — ему помогли.

— Кто? Вы?

— Он ведь мой единственный сын. Деньги очень скоро утратили для меня всякую привлекательность. Понимаю, что это звучит странно и глупо. Но они прибывали и прибывали, даже вне зависимости от того, работала я на износ или вполсилы. Куда мне было девать все эти прибыли? Вот и отдавала их Лоуренсу, хотя бы этим могла ему помочь.

— Ну а насчет швейцарских счетов вам что-нибудь известно?

— Я бы не придавала им особого значения. Не думаю, что там имеются солидные суммы. Конечно, я не знаю точно, откуда взялись эти деньги, но однажды Дики проговорился: у тех, кто проворачивает такие операции, какие проворачивал Лоуренс, всегда водятся свободные деньжата. На всякие взятки, подкупы, чаевые и тому подобное. Как правило, эти деньги не проходят ни по каким документам и не светятся в банках. В общем, они часто остаются неиспользованными, и никто ничего о них не знает. А поскольку разведчикам по окончании службы светит лишь скромная государственная пенсия, возникает неодолимый соблазн утащить перышко в свое гнездо, а не отдать его другим птичкам.

— Кому именно?

— Правительству, разумеется.

— Что ж, — улыбнулся Бэнкс, — я прекрасно понимаю, почему он не захотел делиться с нашим государством. Как бы то ни было, мы сильно сомневаемся, что вашего сына убили из-за денег. Мы просто не могли понять, что было источником его доходов.

— Ну, теперь вы знаете. Бывшая работа и моя помощь.

— А Марк знал о его прошлом?

— Думаю, да. Наверное, предварительно он прошел проверку на благонадежность.

— А остальные?

— Очень сомневаюсь. Я же говорю, Лоуренс умел хранить тайны. Все его знакомые были убеждены, что он всю жизнь проработал в Министерстве иностранных дел обычным скучным чиновником.

Бэнкс одним глотком допил чай с лимоном, холодный и горький.

— Что вы собираетесь делать? — поинтересовался он.

— Поживу тут еще немного. Разберусь с делами Лоуренса, а потом поеду к себе в Лонгборо. Кстати, вы не знаете, когда я смогу заняться организацией похорон?

— Простите, пока это невозможно, — ответил Бэнкс. — Все зависит от коронера. Иногда приходится откладывать похороны, особенно если начинается судебный процесс. Частенько защита требует проведения повторного вскрытия.

— Насколько это вероятно в данном случае?

— Честно говоря, не знаю, — признался Бэнкс. — Но я буду держать вас в курсе событий.

Эдвина взглянула на него. На ее губах блуждала улыбка.

— Лучше верните мне двадцать лет моей жизни, — сказала она.

— Почему вы не рассказали нам о службе Лоуренса раньше? — спросил Бэнкс.

— Не знаю. — Эдвина отвела взгляд. — Наверное, привыкла скрытничать. Или подумала, что это к делу не относится.

— Вы ведь сами понимаете, что лукавите. И знаете куда больше, чем говорите. Как только вам сообщили о смерти сына, вы сразу же подумали, не связано ли это с его работой. Разве не так?

— Так вы еще и мысли читать умеете? Может, вашей коллеге и впрямь будет лучше без вас. Не хотела бы я жить с мужчиной, который умеет читать мысли.

— Эдвина, прекратите нести чушь.

Она рассмеялась и допила остатки коктейля.

— А вы весьма прямолинейный юноша, не правда ли?

— Почему вы сразу мне все не рассказали?

— А зачем вы задаете мне вопрос, на который уже знаете ответ? — склонив голову, прошептала Эдвина.

— Потому что хочу услышать его от вас.

Эдвина оглядела двор, перегнулась через стол и схватилась за его край рукой, похожей на лапку хищной птицы.

— Потому что я до сих пор не знаю, уволился Лоуренс или нет, — сухим свистящим голосом произнесла она. — И не знаю, стоит ли доверять тем, на кого он работал. Ну что, довольны?

— Спасибо, — поблагодарил ее Бэнкс, поднимаясь.

— И вот еще что, — добавила Эдвина, устало откинувшись на спинку стула. — Если решите расследовать это дело, будьте очень осторожны. Не расслабляйтесь. Вам придется столкнуться с довольно неприятными людьми, которые играют по своим правилам. Уж поверьте мне, я знаю.

— Я в этом не сомневаюсь, — сказал Бэнкс. — Я запомню ваши слова. — Пожав ее слабую руку, он попрощался и ушел, оставив Эдвину наедине с ее воспоминаниями.

6

Жилой массив Истсайд-Истейт был возведен в шестидесятых и с тех самых пор постепенно приходил в упадок Его вполне можно было сравнить с некоторыми районами Лидса или Ньюкасла. Часто попадались сожженные машины и брошенные тележки из супермаркетов. Вокруг бродили бездомные собаки, а местные жители настороженно относились к любым чужакам, а уж к полицейским — тем более. Энни Кэббот не раз встречала тут вполне обычных законопослушных тружеников, но чаще имела дело с другой публикой: бездельниками, наркоманами и заброшенными детьми, которые не появлялись в школе и не имели никаких шансов найти приличную работу. К тринадцати-четырнадцати годам такие детишки уже и не думали о своем будущем, они интересовались исключительно метамфетамином, экстази или каким-нибудь новеньким наркококтейлем, изобретенным очередным химиком-любителем. От героина они тоже не отказывались.

Была среда, вечер, часы показывали половину одиннадцатого. Ряд одетых в форму полицейских сдерживал толпу, впрочем, не особо беспокойную. Тут собрались любопытные прохожие да перепуганные соседи. Парочка буянов пыталась внести смуту, выкрикивая оскорбления в адрес полицейских, а кто-то даже швырнул во врачей половинку кирпича, но на них никто не обращал внимания. Все привыкли к таким выступлениям. В тумане переулка, окрещенного местными жителями «уголком токсикомана», рассыпался радужным сиянием свет фонарей. Мигалка скорой помощи прорезала влажный воздух синими огнями.

Энни с названием не соглашалась — скорее уж тут «клуб любителей денатурата» или «общество знатоков марихуаны». Наркоманы стали богаче, дешевые наркотики заполонили рынок и обрушили цены, и токсикоманские штучки окончательно вышли из моды.

На тележке скорой лежал, истекая кровью, один из авторитетных дилеров северного округа — пятнадцатилетний Дэнни Мур. Над ним суетились врачи. Энни и Уинсом приехали, чтобы оценить ситуацию и решить, забирать это дело в свой отдел или нет.

— Куда его ранили? — спросила Энни у главного медика, когда тот с коллегами запихивал носилки с пострадавшим в машину.

— Пока сложно сказать, — ответил он. — Три колотых точно есть. В грудь, в плечо и живот.

— Насколько это опасно?

— Колотые раны — это всегда опасно. Хотя, — он подошел поближе и понизил голос, — личное мое мнение, не для протокола, таково: малый выживет. Конечно, если только мы не найдем обширного внутреннего кровотечения. А пока вроде бы ясно, что крупные артерии и жизненно важные органы не задеты.

— Спасибо, — кивнула Энни. — И когда мы сможем с ним поговорить?

— Завтра утром, не раньше. Зависит от того, как скоро удастся стабилизировать его состояние. В общем, звоните в больницу. А мне пора, — сказал медик, забрался в машину и хлопнул дверцей.

Мужчина, заявивший о происшествии, нервно вышагивал вокруг своей скромной серой «хонды». Ему явно не терпелось уехать. Его жена сидела в машине, закрыв окна и двери, и тупо смотрела вперед, не обращая внимания на толпу и суету полицейских. Видимо, надеялась, что, если их не замечать, они куда-нибудь денутся.

— Я выполнил свой гражданский долг, — беспокойно оглядывая толпу, заявил Бенджамин Пакстон, когда Энни попросила его рассказать, что случилось. — Сообщил о произошедшем и дождался полиции, как мне и было велено. — Уинстон принялась записывать его показания. — Разве этого не достаточно? Моя супруга очень расстроилась. А ей вредно нервничать. Можно мы уже поедем домой?

— Где вы живете?

— Мы снимаем коттедж возле Линдгарта.

— То есть вы не местные?

— Боже упаси! Мы из района Саут-Шилдс. А сюда приехали просто прогуляться.

Энни оглядела замызганные дома из красного кирпича и припаркованные возле них проржавевшие машины:

— Не лучшее место для прогулок. Или вы фанаты деградирующих кварталов?

— Да нет, мы не здесь собирались гулять, а возле Линдгарта.

— Как же вас сюда занесло?

— Да заблудились. Поужинали в пабе, про который вычитали в путеводителе, а потом свернули не там. Мы уже ехали обратно в Линдгарт. Никогда бы не подумали, что в Йоркшире есть такие места.

— Как назывался паб, где вы ели?

— «Ангел». Это в Килнвике.

Энни там бывала. В «Ангеле» подавали хорошее пиво «Сэм Смит». Похоже, Пакстон не врал. Если едешь из Килнвика в Линдгарт через Иствейл, там и впрямь легко заблудиться и заехать в пределы Истсайда. В конце концов, доступ в этот район был свободный и колючей проволокой его еще никто не обнес. Хотя иногда Энни казалось, что это было бы вполне разумно, особенно когда в полицию являлся очередной ограбленный турист.

— Расскажите, пожалуйста, все по порядку, — попросила она Пакстона.

— Мы ехали по этой улице, и Оливия вдруг заметила, что в конце переулка вроде бы кто-то лежит. Ну а я… честно говоря, сначала не хотел притормаживать, район ведь отнюдь не из благополучных. Но Оливии не показалось, там и впрямь лежал человек. В белой футболке. И он корчился, словно ему было очень больно. Мы сначала подумали, что это девушка, на которую напали и изнасиловали — мы читали, тут часто такое случается.

— И остановились, чтобы помочь?

— Именно. Я вылез из машины и подошел. Смотрю — кровь, тут же назад к машине, вызвал по мобильнику полицию и скорую помощь.

— Вы никого не заметили?

— Я не уверен, — помявшись, ответил Пакстон. — Все-таки было уже темно.

— Но?

— В переулке вроде бы мелькнул темный человек в куртке с капюшоном.

— Темный, вы про цвет кожи? — поинтересовалась Уинсом.

— Нет-нет, я не то имел в виду Нет. Просто он был скрыт тенью.

— Мужчина или женщина? — спросила Энни.

— По-моему, мужчина.

— Вы могли бы его описать?

— Едва ли. Помнится, довольно крупный, но вполне возможно, что мне так показалось — просто потому, что проход тут очень узкий. Да еще и тени, ничего не разглядеть.

— Понятно, — кивнула Энни. — Кто-нибудь еще?

— По поперечной улице шли два человека, где-то в сотне метров отсюда. Еще мужчина, с собакой. И еще мне показалось, что… даже не знаю, как сказать. В общем, сразу перед тем, как мы заметили этого парня на земле, была какая-то суета, как будто кучка людей бросилась врассыпную.

— Разбежалась?

— Ну да, вмиг. По разным переулкам, растворилась на соседних улицах.

— Вы могли бы описать кого-нибудь из этих людей?

— Нет. Они держались в тени. Кроме того, они все были в капюшонах, которые сейчас носят — такие, чтобы лица не видно.

— Вы имеете в виду худи? Куртки с накладными карманами и капюшонами?

— А они так называются? Я не знал.

Насколько поняла Энни, в Истсайд-Истейте были две действующие группировки: одна на севере, базирующаяся возле двух многоквартирных домов, и вторая на юге, эти тусовались около «уголка токсикоманов». Общественное спокойствие они возмущали регулярно, но никаких серьезных правонарушений за ними не числилось — в основном раскрашивали стены граффити, устраивали потасовки, подворовывали по мелочам да непристойно ругались. Но в последнее время обстановка в квартале стала накаляться. В ход все чаще пускались ножи и бейсбольные биты; пошли слухи, что заработал канал доставки тяжелых наркотиков с юга и из Манчестера.

Описание, которое Пакстон дал «бросившейся врассыпную» компании, указывало на местных бандитов, в число которых и входил Дэнни Мур. Состав группировок не представлял для полиции тайны, так что найти их всех будет несложно. А вот удастся ли у них что-нибудь узнать — уже другой вопрос. Здешние обитатели славились своей неразговорчивостью, которая резко усугублялась при общении с полицией.

— Что-нибудь еще заметили? — спросила Энни.

— Нет, — покачал головой Пакстон. — Я сразу вернулся к машине. «Скорая» приехала через несколько минут. Парнишка все это время лежал и даже не двигался. Я думал, он уже умер.

— Больше вы никого не видели?

— Никого.

— Тогда все, — решила Энни. — Можете ехать домой. Оставьте сержанту Джекмен ваш адрес. Мы с вами еще свяжемся, когда придет время давать показания. Не волнуйтесь, это лишь формальность. — Обернувшись, она заговорила с полицейскими, сдерживающими толпу. Местные жители начали нервничать, обеспокоенные отсутствием информации.

— Спасибо, — поблагодарил ее Пакстон.

Уже отойдя в сторону, Энни услышала, что он обратился к Уинсом:

— Э-э-э, а вы не подскажите, как нам доехать отсюда до Линдгарта?

Энни невольно улыбнулась. Не знаешь дорогу? Спроси полисмена! Она подмигнула Уинсом, которая записывала адрес Пакстона, попутно объясняя ему, как туда добраться.

После разговора с Эдвиной прошло несколько дней, но Бэнкс постоянно ловил себя на мыслях о шпионской деятельности ее сына. Он мало что знал о работе разведки, в чем, по-видимому, и состояла их работа, но все-таки догадывался, что Сильберт мог перейти дорогу очень влиятельным людям. То есть убить его могли и без всяких ссор и разборок, просто из предосторожности.

Бэнкс понимал, что со времен холодной войны многое изменилось: нынче глава разведки в основном занимается тем, что рассылает управляющим банков и нефтяных компаний сообщения о китайцах, шпионящих за ними по Сети. Но ведь еще совсем недавно люди рисковали жизнью, пытаясь перебраться через Берлинскую стену. Эдвина сказала, что в последние десять-пятнадцать лет Лоуренс стал ездить за границу куда реже. Значит, большую часть операций он провел до развала СССР и объединения Германии.

Бэнкс решил разузнать об этом периоде жизни Лоуренса поподробнее. Во вторник он поехал в книжный магазин «Уотерстоун» и купил там «Все о разведке» Стивена Доррила и «Совершенно секретно» Питера Хеннесси. Несколько месяцев назад ему в руки попался роман Хеннесси «Все прекрасно», и Бэнксу он очень понравился.

В среду вечером Бэнкс сидел у себя на кухне в джинсах и старой футболке и пытался собрать шкаф из «Икеи». В последнее время его коллекция CD и DVD-дисков непомерно разрослась и грозила заполнить собой все его жилище. Бэнкс то и дело чертыхался — он перепутал этапы сборки и теперь сомневался, что ему вообще удастся собрать этот треклятый шкаф. Звучала Вторая симфония Стенфорда. Нервная, дерганая мелодия отлично отражала состояние Бэнкса, почти изнемогшего в борьбе с «Икеей».

В дверь постучали. Вскочив на ноги и направившись к входу, Бэнкс вдруг понял, что не слышал, чтобы к его дому подъезжала машина. Странно. Его коттедж стоял на самом краю деревни, практически на отшибе. К нему вела длинная дорога, а за домом начинался лес. Никто, кроме почтальона, пешком к нему не ходил. Да и музыка играла негромко, так что Бэнкс обязательно услышал бы, если бы к нему кто-нибудь приехал.

Открыв дверь, Бэнкс увидел сутулого мужчину лет шестидесяти, с редеющими седыми волосами и аккуратной бородкой. Солнце еще не село, и на улице было довольно тепло, но, несмотря на это, посетитель оделся в застегнутый на все пуговицы костюм и светло-бежевое пальто. Рубашка сияла безупречной белизной, а между бордово-желтыми полосками старомодного галстука виднелось множество крохотных замков, такой вот узор.

— Мистер Бэнкс? — осведомился гость. — Старший инспектор Бэнкс, — уточнил он.

— Да, это я.

— Извините за столь поздний визит. Меня зовут Броун, через «о». Вы позволите войти?

— Рискую показаться невежливым, — ответил Бэнкс, — но вообще-то я занят. У вас что-то срочное?

— Это касается Лоуренса Сильберта.

Поразмыслив секунду, Бэнкс отступил в сторону и жестом пригласил мистера Броуна войти. Оказавшись в прихожей, тот огляделся:

— А у вас уютно.

— Я там вожусь на кухне, — сказал Бэнкс.

— Ясно, — кивнул Броун и прошел вслед за ним.

На полу кухни лежал недособранный шкаф. Вместо гладкой верхушки красовалась белая фанерка.

— Вы панельку не той стороной установили, — заметил Броун.

— Сам вижу, — буркнул Бэнкс.

— Не самая легкая работа, — улыбнулся Броун. — Я и сам постоянно путаюсь. А задняя стенка — это вообще кошмар. Хлипкая очень. Впрочем, вы, наверное, и сами это уже поняли.

— Мистер Броун, — заговорил Бэнкс, — я, конечно, очень ценю ваши советы по сборке икеевской продукции, но, поверьте, я сам во всем разберусь. Вы лучше садитесь. — Он указал на диванчик в углу. — Выпьете чего-нибудь?

— Спасибо, — поблагодарил Броун, втискиваясь на диван. Пальто он так и не снял. — Виски с содовой был бы очень кстати.

Порывшись в шкафу с выпивкой, Бэнкс нашел бутылку «Беллс» и смешал Броуну коктейль. Плеснул себе «Макаллана» восемнадцатилетней выдержки, затем плеснул чуть-чуть воды. Раньше он был преданным фанатом «Лафройга», но несколько неудачных партий его разочаровали, и он лишь недавно начал вновь с удовольствием пить виски. Как выяснилось, виски из айлейского солода он больше пить не может из-за привкуса водорослей, йода и легкого торфяного аромата. Зато богатые карамельные оттенки старых хайлендских солодов пришлись ему по вкусу. Впрочем, виски Бэнкс все равно пил редко, отдавая предпочтение пиву и вину. Но сегодня без виски было никак не обойтись.

Бэнкс уселся напротив Броуна, и тот поднял бокал:

— Ваше здоровье.

— Ваше здоровье, — ответил Бэнкс.

— Смотрю, вы слушаете Стенфорда, — отметил Броун. — Я слышал, что вы большой любитель классики, но мне как-то казалось, что Стенфорд давно уже вышел из моды.

— Раз вы так много обо мне знаете, должны знать и то, что мне всегда было плевать на моду, — сказал в ответ Бэнкс. — Стенфорд — отличный композитор, и под него хорошо собирать мебель. — Пригубив виски, он вдруг страшно захотел курить, но, сжав зубы, отогнал от себя мысль о сигарете.

— Оно и видно, — кивнул Броун, многозначительно посмотрев на шкафчик с неправильной верхушкой.

— Приятно, конечно, поболтать о сборке шкафчика и о Чарльзе Вильерсе Стенфорде, но мне показалось, что вы хотели поговорить со мной о Лоуренсе Сильберте. Можно узнать, чьи интересы вы представляете? — Бэнкс прекрасно понимал, кто такой Броун, но хотел услышать это от него самого.

Броун задумчиво покрутил бокал, любуясь темно-янтарным виски.

— Скажем так, — наконец заговорил он. — Я представляю правительство Ее Величества. Да, — кивнул он, — полагаю, это наилучший вариант ответа.

— А есть и другие?

Броун рассмеялся:

— Ну, в нашей жизни на все можно посмотреть и с другой точки зрения, не так ли?