Пьер Лоти

Женитьба Лоти

Э хари те фау,

Э торо те фааро,

Э нау те таата.

Пальма вырастет,

Коралл разрастется,

Человек умрет.

(Таитянское присловье)

Госпоже Саре Бернар [Бернар Сара (наст. имя Анриетт-Розин Бернар; 1844 1923) — великая французская драматическая актриса.]

Июнь 1878 года

Вам, сударыня,

Вам, ослепительной, автор «Азиаде» из темных глубин безвестности смиренно преподносит эту дикарскую повесть.

Быть может, имя Ваше осветит ее обаянием поэзии.

Автор был очень молод, когда писал эту книгу, и, предлагая ее Вам сегодня, просит величайшего снисхождения к своей неопытности…

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

I

РАССКАЗ ПЛАМКЕТТА, ДРУГА ЛОТИ

В Лондоне стоял хмурый зимний день, навевающий хандру. Было около часу дня.

А на противоположной стороне земного шара, в райских садах ныне покойной королевы [Королева — в европейской традиции принято верховных вождей полинезийских островов «удостаивать» королевского титула.] Помаре [Помаре — таитянская «королевская» династия, правившая с 1743 по 1880 г. Помаре IV (наст. имя Аимата) — верховная правительница о. Таити с 1827 по 1877 г.] царила летняя полночь; бархатная нега окутывала цветущие мимозы и апельсиновые деревья; благоухал жаркий воздух, и южное небо украшали незнакомые яркие звезды.

25 января 1872 года Гарри Гранту исполнилось двадцать два года и одиннадцать дней. И его крестили во второй раз, уже по местному таитянскому обычаю.

На крестинах нас было пятеро: таитянская принцесса Ариитеа; фрейлины Фаимана и Териа; Гарри Грант и я, Пламкетт, мичманы флота ее величества королевы Великобритании.

Имя Гарри Грант осталось за героем нашего повествования в актах гражданского состояния и в послужном списке королевского флота, новым же — ЛОТИ — стали звать его друзья, и он охотно подписывался так под своими литературными опытами.

Церемония крещения оказалась совсем простой — ни долгих речей, ни пышной обстановки… Туземки украсили себя венками из живых цветов и ради торжественного случая надели розовые муслиновые [Муслин — легкая хлопчатобумажная или шелковая ткань.] туники [Туника — разновидность длинной рубашки, нижняя одежда древних римлян; у автора так называется туземное одеяние — тапа.] со шлейфами. Красавицы, смеясь, долго пытались выговорить варварские имена: Гарри Грант и Пламкетт, но не сладили с грубыми звуками; тогда девушки решили дать морякам имена цветов — Ремуна и Лоти…

И с этого момента в Океании не стало более Гарри Гранта и его друга Пламкетта…

Между собою мы договорились: если ночью около дворца послышится начало таитянской песенки «Лоти таймане…» — это будет означать: «Пришли сюда Ремуна и Лоти, выходите, подружки, или хотя бы отворите тайком калитку в саду…»

II

СВЕДЕНИЯ О ЖИЗНИ РАРАХУ (ПО ВОСПОМИНАНИЯМ ПЛАМКЕТТА)

Рараху родилась в январе 1858 года на острове Бора-Бора [Бора-Бора (совр. написание — Борабора) — этот остров, как и Таити, тоже входит в группу островов Общества; он находится примерно в 400 км от Таити.] под 16° южной широты и 154° западной долготы.

К моменту данного повествования ей только что исполнилось четырнадцать лет.

Необыкновенной девочкой была Рараху — дикая ее прелесть не вписывалась в привычные рамки европейской красоты.

Совсем маленькую, мать посадила ее в длинную пирогу и увезла на Таити. Девочка не помнила родного острова — в памяти остался только огромный страшный утес, нависавший над ним. Базальтовый гигант, что стоит как чудовищный межевой столб посреди Великого океана, запечатлелся в ее головке единственной приметой родного края. Позже она увидела утес на рисунке в альбоме Лоти, и странное чувство проснулось вдруг в ней — большая любовь к английскому моряку.

III

ОБ УСТРОЙСТВЕ ОБЩЕСТВА

Так Рараху оказалась на Таити — острове королевы — в семье дальней родственницы, старухи из округи Апире. В Полинезии детей часто передают на воспитание приемным родителям (фаа-аму). Обычай обмена детьми — одна из особенностей полинезийских нравов, и семьи составляются как бы случайно.

IV

ГАРРИ ГРАНТ (ЛОТИ ПОСЛЕ НОВОГО КРЕЩЕНИЯ) — СЕСТРЕ СВОЕЙ В БРАЙТБЕРИ, ГРАФСТВО ЙОРКШИР (АНГЛИЯ)

Рейд Таити, 20 января

Милая сестрица!

Помнишь, как наш брат обожал таинственный остров в Тихом океане. И я с детства страстно мечтал увидеть сей сказочный край. Пожалуй, из-за этого я и выбрал морское ремесло. Теперь же оно утомило меня и смертельно наскучило…

Прошли годы… Я успел объехать целый свет, и вот остров мечты передо мною. Но нашел я здесь одну тоску и разочарование…

Неужели это и вправду Папеэте? Тот самый королевский дворец, утопающий в зелени; та самая лазурная бухта с высокими пальмами; те самые горы с причудливым силуэтом — все то, что так давно знакомо по рассказам брата.

Помню, десятилетним мальчиком перебирал я открытки, которые присылал Джордж. От них, пожелтевших от морского воздуха, веяло поэзией дальних странствий…

И вот передо мною уголок земли, так восхищавший нашего покойного брата… Но увы! Куда ушло очарование детских грез и волшебных видений! Страна как страна, и я в ней, Гарри, — точно такой же, что и в Брайтбери или в Лондоне — право, будто и с места не трогался!

Стоило преодолевать тысячи миль безбрежной водной пустыни, чтобы прикоснуться к мечте и разбить ее?..

Если бы ты знала, какие пошляки окружают меня, как носятся они со своими низменными страстишками, как расхваливают Таити на все лады! На высочайшей поэзии оставляет эта чернь слизь насмешки, всему сообщает собственное бесчувствие и тупоумие! С горечью отмечаю, что даже здесь, в этом райском уголке, слишком много цивилизации — нашей мерзкой колониальной цивилизации, наших опостылевших условностей, привычек, пороков…

Умирает дикая поэзия здешних мест, обычаи и предания аборигенов…

И вот, все три дня, что «Рендир» стоял на якоре в Папеэте, твой брат оставался на борту — с английскою хандрою в сердце и горькими мыслями в голове.

Джон, к счастью, не таков как я. Он, полагаю, уже очарован экзотической землей: я его почти не вижу.

Впрочем, в остальном он мне по-прежнему верный и преданный друг, добрый и нежный брат, ангел-хранитель, и я сердечно люблю его…

V

Не сыскать другой такой красавицы, как малышка Рараху. Она представляет собой совершенный тип маорийской расы, [«Маорийская раса» — под этим выражением автор понимает полинезийцев, коренное население островов центральной части Тихого океана к востоку от 176° восточной долготы. Географически полинезийцы подразделяются на несколько групп: гавайцы, таитяне, маори (коренное население Новой Зеландии) и др. В тексте романа автор постоянно путает маори и таитян, что в переводе в большинстве случаев исправлено.] населяющей Полинезийские острова, — расы загадочной, ни на кого не похожей, неизвестно откуда взявшейся…

Темно-карие глаза Рараху полны истомы и нежной ласки: так глядит котенок, когда его погладишь. Ничего подобного не увидишь в Европе. А ресницы, густые и длинные, похожи на черные птичьи перья. Аккуратненький носик, как у арабских женщин, а вот рот крупноват и полные губы напоминают лепестки роз; в уголках губ — чудесные глубокие ямочки, придающие лицу необыкновенную прелесть. Когда девочка смеется, обнажаются до розовых десен белые, словно эмалированные, по-детски широковатые зубы. Длинные волосы, прямые, умащенные сандалом, [Сандал — сандаловое (правильно — санталовое) дерево, произрастающее в тропической части Азии; из его древесины приготовляют масло, применяющееся в парфюмерии.] блестящим черным потоком стекают на обнаженные плечи.

Рараху небольшого роста, чудесно сложена, ее маленькая грудь и руки — истинное совершенство. Вся она от головы до пяток кирпично-красная с желтоватым оттенком и от этого похожа на терракотовую [Терракотовый — от терракота — керамические изделия, которые получаются после формования и обжига жирной глины. Изделия из терракоты (статуэтки, погребальные урны) типичны для искусства этрусков.] этрусскую [Этруски — вымерший народ, населявший в древности центральную Италию.] статуэтку.

На стройных лодыжках тоненькая синяя татуировка наподобие браслета, на нижней губе — три короткие вертикальные черточки, как у женщин с Маркизских островов, а на лбу — едва заметный рисунок диадемы. Как у всех местных жительниц, глаза у Рараху круглые и близко посаженные, и когда она смеется, то становится похожей на обезьянку-игрунку; [Игрунки — семейство обезьян, обитающих в лесах тропической Америки.] а когда задумывается или грустит — в ней проявляется некое, я бы сказал, полинезийское, обаяние.

VI

И вот я впервые ступил на таитянский берег. Английский адмирал, командир «Рендира», нанес визит вежливости государыне, кстати, старой своей знакомой. В полной парадной форме я сопровождал его.

Было два часа пополудни.

Густую зелень пронизывали лучи знойного солнца. Тихо и пустынно в этот час на тенистых бульварах Папеэте, столицы острова. Среди огромных деревьев и лиан прячутся домики с верандами. Кажется, они, как и хозяева, погружены в сладкую послеполуденную дрему. Вокруг королевского дворца так же тихо.

Принц, одетый в черное темнокожий гигант, встретил нас и проводил в полутемную гостиную. Там молча и неподвижно расположилось несколько аборигенок.

Посредине стояли два позолоченных кресла. На одном восседала королева. Другое она предложила адмиралу. С помощью переводчика старые друзья обменялись протокольными приветствиями.

Женщина, о которой я был наслышан с детства, предстала передо мною: меднокожая, почти уродливая старуха в розовом шелковом балахоне, суровая и властная… И все же в морщинистом увядшем лице — следы былого очарования, о котором сохранились свидетельства мореплавателей прошлых времен…

В полумраке зашторенной комнаты, в покойной тишине тропической сиесты [Сиеста (сьеста, исп.) — послеобеденное время отдыха в самое жаркое время дня.] необыкновенно привлекательными показались фрейлины. Все они отличались таитянской красотой: нега в черных глазах и янтарная кожа; в роскошных, свободно распущенных волосах — живые цветы; светлые газовые платья со шлейфами струились длинными волнистыми складками.

Я не мог отвести глаз от принцессы Ариитеи, нежноликой, задумчивой, с бледными розами в черных волосах…

VII

Обменявшись с королевой приветствиями, адмирал сказал:

— Имею честь представить вашему королевскому величеству мичмана Гарри Гранта, брата знакомого вам Джорджа Гранта, который четыре года прожил в вашей прекрасной стране.

Едва умолк переводчик, Помаре протянула мне морщинистую руку: старческое лицо осветилось добродушной детской улыбкой, отнюдь не королевской.

— Вы брат Руери! — Она назвала Джорджа его таитянским именем. — Заходите ко мне еще.

И по-английски добавила: «Welcome!» (Добро пожаловать!) А это особая честь: обычно Помаре говорит только на родном языке.

— Добро пожаловать! — повторила владычица Таити и снова показала длинные, как у людоеда, зубы.

Я ушел, завороженный диковинным приемом…

VIII

До четырнадцати лет Рараху практически не покидала хижину приемной матери на берегу ручья Фатауа в округе Апире.

Что она делала? Да ничего! Мечтала, пела, гуляла с подружкой Тиауи в ближайшем лесу, плескалась в ручье… Девчушки, беззаботные веселые созданья, только что не жили в воде — плавали и резвились, как золотые рыбки…

IX

Не подумайте только, что Рараху была совсем необразованной: она умела читать по-таитянски Библию и твердым крупным почерком писала нежные слова на родном языке. Она даже кое-что смыслила в орфографии — условной орфографии монахов из братства Пикпюс, [Пикпюс (отцы пикпюс) — французская религиозная конгрегация, основанная в 1800 г.; название получила по парижской улице Пикпюс, где она размещалась. Одной из целей этого религиозного братства была проповедь христианства в языческих странах тропического пояса и обучение новообращенных.] составивших полинезийский словарь, написанный латинскими буквами.

Право, многие девочки в наших деревнях знают меньше этой дикарки. Ученье в миссионерской школе давалось ей легко, и, если бы не природная лень, она могла бы получить недурное образование.

X

Пройдите полчаса по дороге к Апире, сверните направо через кусты — и увидите большой пруд у подножия скалы. Из пруда каскадами вытекает дивно прохладная и прозрачная вода ручья Фатауа.

Там ежедневно собирается изысканное общество — все красотки Папеэте. Целыми днями напролет девушки валяются на травке, щебечут, поют, плавают и ныряют, как рыбки. В муслиновых туниках заходят они в искрящуюся воду, а выйдя на берег, не раздеваются — так и спят в мокрых одеждах, как наяды… В поисках приключений туда нередко заглядывали моряки. Царила там негритянка [Негритянка. — Автор имеет в виду жительницу Меланезии, куда входят острова запада тропической части Тихого океана; меланизийцы отличаются от полинезийцев темной, почти черной кожей; по научной классификации относятся к негроидам.] Тетуара. Несчетное количество апельсинов и гуаяв [Гуаява (гуайява) — вечнозеленое тропическое растение семейства миртовых с сочными ароматными плодами.] съедалось под пышными кронами прибрежных деревьев.

Тетуара происходила из черных меланезийских канаков. [Канаки — прозвище, данное французами туземцам Новой Каледонии, острова в западной части Тихого океана.] Какой-то европейский корабль подобрал ее на острове близ Новой Каледонии и завез за тысячу миль от родины, в Папезте. Здесь она выглядела как зулуска [Зулусы (правильно — зулу) — негритянская народность, принадлежащая к группе банту, обитающая на юге Африканского континента.] среди английских барышень.

Неистощимо жизнерадостная, веселая как обезьяна, бесстыдная, она собирала вокруг себя шумное и оживленное общество. Ленивые подруги ценили Тетуару, охотно подчинялись ей; у ручья Фатауа она слыла влиятельной персоной.

XI

ЗНАКОМСТВО

Впервые я увидел малышку Рараху в тихий знойный полдень. Юные туземки, разомлев от жары, дремали на берегу ручья в траве, опустив босые ноги в прохладную воду. Неподвижная тень тропической зелени защищала от палящих солнечных лучей; крупные бархатно-черные бабочки с большими бурыми пятнами лениво перелетали с цветка на цветок; иногда садились на кого-нибудь из нас и замирали, не в силах взмахнуть тяжелыми крыльями. Воздух был насыщен неведомыми пряными ароматами. Я поймал себя на том, что уже поддался разнеживающей лени, волшебным чарам Океании…

Неожиданно в неподвижной тишине послышался легкий шелест листьев, раздвинулись ветви мимоз и показались две девочки. Они осторожно осмотрелись, как мышки, вылезшие из норки.

На хорошеньких головках — венки из листьев: бедра обмотаны таитянскими юбочками-парео, синими с желтыми полосами, стройные смуглые тела обнажены, черные волосы распущены. Убедившись, что все спокойно и поблизости не видать белых людей, малышки бросились в воду, прямо туда, где водопад рассыпался жемчужными брызгами; вода запенилась еще сильнее.

Одна из девочек, более красивая, была Рараху, вторая — ее неразлучная подружка Тиауи.

Они плескались, по-детски пищали и брызгались. Зрелище изумительное! Я затаился в высокой траве, боясь спугнуть малышек, — на мне был синий морской китель с золотым позументом. Тетуара скорчила уморительную гримасу и против моей воли подняла мою руку высоко над травой и помахала ею, словно пугая птиц.

Девочки заверещали от ужаса и бросились прочь, как воробушки при виде бабуина. [Бабуин — обезьяна рода павианов.]

Так Рараху вошла в мою жизнь.

XII

— Вот глупышки! — засмеялась Тетуара. — Все у них не как у людей. Их стережет старуха Хуамаине, больно строгая, не разрешает с нами водиться. Подумаешь!

Тетуаре очень захотелось, чтобы я приручил этих девочек.

— Попробуй! — настойчиво тормошила она меня. Бесстыдная негритянка показала мне неприметную тропинку среди зарослей гуаяв; всего в сотне шагов от нашего пруда есть такой же, но расположенный повыше, гам меньше народу. Ручей Фатауа протекает через грот, образуя уединенную купальню. Ее и облюбовали подружки. В гроте-купальне, можно сказать, прошло их детство.

Это был укромный утолок под кронами густолиственных хлебных деревьев, гуаяв, акаций и нежных мимоз. По гладким камешкам журчала прозрачная вода; доносился смутный шум с большого пруда, смех и трескучий голос Тетуары…

XIII

А через месяц королева Помаре сказала мне хриплым басом:

— Почему бы тебе, Лоти, не жениться на малышке Рараху из Апире? Право, так будет гораздо приличнее, и уважать тебя здесь станут больше.

Я полулежал на циновке с картами в руках: мне сдала их моя подруга Териа. Напротив возлежала моя диковинная партнерша в желтом пеньюаре [Пеньюар — женское домашнее платье из легкой ткани.] с большими черными цветами. Она обожала экарте [Экарте — карточная игра для двух партнеров, которые могут откладывать все свои карты или часть их и набирать другие.] до страсти. В руках ее дымилась сигара из панданусового [Панданус (пандан) — род древесных растений семейства пандановых, с длинными и узкими, по большей части зазубренными листьями; воздушные корни и листья этих растений используются как материал для плетения.] листа.

Кроме нас на веранде королевского дворца находились две фрейлины в жасминовых венках. Они вели счет, заглядывали в карты через плечо и давали советы.

За окнами бушевал тропический ливень, обычный в это время года. Под теплыми душистыми потоками склонялись кокосовые пальмы, вода струилась ручьями по толстым прожилкам листьев. Тучи громоздились в горах, сливаясь в тяжелую мрачную массу, а вдали эту массу, казалось, пропарывал черный рог утеса Фатауа. Смущая чувства и воображение, висели в воздухе наркотические испарения грозы…

«Жениться на малышке Рараху из Апире?»

Предложение застало меня врасплох. Тут было о чем подумать…

Королева, женщина мудрая, рассудительная, конечно, не предлагала мне брака по европейским законам — на всю жизнь. Она учитывала легкие нравы своей страны, а посему только пыталась привести их в порядок и хоть как-то приспособить к христианским правилам.

Речь, таким образом, шла о временном браке по-таитянски. Хотя отказываться у меня не было особых причин, да и малышка Рараху была прелестна, все-таки я задумался. Покраснев, я пробормотал, что слишком молод для женитьбы, да и Рараху — совсем дитя…

Главная причина заключалась в том, что в некотором смысле я зависел от капитана «Рендира»; ему же такой брак мог совсем не понравиться… К тому же свадьба — вещь дорогая, даже здесь, в Океании… И потом, я скоро уеду, что будет с малышкой? Нет, это жестоко!

Помаре улыбнулась на все мои резоны. Ни один ее не убедил.

Немного подумав, она предложила мне в жены фрейлину Фаиману. Тут я наотрез отказался.

Тогда хитрая лиса лукаво указала на принцессу Ариитею. Старуха попала в самую точку. Принцесса потупила очи, на янтарных ланитах проступил нежный румянец. У меня заколотилось сердце и кровь прихлынула к щекам. И в то же мгновенье в горных ущельях зарокотал гром, словно театральный оркестр, подчеркивающий кульминацию мелодрамы…

Хитрющая старуха тихонько посмеивалась — ей самой понравилась шутка. Пользуясь моим замешательством, старая мошенница вытянула из колоды двух королей!

Экарте она любила без памяти, жульничала безбожно, даже играя на официальных приемах с адмиралом или губернатором на деньги. Выигранные несколько луидоров [Луидор — французская золотая монета, которую чеканили во второй половине ХVII—XVIII вв.] ее, конечно, не интересовали. Главное удовольствие — оставить в дураках партнера…

XIV

У Рараху было два муслиновых платья: одно белое, другое розовое. По воскресеньям она по очереди надевала их поверх желтого парео и шла с Тиауи в протестантскую церковь [Протестантская церковь — одно из трех, наряду с католицизмом и православием, главных направлений христианства. Богослужение предельно упрощено и сведено к проповеди, молитве и пению псалмов на родном языке.] к миссионерам. [Миссионеры — члены церковных организаций по распространению религии среди иноверцев в своей стране и за ее пределами.] Черные волосы она заплетала в две тугие длинные косы, а над ухом, где писарь держит перо, прикалывала цветок гибискуса [Гибискус (гибиск) — род растений семейства мальвовых, очень широко распространенный в Океании.] — от яркого его багрянца нежно алела ее смуглая щечка.

После службы подружки не задерживались в Папеэте, не болтали с женщинами, не заходили в китайские лавки, где продавались чай, сласти, пиво… Благонравные скромницы, взявшись за руки, возвращались в Апире и там уже снимали муслиновые платья, оставаясь в привычных парео.

Если нам случалось повстречаться на бульварах Папеэте, девочки делали вид, что не замечают меня. Только беглая сдержанная улыбка и неприметно надутые губки выдавали их чувства…