Вернулся Бэнкс, поставил перед ней стакан с соком и сел напротив.
— С чего это ты стал таким пугливым? — поинтересовалась Энни. — Спрашиваешь, не следит ли кто за мной…
— Это я на всякий случай, — ответил Бэнкс. — В наше время, знаешь ли, надо всегда быть настороже.
— Вдруг вспомнил, что и у стен есть уши?
— По-моему, ближе к теме плакат, который я увидел в какой-то книжке. Классный. С сексуальной блондиночкой и двумя военными, пожирающими ее взглядами.
— И чего?
— Надпись на нем была мудрая: «Не болтай! Не такая уж она и дура».
— Вот ведь ты свинья. Женофоб. Сексист.
— Никак нет. Я обожаю блондинок, — возразил Бэнкс.
— Так на черта тебе весь этот шпионский антураж?
— Ну-у… Лоуренс Сильберт работал на Секретную разведывательную службу, более известную как МИ-6. Так что определенный смысл в этом есть.
— Ты что, решил войти в роль? Вжиться в образ бравого шпиона? Алан, ужасно не хочется тебя расстраивать, но пора тебе признать — дело закрыто. Суперинтендант Жервез так прямо и сказала. Забыл? Ты вообще в отпуске, ты это хоть помнишь? Кем бы ни работал Лоуренс Сильберт, это не имеет ни малейшего отношения к его смерти. Его убил Марк Хардкасл, который потом покончил с собой. Все. Финал истории.
— Ну, это официальная версия, — пожал плечами Бэнкс. — А мне кажется, тут все не так уж и просто.
До них доносился гул разговоров. Вот расхохоталась барменша — в ответ на шуточку клиента.
— Ладно, — вздохнула Энни. — Давай рассказывай, что ты там себе надумал.
— Ты когда-нибудь читала «Отелло»? — откинувшись на спинку, спросил Бэнкс.
— Давно. Еще в школе. А что?
— А пьесу видела? Или фильм?
— Да, кино. С Лоуренсом Оливье. Тоже давно. А что ты…
— Погоди, — поднял руку Бэнкс. — Пожалуйста.
— Хорошо-хорошо. Продолжай.
— Помнишь, какой там сюжет?
— Довольно смутно. А у нас сегодня экзамен?
— Нет. Попробуй все-таки вспомнить.
— Ну, там был этот, как его… Мавр. Его звали Отелло. Он был женат на Дездемоне, приревновал, задушил ее, а потом покончил с собой.
— А почему он ее приревновал?
— Ему кто-то наплел, что у нее есть любовник. Яго, если не ошибаюсь. Оговорил Дездемону.
— Точно, — кивнул Бэнкс. — В субботу мы с Софией ходили на «Отелло» в Иствейлский театр. Постановщик — Дерек Ваймен, автор декораций в манере немецкого экспрессионизма — Марк Хардкасл.
— Ну и как?
— Декорации были просто ужасны. Было полное ощущение, будто действие происходит в каком-то ангаре для самолетов. Зато актеры играли очень неплохо. Видимо, Дерек Ваймен знает толк в драматургии, хоть он и редкий зануда. Но я не об этом. Мы потом с Софией обсуждали все это…
— Как водится, — вставила Энни.
— Вот именно, — глянул на нее Бэнкс. — Короче, — продолжил он, — она высказала такую мысль: эта пьеса скорее о силе воздействия слов и фантазий, чем о ревности и зависти. По-моему, очень здравое замечание.
— Вот что значит у человека диплом по английской литературе, — заметила Энни. — В моей школе мы дальше ревности и зависти даже и не заглядывали. Ой, им наверняка о роли животного начала в образах Шекспира рассказывали. Как пить дать.
— Ну, куда уж без этого, — согласился Бэнкс. — Но все же, если вдуматься… это многое объясняет. Тебе не кажется?
— В каком смысле?
— Погоди, сначала возьму себе еще пинту. В конце концов, у меня отпуск. Тебе взять?
— Нет, меня и сок устраивает. — Энни похлопала по стакану.
Бэнкс ушел, и Энни задумалась о его словах. Она пока не очень понимала, куда он клонит. Напрягшись, она припомнила фильм с Оливье — как же странно было видеть его загримированным под негра! Еще, кажется, там был какой-то переполох из-за носового платка, и юная Мэгги Смит в роли Дездемоны пела грустную песню об иве, прежде чем Отелло задушил ее. А настырного Яго играл Фрэнк Финлей. Вот и все, что запомнилось Энни.
Бэнкс вернулся с очередной пинтой, поставил кружку рядом с газетой. Он постарался скоро, буквально в двух словах, объяснить толкование пьесы, предложенное Софией. Об использовании речевых образов для манипуляции чужими мыслями.
— О’кей, — сказала Энни, — значит, София считает, что «Отелло» — про силу слова. Хорошо. Возможно, она права. Но с чего вдруг Отелло, мачо, бывалый воин, повелся на косвенную, откровенно слабую улику? Решил вдруг, что на и лучший выход из ситуации — задушить собственную жену?
— Сейчас не самый подходящий момент критиковать Шекспира с позиции фанаток феминизма, — ответил Бэнкс.
— Я не критикую. Я просто рассуждаю. Кстати, не только феминистки сочли бы убийство супруги грехом. Даже если бы она действительно завела любовника.
— В том-то и суть, что Дездемона была чиста перед Отелло.
— Алан, безусловно, весьма прикольно в понедельник вечерком пообсуждать классическую литературу, но у меня дома скопилась гора неглаженого белья. Прости, я не очень поняла, какое отношение «Отелло» имеет к нам.
— Просто спектакль заставил меня кое о чем задуматься, — ответил Бэнкс. — Это дело Сильберта и Хардкасла… Никто даже и не сомневается в том, что произошло. Никто не верит, что Сильберта мог убить кто-то другой, пока Хардкасл куда-нибудь вышел. Верно?
— В общем и целом — да.
— Но ты ведь сама тогда заметила, что хотя на месте преступления обнаружена только кровь Сильберта, это еще ничего не доказывает.
— Верно, — согласилась Энни.
Бэнкс откинулся на стуле, зажав в руке пиво.
— И мне кажется, что ты права. Вряд ли Хардкасл куда-то выходил, и вряд ли в дом к Сильберту вломился кто-то еще. Скорее всего, все произошло именно так, как считают суперинтендант Жервез и Стефан. Марк Хардкасл забил Сильберта крикетной битой до смерти, а потом уехал и повесился.
— То есть ты поддерживаешь официальную версию?
— Да. Но при этом считаю, что дело тут вовсе не в этом.
— А в чем же тогда?
— Послушай. — Бэнкс оперся локтями о стол. Пронзительные голубые глаза сияли, этот блеск всегда сопровождал его самые невероятные версии. Впрочем, Энни признавала, что Бэнкс частенько оказывался прав или довольно близок к истине. — Хардкасл с Сильбертом встречались не так уж и долго. Всего полгода. Согласно показаниям, у них все было хорошо, они фактически жили одной семьей. Однако отношения оставались пока довольно неопределенными, хрупкими. Ко всему прочему, мы знаем, что Марк Хардкасл был не особо уверен в себе, да и в партнере тоже. У обоих оставались в запасе и другие квартиры. И что сказал Стефан? Что в прошлом Хардкасл уже имел неприятности с полицией, избил как-то своего возлюбленного. Вероятно, он был человеком вспыльчивым. Так, может, его кто-то накрутил?
— Кого, Хардкасла? Как?
— А вот так же, как Яго обрабатывал Отелло. Например, морочил ему голову всякими россказнями об изменах Сильберта.
— То есть ты считаешь, что Марк решил убить Сильберта, поддавшись чужому влиянию?
— Я считаю, что такой вариант вполне вероятен. Но доказать это будет почти невозможно. Убийство чужими руками. Так сказать, убийство через посредника.
— Едва ли это можно назвать убийством, — покачала головой Энни. — Даже если все и впрямь произошло именно так, в чем я сильно сомневаюсь.
— Узнать бы, кто это сделал, а статью найти — не проблема.
— Но зачем кому-то понадобилось подстрекать Марка к убийству?
— Чтобы избавиться от Сильберта, — предположил Бэнкс.
— И кому это могло понадобиться?
Бэнкс отхлебнул пива.
— Ну, — продолжил он, — тут вариантов много. В этом деле средства и возможности для убийства даже не стоит обсуждать, с этим никаких затруднений. Так что сосредоточимся на мотиве. Его-то нам и надо поискать. Возможно, он был у кого-то, знавшего обоих. Скажем, у Вернона Росса или Дерека Ваймена. Даже у Марии Уолси мог быть какой-нибудь мотив, о котором она, разумеется, умолчала. Или у Кэрол, жены Ваймена. Вариантов — прорва, — повторил Бэнкс. — С другой стороны, тут может быть замешана разведка. Такие изощренные сюжеты как раз в их стиле.
— Ох, Алан, да сколько можно! Все это жутко притянуто за уши, тебе не кажется?
— Не так уж и жутко.
— Погоди ты. Эта твоя версия вызывает уйму вопросов, — не сдавалась Энни.
— Валяй, спрашивай.
— Кто мог узнать про шашни Сильберта на стороне, если бы таковые возникли?
— Это не важно. Может, до убийцы дошли какие-то слухи, а может, он вообще все выдумал. Именно так действовал Яго.
— А откуда он узнал о том, что Хардкасла обвиняли в нападении на его прежнего любовника?
— Возможно, тот сам проговорился. Или — что более вероятно — мы имеем дело с людьми, у которых есть доступ к любым базам данных. Уверен, в МИ-6 прекрасно знали, какие за Хардкаслом водятся грешки. Они же проверяли его на благонадежность. Ничего хорошего, что Марк попал у них в список, так сказать, неблагоразумных граждан, но вряд, ли это как-то повлияло на его жизнь. И уж наверняка они сообщили Сильберту о прошлом Марка, хотя этот Джеймс Бонд уже вышел в отставку. Ну… чтобы их бывший сотрудник вел себя осторожно.
— Видимо, он их совета не послушал. Хорошо, давай предположим, что твоя догадка верна. Возникает один крайне важный вопрос: как они могли рассчитывать на какой-либо результат своих манипуляций?
— Да, вопрос непростой, — почесал затылок Бэнкс. — Я уже над этим думал. Наверное, понадеялись, что Хардкасл поступит так же, как в прошлый раз — приревнует, разозлится и полезет в драку. Темперамент у него был взрывной.
— Но ведь тут не могло быть никаких гарантий! Может, человек остепенился, повзрослел. Наконец, отправился к психоаналитику, который научил его держать себя в руках.
— Ну, если человека методично и прицельно доводить, несложно угадать его реакцию. Люди вообще почти всегда ведут себя в соответствии с шаблонами из своего прошлого. Взять хоть насильников и их жертв.
— Да знаю я, — отмахнулась Энни. — Но все равно считаю, что такой план убийства — жуткая лажа.
— Это почему же?
— Потому что никакой уверенности в том, что план сработает. Даже если убийца точно вычислил, когда Хардкасл впадет в бешеную ярость, гарантии никакой, да-да. Марк прежде никого не убивал, и совсем не обязательно, что смог бы убить в этот раз. Поссориться, конечно, они могли, и крепко. Но как можно было всерьез рассчитывать на то, что Хардкасл убьет? Извини, Алан, но эта твоя версия не выдерживает критики. Очень уж это неправдоподобно.
— Сам вижу. Гипотеза не без огрехов. Но мне все-таки кажется, что тут можно многое нарыть.
— Ладно. Предположим, ты прав. Тогда сразу возникает вопрос мотива — почему его убили?
Бэнкс потянулся и поднес бокал к губам.
— Ну, это просто. «Почему», мы узнаем, как только поймем «кто».
— Я поняла, куда ты клонишь, но они бы не стали…
— Энни, послушай. Ко мне приходил их мистер Броун-через-букву-о и довольно грубо намекал, что дело лучше закрыть и не стоит привлекать к нему внимание общественности. Но почему? Почему они так всполошились? Да потому, что мы теперь знаем, что Сильберт был шпионом, и одному Господу было известно, какие делишки прокручивал во время своей службы. А ну как правительство решило от него избавиться? Может, он полез куда-то, куда лезть не стоило? Уверен, психологи на них работают отличные. Они могли смоделировать поведение Хардкасла, исходя из особенностей его характера, создать нужные раздражители. И я даже не сомневаюсь, что у них в арсенале есть такие наркотики, которые тебе не выявит никакая токсикология.
— Они могли опасаться Сильберта, только если бы тот начал болтать лишнее. Верно? Но нам об этом ничего не известно. Да и вообще шпионы, как правило, разговорчивостью не отличаются.
— Предположим, он начал им угрожать. Как и чем, я не знаю, — ответил Бэнкс.
— Слишком много у нас получается предположений.
— Ну, чисто гипотетически.
— Хорошо. Чисто гипотетически он начал угрожать разведке.
— Или подрывать доверие к правительству.
— Как будто ему еще хоть кто-то доверяет, — хмыкнула Энни.
— Не так уж все это маловероятно, Энни, — подвел итог Бэнкс. — Разведка — материя зыбкая. Люди, которые еще вчера были твоими врагами, сегодня — лучшие из друзей, и наоборот. Частенько единственное, что вас объединяет — общий враг. А с этим тоже держи ухо востро. Альянсы возникают, распадаются. Перемены чуть ли не каждый день. Германия. Россия. Ирак. Иран. Да хоть чертова Америка. В свое время все они вели немало грязных игр. Может, Сильберт узнал, что наше правительство организовало теракты, чтобы общественность поддержала войну в Ираке? Как знать. Все возможно. Я ничему не удивлюсь. Ну и хотел показать разведку, Британию или правительство дружественного государства в невыгодном свете. А учитывая, что у нас на носу выборы…
— Они бы ни перед чем не остановились, да?
— Скорее да. Если бы им кто-то осмелился угрожать.
— Перестань, Алан, — покачала головой Энни. — Все равно как-то малоубедительно. Ну хорошо, наш покойник был шпионом. Что делают в этом ведомстве, когда хотят избавиться от непокорного коллеги? Колют его отравленным зонтиком, подкидывают радиоактивные изотопы в кашу. Разве нет? Вряд ли они выберут такой ненадежный вариант: попытаться вызвать у любовника Сильберта ревность и тупо надеяться, что он сделает за них всю грязную работу Да они скорее бы просто толкнули его под автобус или сбросили с моста. Делов-то.
— Да, в этой версии есть прорехи, — вздохнул Бэнкс. — Но я над ней еще работаю.
Он, похоже, всерьез расстроился, но Энни не собиралась его жалеть:
— Еще какие прорехи, сквозь них запросто грузовик проедет. И вряд ли тебе удастся их залатать. Нет уж, извини, но на такое я никогда не куплюсь.
— С тобой что, кто-то связался? — спросил вдруг Бэнкс. — Они и до тебя добрались?
— Вот тебе на! — У Энни отвисла челюсть. — Я хоть раз давала тебе повод усомниться в моей дружбе? Разве раньше мы вот так же въедливо не критиковали версии друг друга, чтобы выявить в них все слабые звенья? Как ты мог такое обо мне подумать?
— Извини, — пробормотал Бэнкс. — Просто… что-то у меня начинается паранойя. Но ты сама посуди — сразу после визита мистера Броуна мадам Жервез заявила, что закрывает дело. Отправила меня в отпуск и велела держаться от работы подальше. Неужели ты скажешь, что это ее собственная инициатива? А еще мне кажется, что вчера во время обеда за мной следили. Да и вообще, последние несколько дней у меня четкое ощущение, что за мной хвост. Согласись, странно все это.
— Ну, раз уж тебе интересно — нет, со мной никто не связывался. Я просто пытаюсь здраво оценить твои малоубедительные доводы.
— Но ты можешь хотя бы признать, что все и впрямь могло быть так, как я описал?
— Не могу. С отелловской концепцией я еще соглашусь — может, кто-то и впрямь подталкивал Хардкасла к убийству. Мы не знаем, был ли у Сильберта роман на стороне. Это вполне возможно. Его могли начать шантажировать, а он послал шантажиста куда подальше и доказательства — на той самой флешке — оказались у Хардкасла. Но принимать всерьез всю эту шпионскую дребедень я отказываюсь, и вовсе не факт, что люди всегда ведут себя как когда-то раньше, по шаблону. Никто не знал, что так все выйдет. И не мог знать. Вот что я пытаюсь тебе объяснить.
— Никаких доказательств шантажа мы не нашли, — заметил Бэнкс.
— Мы вообще не нашли никаких доказательств, кроме тех, что поддерживают версию о банальном убийстве из ревности.
— Неправда. Мы же знаем, что Сильберт работал на разведку. Мы нашли флешку и визитку с несуществующим телефонным номером. Ко мне приходил мистер Броун и завуалированно пытался угрожать. Кстати, он чертовски много знал обо мне и моей личной жизни. И после всего этого дело вдруг начали считать раскрытым и более не достойным внимания. А я так не считаю. И вообще, не нравится мне все это. Очень не нравится.
— Да, какой-то резон в твоих словах есть. Но жутковато, знаешь ли. — Энни передернула плечами. — Лучше бы ты держал эти мысли при себе.
— Значит, ты мне веришь?
— А что, за тобой правда следят? — спросила в ответ Энни.
— По-моему, да. С того дня, когда ко мне заявился Броун.
— Видать, здорово ты его взбесил, — ухмыльнулась Энни. — Они, наверное, теперь считают тебя непредсказуемым субъектом.
— Что есть, то есть. Он даже про Софию знал.
— Кто, Броун?
— Угу. Знал, где она живет. Упомянул мою «обворожительную юную подругу из Челси».
Энни на минуту примолкла. Почему-то упоминание «обворожительной» Софии расстроило ее и сбило с толку. Она вдруг стала себе противна, сразу вспомнила про все свои недостатки, морщинки и лишний вес. И ведь Бэнкс даже не заметил, что у нее новая стрижка.
— Так что ты собираешься делать? — спросила наконец, она.
— Мне нужно кое-что еще разузнать, — ответил Бэнкс. — А потом я поеду в Лондон, сам осмотрю квартиру Сильберта. Да и вообще, покручусь там, повынюхиваю. Все равно у меня еще несколько дней отпуска осталось.
— Будешь гоняться за призраками и сражаться с ветряными мельницами?
— Возможно.
— Ну и ну, — протянула Энни. — Только учти: если они впрямь укокошили одного из своих агентов, что им стоит убрать вредного копа?
— Спасибо за напоминание. Я-то пытаюсь об этом не думать. Но что мне остается? Мадам Жервез закрыла дело. Здесь у меня никакой поддержки не будет.
— Ты уж там аккуратнее.
— Постараюсь.
— Остановишься у Софии?
— Наверное. Если она не слишком занята.
— Вряд ли она не найдет для тебя времени. Только…
— Что?
— Стоит ли ее в это втягивать?
— Я ее никуда не втягиваю. Да они и так уже про нее знают.
— Слушай, ты своей паранойей заразил и меня.
— Это не так уж и плохо, — улыбнулся Бэнкс. — Будешь настороже. Да ты не волнуйся, я буду начеку. И за Софией присмотрю.
Энни вонзила ногти в подставку для пива.
— А от меня ты чего хочешь?
— Чтобы ты, пока меня не будет, была тут моими глазами и ушами. Вдруг тебя что-то насторожит. Обращай внимание на все, что хоть немного выбивается за рамки нормы. Могу я на тебя рассчитывать, если мне понадобится пробить что-нибудь по базе, поговорить еще раз с Вайменом или кем-нибудь еще из театра, прогнать отпечатки? В общем, всякое такое.
— Двум смертям не бывать, а одной не миновать, — ответила Энни. — Что-нибудь еще?
— Да. Будешь поливать мои цветы?
Энни шлепнула его по руке.
— Как только приеду в Лондон, куплю себе новый мобильник, — продолжил Бэнкс. — Такой, одноразовый. Не хочу, чтобы кто-нибудь прослушивал мои разговоры. Я тебе позвоню, и ты запишешь новый номер.
— Ты прямо как преступник, — нахмурилась Энни. — Ты всерьез думаешь, что тут замешана разведка, да?
— Это ты просто мистера Броуна не видела. И вот еще что… — добавил Бэнкс.
— Что такое?
— Что это ты сотворила с волосами? Выглядишь — супер, отпад.
Бэнкс не думал, что к нему снова явится какой-нибудь еще незваный гость, коллега мистера Броуна, но на всякий случай запер дверь и включил сигнализацию. И вообще держал ушки на макушке. Разогрев телятину по-веллингтонски из универмага «Маркс и Спенсер», Бэнкс открыл бутылочку «8 песен Шираза» 1998 года. После ужина он, наплевав на недособранный шкаф, устроился в кресле с книгой Стивена Доррила о разведке. Тихо играл концерт Джона Гарта для виолончели.