Достойного пастыря звали отец де Трен. Во времена, когда Мазарини [Джулио Мазарини (1602–1661) — итальянец по происхождению, в 1639 г. принял французское подданство; кардинал, первый министр Франции во время регентства Анны Австрийской.] вмешался в Тридцатилетнюю войну [Война, в которой Франция выступила на стороне антигабсбургской коалиции, вместе со Швецией и Данией при поддержке Англии, Голландии и России.], он служил офицером и храбро сражался.

Овдовел он рано и, преисполнившись отвращения к светской жизни, постригся. Приход, полученный отцом де Треном, оказался высоко в горах, близко к небу. Кюре любил своих прихожан, прихожане любили его — и сердце отца де Трена было преисполнено благодарности к Богу.

Анри был уже напичкан греческим и латынью, историей и географией. Но в нем проснулось и лукавство. Чтобы вознаградить себя за достойное восхищения усердие, он увлекал своего добровольного наставника на путь воспоминаний:

— Помнится, отец мой, вы начали вчера рассказывать мне о вашей встрече с принцем Конде в битве при Рокруа… [Луи II, принц де Бурбон-Конде (1621–1686) был прозван Великим Конде. Прославленный полководец, он одержал множество побед в период царствования Людовика XIII и его сына Людовика XIV, в том числе над испанцами в битве при Рокруа (1643) в Арденнах.]

И тогда вместо священника юный хитрец видел перед собой воина: голос кюре крепчал, в нем слышались громовые раскаты, и Сюзон Бернар, стиравшая белье или чистившая скромное столовое серебро, очень пугалась.

Слушая воспоминания де Трена, ребенок дрожал от волнения и восторга. Слова «шпага», «дуэль», «бой» заставляли его сжимать кулачки и закусывать губы. Священник, весь предавшись своим грезам, ничего не замечал, но бывшая служанка Дории думала про себя: «Господи Иисусе! В его жилах течет кровь благородных предков, и отец де Трен, сам того не желая, заставляет ее кипеть!»

Но не ошибалась ли Сюзон? Точно ли так силен был зов крови? Вне всякого сомнения! Мальчик давно уже хотел узнать свою настоящую фамилию.

Добрый старик записал его в книгу под именем Луи Вердаля, но не посчитал нужным скрывать от него:

— Мы не знаем, дорогой Луи, кто твои родители. Мариетта некогда попала в наших горах в беду и пережила такое потрясение, что совсем потеряла память. Есть такая болезнь, ученые называют ее амнезией. Как ее лечить — неизвестно. Она может пройти так же внезапно, как и началась, — и тогда Мариетта все вспомнит.

Анри уверенно ответил:

— В моих бумагах вам следовало написать: Луи де Вердаль.

Священник улыбнулся и ничего не сказал.

Он догадывался, что его ученик — такой одаренный, так любящий рассказы о военных походах — благородного происхождения, но рассуждал следующим образом: «Неважную службу я ему сослужу, если укреплю в таких мыслях: у него ведь ни гроша за душой. Не станет меня — а этот день уже недалек, — и никто его не защитит. Лучше ему не строить воздушных замков…»

…Однажды утром кюре не пришел по обыкновению на кухню поздороваться с Сюзон Бернар. Служанка решила, что он заболел, и постучалась к нему в комнату. Никто не ответил. Тогда она решилась открыть дверь… Добрый старик умер во сне, умер, как засыпают младенцы; на губах его еще блуждала легкая улыбка.

Так Анри и Сюзон потеряли своего благодетеля…

Тоска пронзила сердце женщины. На кого же им теперь опереться? Как жить? Как ей прокормить мальчика? Сюзон решила было уйти отсюда и поселиться в каком-нибудь городишке, чтобы наняться там в служанки, но по здравом размышлении передумала:

— А вдруг там кто-нибудь признает во мне горничную покойной госпожи де Лагардер? Тогда уж нетрудно будет догадаться, кто таков мой мальчик, и Пейроль с герцогом Мантуанским тут же убьют его! Господи, но куда же нам податься, где найти покой?

Пока она терзалась сомнениями, Анри и еще несколько сорванцов — его сверстников — побежали посмотреть на балаган комедиантов, стоявший в четверти мили от деревушки в долине, раз и навсегда отведенной всем бродягам и цыганам.

Вечером Анри воротился и сказал Сюзон:

— Я решил зарабатывать тебе и себе на хлеб и нанялся к балаганщику. Похороним отца де Трена и сразу же отправимся. Так что собирайся!

Вы думаете, женщина стала возражать?

Ничуть не бывало! Мальчик был ее господином. К тому же она знала, что он не по годам рассудителен, учен, хладнокровен и смел.

Малыш Лагардер довольно улыбнулся, увидев, что с ним не спорят, и добавил:

— Ведь я самый сильный и самый ловкий мальчишка в округе! Помнишь, сколько раз я участвовал в состязаниях? И я всегда побеждал! Тот, кого здесь зовут Луи, бывал первым и в беге, и в плавании, и в поднятии тяжестей, и в прыжках. Я даже взрослых иногда опережал!

Сюзон кивнула. Мальчик говорил правду: его сила была здесь известна всем. Анри продолжал:

— Я показал кое-что из того, что умею, балаганщику Пабло. Ему понравилось. По его словам, из меня можно сделать… подожди, как это называется? Ага, вспомнил: гвоздь программы! Правда, он еще не знает, кем я стану — эквилибристом, борцом или человеком-змеей. Но я-то уверен, что славу себе я завоюю со шпагой в руке! Идем, Мариетта. Тебе пора собирать вещи.

Глава X

«Кто же я?»

Труппа Пабло шла на север. Почему-то — никто не знал почему — хозяин ее хотел дойти до Фландрии, а по пути побывать в Париже и, возможно, в Версале.

Это была очень странная труппа. До появления в ней Сюзон и Анри она состояла из самого хозяина — высокого, загорелого человека со жгуче-черными волосами и узкими золотистыми глазами, его жены — усатой и сварливой бабищи огромного роста, беспрестанно кричавшей, что ей все надоело, и бранившей Пабло, и полудюжины их детей обоего пола — хорошеньких, как амурчики; самому младшему было десять лет, а самому старшему — восемнадцать.

Все они распевали разные забавные песенки, ходили по канату, глотали огонь и шпаги, плясали, предсказывали судьбу… Как известно, в те времена строгие моралисты и духовные лица не жаловали комедиантов — частью из-за вольных нравов актрис, частью из-за прочно укоренившихся предрассудков, которые у каждого века свои. Их даже не хоронили в освященной земле.

Им хлопали, швыряли монеты, — но при этом власти требовали, чтобы ночевали они в чистом поле. Впрочем, справедливости ради скажем, что зачастую подобное отношение было оправданным: приезд бродячих комедиантов сопровождался скандалами и всяческими безобразиями.

Конец ознакомительного фрагмента