Глава 8

Заднее колесо щелкает, когда она заносит велосипед в прихожую и прислоняет к стене, с кухни доносится звон таймера. Она зовет кого-нибудь выключить духовку, оглядывается в поисках тапочек, снова зовет и босиком проходит на кухню. Где Бейли, интересуется она спустя некоторое время у Молли, которая лежит ничком на матрасе в наушниках, уткнувшись в ноутбук, Бен же с деревянной ложкой в руках дремлет в кроватке. Она переложила черный хлеб с формы на решетку, постучала по основанию буханки, прислушиваясь к глухому звуку, прежде чем вспомнила, что нужно выключить таймер, электричество может вырубиться в любую минуту, неплохо бы устроить постирушки. Теплая умиротворенность хлебной корочки, она думает о Кэрол Секстон и ее кислой гримасе, оказывается перед Молли, размахивая прихваткой, почему ты не выключила духовку, я же просила. Раненые глаза отрываются от экрана, глаза принадлежат Кэрол Секстон, а не ее дочери, Айлиш разворачивается к кухне, прислушивается и закрывает голову руками, звук рушащегося мира, дрожь под фундаментом, шорох осыпающегося цемента. Она подбегает к Бену, выхватывает его из кроватки, велит Молли спрятаться под лестницей, Молли стягивает наушники, Айлиш диким взглядом обводит гостиную. Где Бейли, кричит она, куда подевался твой брат? Паника на лице Молли, рот открывается, но оттуда не слышно ни звука, слова унесло вперед, под лестницу, девочка показывает на дверь. Он вышел, кричит она, сказал, сходит за молоком. Айлиш сует Бена Молли в руки и пихает ее в нишу, а сама бежит к двери, выкрикивая имя сына, рука распахивает дверь во двор, глаза обшаривают улицу, какое молоко, где он собирался его купить, и тут ее отрывает от земли и отбрасывает к дому, руки раскинуты в танце света и тьмы, во рту бетонное крошево. Она лежит в безмолвной темноте, погребенная под необъятной давящей тишиной. Что-то застряло у нее во рту, но это не кровь, кровь пульсирует вокруг прикушенного языка, обволакивает то, что во рту, но это не бетон, что-то другое, глаза видят прихожую, всю в битом стекле и пыли, Молли, наклонившись, поднимает придавивший Айлиш велосипед, в изгибе локтя она держит Бена и что-то беззвучно кричит, но Айлиш не понимает, ее тянут за руки, заставляя сесть. Внезапной волной накатывают рев, вопли, крики о помощи на фоне орущей сигнализации, как будто всех разбудил звон утренних колоколов. Молли вытирает ей лицо, Айлиш видит на рукаве дочери собственную кровь, хватает Молли за запястье, но не может открыть рот, хочет привстать, но вес тела словно бы сосредоточился в черепе, и волна головокружения откидывает ее к стене. Всем весом она опирается на руку, заставляя себя подняться, оставляя на стене кровавый отпечаток ладони. Бен хнычет и цепляется за сестру, Молли велит матери сесть. Айлиш должна заставить свой рот говорить, заставить язык шевелиться, чтобы произнести слово, которое застряло в крови под прикушенным языком, имя, единственное имя, которое может расшевелить ее рот, и после того, как она его произносит, рот превращается в безмолвную пустыню. Спотыкаясь, она шагает через дверной проем, и нет силы, способной ее остановить, Айлиш встречает отвратительная смешанная вонь, вонь проникает в нос, рот и глаза, обжигает горло, когда она вступает в бездну дыма и пыли, заполняющую пространство между домами. Она идет, зовя сына, мужчины и женщины возникают из пыли, осколков стекла и бетонного хруста под бегущими ногами, волонтеры в белых касках перекликаются, направляясь к месту авиаудара. Сквозь пыль внезапно проступают обломки домов справа от Зэйджеков, цементная пыль висит в воздухе, легкий ветер рассеивает дым, который сливается с дымом от первого авиаудара в конце улицы. Кажется, в голове у нее сломался какой-то механизм, и она не может вспомнить, кто жил через дорогу, не может представить лица тех, кого знала, просто одиноко бредет в безмолвном мире, яростно вглядываясь сквозь пыль, кто-то берет ее за локоть, лицо под белой каской спрашивает, не ранена ли она, ей на плечи накидывают одеяло, отводят к обочине и заставляют сесть на дорогу. Вы не понимаете, говорит она, пытаясь выдавить улыбку, несмотря на кровавую кашу во рту, мой сын должен вернуться из магазина, мой сын пошел за молоком. Молли стоит рядом, прижимая Бена к груди, волосы и лица побелели от пыли, пока Бен не разевает рот, чтобы зареветь, и Айлиш видит его забавный розовый язычок, Молли умоляет ее вернуться в дом, Айлиш пытается проморгаться, пристально вглядываясь в улицу. Через дорогу она видит занавески за окном спальни. И снова бредет к месту первого авиаудара, сжимая одеяло, борясь с накатывающей тошнотой, ощущая мерцающий запах газа, бредет к дымящемуся месиву битых кирпичей, расщепленной древесины и оборванных кабелей, где когда-то стоял ряд домов, люди толпятся на обломках, перебирают их, мужчина тянет женщину за подмышки, ее босые ноги волочатся по земле, другой мужчина подхватывает женщину за лодыжки и несет к хетчбэку, который ждет с открытым багажником, пока он откидывает сиденья. И тогда Айлиш видит сына, узнает его сразу, хотя Бейли стоит спиной, сгорбившись, между белых касок и гражданских, разгребающих обломки, его волосы и одежда побелели от пыли, и крик застревает у нее в горле. Он не слышит ее, пока Айлиш не хватает его за руку и не вытягивает из толпы, заключает в объятия, а пыль садится на его длинные ресницы, когда Бейли моргает, пытаясь вырваться. Все в порядке, мам, говорит он, да успокойся ты, я должен вернуться и помочь. Она кричит от любви и боли, всматриваясь в него с затаенной гордостью, гладит по голове, смотрит на руку, разворачивает Бейли за плечи и видит слипшиеся на затылке волосы. Она хрипло вскрикивает, глаза обшаривают улицу, велит Молли найти врача, женщина в гражданском с маской на лице и сумкой через плечо подходит, успокаивает Айлиш, легко прикоснувшись к ее запястью, с отработанной ловкостью усаживает Бейли на землю, наклоняет его и льет воду из бутылки ему на затылок, Бейли поднимает глаза на мать. Вот видишь, я же тебе говорил, я в полном порядке. Женщина поднимается с корточек. У него в черепе застрял осколок, думаю, все будет хорошо, но осколок нужно извлечь. Сегодня утром детскую больницу в Крамлине разбомбили, но вы все равно туда езжайте, а если они не смогут его принять, тогда в больницу на Темпл-стрит, если решитесь через передовую на ту сторону, только найдите кого-нибудь, кто вас подвезет. Прогорклый дым вьется в воздухе, забираясь Айлиш прямо в рот, заполняя ее целиком, и она не может выдохнуть, вытолкнуть из себя то, что застряло в запахе гари. Врач уже переключилась на мужчину, который одиноко сидит на обочине, обхватив колени и уставившись в пространство. Айлиш ничего не соображает, улица забита людьми, которые кричат и машут руками, пытаясь рассадить раненых по машинам, Молли заговаривает первой, Молли смотрит вниз, на ее ноги, и говорит, мам, ты забыла туфли, у тебя все ноги в крови.

Затхлость листьев и древесной смолы, тесный полумрак фургончика ландшафтного дизайнера, дверца задвигается. Она видит лицо Молли перед тем, как ту заслонила фаланга мужчин, которые тащили к такси женщину на простыне, страх в глазах дочери и внезапная твердость, когда она согласилась отнести Бена домой, Айлиш видит Молли в клубящейся пыли вне времени, понимая, что в этот миг ее дочь стала взрослой. Садовые инструменты гремят и лязгают, пока люди на заднем сиденье пытаются освободить место для юноши, которого уложили на куртку навзничь. Юноша зовет высоким прерывистым голосом, и она не может разглядеть, кто с ним, Бейли пытается выглянуть между сиденьями, она шепотом велит ему сидеть смирно и натянуть одеяло на голову. Красная напряженная шея водителя, когда тот, высунувшись, дает задний ход, тормозит, захлопывает дверцу, склоняется над рулем, двигает рычаг переключения передач, фургон дергается вперед, снова тормозит, Айлиш придерживает голову Бейли в одеяле, а водитель, опустив стекло, принимается кричать и размахивать руками. Эй, приятель, сдай назад, дай мне вывезти эту толпу. Ничем не обитый корпус сотрясается на каждом ухабе, Айлиш пытается привести мысли в порядок, но боль в черепе так сильна, что никак не вспомнить, где находится больница и как называется, до сих пор никто не промолвил ни слова, только водитель все время чертыхается, давит гудок тылом кисти, кричит на машины впереди, опускает стекло и машет рукой, проезжая перекресток. Айлиш закрывает глаза, видя, как ее уносит во тьму, она становится пассажиркой собственной жизни, ее настоящее в этом фургоне, и больше нет ничего, настоящее возникает из прошлого, а будущего не существует, будущее отступает в тишину мертвых идей, и все же Айлиш пытается уцепиться хоть за что-нибудь, выманить будущее из небытия, нарушить его молчание, выстраивая логику событий, подставляя как можно больше переменных. Ей важно знать, что фургон остановится у двери отделения неотложной помощи, и они выйдут, и Бейли, немного помурыжив, все-таки примут и отвезут на операцию, а если нет, тогда Темпл-стрит, и они снова выпрыгнут из фургона, и снова ожидание, и долгожданная госпитализация, и будущее снова в ее руках. Она вспоминает название больницы, вспоминает здание, шепчет название, чтобы не вылетело из головы, шепчет его Ларри, видит клерка с компьютером за стеклом в приемном отделении, долгие часы, проведенные вместе с Ларри в отделении неотложной помощи, пока выкрикнут имя их ребенка. Она ищет в памяти лицо мужа, но не может его различить, роется в воспоминаниях, пытаясь дотронуться до его волос, но лицо расплывается, Айлиш открывает глаза и видит, что Бейли снова всматривается вперед. Она тянет его назад за футболку, и тут фургон подпрыгивает, наехав на лежачего полицейского, и Бейли отбрасывает ей на грудь, юноша на полу вскрикивает от боли, в фургоне стонут — полегче, кричит она водителю, видит извиняющийся жест его руки, под ногтями земля. Прости, родная, орет он, домчимся мигом. Она не может вспомнить лицо водителя, смутно видя его в зеркале заднего вида, красная шея блестит от пота, темные волосы поседели за полчаса, только что ты подрезал деревья, а сейчас ты водитель импровизированной кареты «скорой помощи». Как он справится с этим, пытаясь заснуть сегодня вечером, вспоминая ребенка с лицом, посеченным шрапнелью, которого помогал внести в фургон, и до конца жизни ему суждено прокручивать в голове эту картину.