Пола Куин

Соблазненная горцем

Рыцарям и их возлюбленным…

а также Дэну, моему дорогому и единственному

Пролог 

Замок Кемпбелл Глен-Орки,

Шотландия 1675 год

— Ну, все мы знаем, что Тристан победил бы в состязаниях, если бы не досадный случай. Никто не может соперничать с ним.

Роберт Кемпбелл, одиннадцатый граф Аргайлл, с улыбкой повернулся и весело подмигнул сидевшему рядом племяннику.

— Да, — недовольно ответил Каллум Макгрегор, расположившийся напротив сына в покоях графа. — Потому-то этот ублюдок Фергюссон и подставил Тристану подножку, затеяв драку. Это он, а не мой сын, должен был сломать нос.

— Мне удалось основательно заехать ему в челюсть, отец, — возразил в свое оправдание Тристан. — Вдобавок я уже не чувствую боли. — Он потрогал пальцем разбитую переносицу. Сломанный нос доставлял ему адские мучения, но Макгрегорам не пристало жаловаться и хныкать. — Впрочем, надо отдать должное Алексу Фергюссону: челюсть вправить сложнее, чем залечить сломанный нос.

— Хорошо сказано, — заметил граф Аргайлл, похлопав мальчика по плечу. — В тебе течет кровь рыцарей, ты вырастешь человеком чести.

Тристан надулся от гордости.

— Мне даже нравится эта легкая кривизна у переносицы. — Кейт Макгрегор, отложив вышивание, нежно улыбнулась сыну. — Теперь ты стал еще больше похож на дядюшку. Правда, Анна?

Прелестная жена Роберта подняла глаза от пяльцев и кивнула:

— Он красавец. Даже с подбитым глазом.

Густо покраснев, Тристан толкнул плечом хихикающую сестру.

— Боюсь, нашему мальчику придется выдержать еще несколько таких ударов, прежде чем его нос станет похожим на мой. — Роберт Кемпбелл взял племянника за руку, сложил его пальцы в кулак и накрыл своей ручищей. — Помни, защищаться так же важно, как и стремительно наносить удары.

Прихлебывая эль у огня, Грэм Грант, самый близкий друг Макгрегоров и Кемпбеллов из рода Аргайллов, пнул главу клана Макгрегоров в лодыжку.

— Каллум, ты ведь не допустишь, чтобы Робби обучал твоего сына искусству кулачного боя?

— Сомнения в моем мастерстве лишь доказывают, что ты плохой учитель, Грэм, — добродушно проворчал Роберт.

— Признаю, что с годами благодаря моим урокам ты здорово поднаторел в кулачных боях, — хохотнул Грэм. — Но если бы Тристана обучал я, юный Алекс Фергюссон лишился бы не только пары зубов, но и кое-чего поважнее.

Роберт усмехнулся, глядя на племянника, а остальные мужчины сошлись на том, что нахальный мальчишка Фергюссон напорется когда-нибудь на чей-нибудь клинок, и хорошо бы это был кинжал Тристана.

— Да, запомни еще. — Роберт наклонился, чтобы его мог слышать только племянник. — В жизни мужчины нередко случается так, что сделанный им выбор решает его судьбу.

Тристан кивнул. Он понимал, что, хотя в его жилах течет кровь воинов, не всегда следует обрушивать на противника всю свою беспощадную ярость. Отец чаще всего рассуждал иначе, и в такие минуты Тристан жалел, что родителем ему приходится не граф, а глава клана. Пожалуй, на этот раз он сделал свой выбор: ударил Алекса, когда тот сбил его с ног. Тристан не ожидал, что способен так быстро молотить кулаками. Все, что он запомнил, получив удар в лицо, — это вкус крови во рту и громовой рев отца, к которому сразу же присоединился крик папаши Фергюссона. После драки матушка запретила Тристану участвовать в дальнейших состязаниях, хотя в трех из них он легко мог бы победить. Так сделанный им выбор изменил его судьбу. Юный Макгрегор вернулся домой без единой победы, со сломанным носом.

В дверь громко заколотили, сидевшие возле огня мужчины вскочили на ноги. Свирепые крики, доносившиеся снаружи, заставили воинов схватиться за рукояти мечей.

— Макгрегор! — проревел кто-то за дверью. — Выходи и сразись со мной, если у тебя хватит храбрости! Оскорбивший меня и мою родню не доживет до завтрашнего утра!

Будто сквозь туман Тристан слышал, как отец приказал женщинам и детям отправляться наверх. С бледным, без единой кровинки, лицом он смотрел, как Грэм и дядя идут к дверям. Это отец Алекса Фергюссона явился в их дом. Неужели он пришел убить главу клана Макгрегоров из-за мальчишечьей драки?

— Тристан, ступай наверх! — распорядился отец, но тот не мог сдвинуться с места.

Острое чувство вины не давало ему вздохнуть. Это из-за него мужчинам предстоит сразиться, из-за него отец может погибнуть.

Тристан попытался остановить отца, уже шагнувшего к дверям.

— Не ходите… — силился крикнуть он, но с его губ сорвался лишь шепот.

Ему было всего четырнадцать. Его мольбу никто не услышал.

— Покажись-ка, Фергюссон! — рявкнул Каллум и, оттеснив шурина и лучшего друга, распахнул тяжелую дверь. — Покажи мне свое лицо, и я снова скажу тебе, что ты мерзкий выродок, сын свиньи!

В ответ послышались яростные возгласы, но в это мгновение мать властно потянула Тристана за рукав. Он покорно поплелся наверх, а оглянувшись через плечо, увидел, как Грэм с дядей выходят из дома вслед за главой клана.

— Я должен быть с ними!

Старший брат Тристана ринулся к лестнице, стараясь проскользнуть мимо матери, но та преградила ему путь:

— С отцом все будет хорошо, Роб. Останься с братьями. Пожалуйста, сынок.

«О Господи, спаси отца, не допусти, чтобы с ним случилось что-то ужасное!» — взмолился про себя Тристан, чувствуя, как к горлу подступает тошнота, а в глазах темнеет. Его все больше захлестывал страх. Сестренка заплакала на коленях у леди Анны, и Тристану отчаянно захотелось выбежать из комнаты, вырваться из дома. Может, если он извинится, отец Алекса уйдет? Он готов вынести все, лишь бы утихла боль, терзавшая его сердце, вгрызавшаяся в голову, разрывавшая внутренности. «Только бы отец остался жив…»

Горестный вопль огласил погруженную в сумрак долину, и все остальные звуки в комнате затихли. Жена Грэма с бледным как мел лицом обнажила меч.

— Я иду вниз, — решительно бросила она и, не дожидаясь ответа, сбежала вниз по лестнице.

Мгновение спустя ее крики заставили сжаться от ужаса сердца всех обитателей замка.

Тристан покинул комнату одним из последних. О, лучше бы он остался в спальне, запер бы дверь на засов и никогда не переступал порог. Он так боялся за жизнь отца. Ему не приходило в голову, что может погибнуть кто-то другой. Близкий и любимый.

— Они за это поплатятся! — грозно прорычал отец, вне себя от ярости. — Они все подохнут!

Тристан спускался по лестнице так медленно, что, казалось, не двигался вовсе. Словно все происходящее было сном, тягостным кошмаром. Нет, это неправда. И не безжизненное тело дяди лежит распластанным на полу. Мертвое тело со стрелой, торчащей из груди. Нет, Роберт Кемпбелл не мог умереть. Он слишком силен, храбр и благороден, чтобы погибнуть от предательской стрелы, пущенной под покровом ночи, из-за того, что какой-то глупый мальчишка сделал неверный выбор. Оцепенев от ужаса, онемев от отчаяния и стыда, Тристан застыл на ступенях. Мать и леди Анна громко рыдали, упав на колени. Их скорбные крики разносились по замку, отдаваясь эхом от каменных стен.

Тот, кого Тристан любил больше всего на свете, умер, сраженный стрелой в сердце. Это роковое мгновение изменило судьбы многих людей. А главное, судьбу Тристана и девушки, которой суждено было в один благословенный день исцелить его.

Глава 1

Англия, 1685 год

— Надутый индюк! Заносчивый болван!

Бормоча про себя проклятия, Изобел Фергюссон проскользнула сквозь тяжелые деревянные ворота и оказалась в огромном саду дворца Уайтхолл. Через одиннадцать лет после смерти матери, десять лет спустя после смерти отца, оставившего сиротами своих семерых детей, вся тяжесть заботы о семье легла на плечи Изобел. А теперь ее брат Алекс собрался свести их всех в могилу. И зачем они только приехали в Англию? Черт побери, если уж им понадобилось присутствовать на коронации герцога Йоркского, то представлять семью вместе с ней следовало старшему брату Патрику, наследнику покойного отца и главе клана Фергюссонов, а никак не Алексу. Они намеревались пробыть в Англии неделю или две, но когда будущий король предложил гостям задержаться в Уайтхолле еще на месяц, Алекс не задумываясь принял приглашение. Изобел сердито пнула ногой попавшийся на дороге камешек и снова выругалась. И как она только умудрилась вырастить такого безрассудного, пустоголового братца?

Нельзя сказать, что Изобел осталась равнодушна к роскошным перьевым матрасам Уайтхолла или к его великолепным галереям со сводчатыми потолками, где даже легчайший шепот элегантных лордов и леди, густо напудренных, похожих на ожившие статуи, отражался гулким эхом от стен. Все это казалось ей весьма… необычным и даже заманчивым. Но Алекс принял приглашение, зная, что Макгрегоры с острова Скай в Уайтхолле! Боже, как он мог? Неужели он забыл о смертельной вражде между двумя кланами? Или о череде мертвых Фергюссонов, предводителей клана, погибших от рук дьявола, что начал кровавую месть десять лет назад?

«Милый Боже, — взмолилась она, остановившись возле огромных солнечных часов в середине сада, — дай мне сил и даруй моему безмозглому брату хоть немного мудрости, пока он не развязал новую войну!»

Какое-то движение справа привлекло внимание Изобел к ряду высоких бронзовых статуй, сияющих на солнце. Когда одна из фигур пошевелилась, Изобел испуганно отпрянула, ударившись бедром о солнечные часы.

— Осторожнее, красавица.

Это была вовсе не статуя, а человек, мужчина, хотя лицо его, казалось, изваял тот же мастер, что создал великолепные шедевры, украшавшие сад. Под изумленным взглядом Изобел незнакомец выступил из-за скульптуры архангела с распростертыми крыльями — позолоченной фигуры, застывшей навеки. Мужчина был одет как англичанин, но без всякой пышности, не носил он и парика. Его волосы, темно-каштановые, с тронутыми солнцем золотистыми прядями, свободно спадали на плечи. Глаза его, почти того же оттенка, что и волосы, темные, с золотыми искрами, внимательно смотрели на Изобел. Кремовая полотняная рубашка, стянутая широким поясом, подчеркивала узкую талию и стройные бедра. Отделанный кружевом воротник, расстегнутый у горла, придавал ему вид скорее плутоватый, чем благородный. Высокий и гибкий, с длинными мускулистыми ногами, в облегающих бриджах и высоких черных сапогах, он казался хорошо сложенным. Незнакомец направился к Изобел легким решительным шагом.

— Я не хотел вас испугать. — Мягкий певучий выговор выдавал в нем уроженца Шотландии, возможно, даже горца. — Я принял вас за сестру. Очень рад, что ошибся.

Чарующая улыбка шотландца, полная соблазна, подобно божественному телу статуи у него за спиной, показалась бы бесхитростной и простодушной, если бы не лукавая ямочка на его щеке. В глазах его, уже не карих, а цвета расплавленного золота, похожих на глаза ястреба, наметившего добычу, таилось что-то дикое, необузданное. Все его небрежное очарование не могло скрыть этот хищный огонек.

На мгновение Изобел оцепенела, ошеломленная блестящей внешностью незнакомца. Не в силах оторвать взгляд от точеного, словно вырезанного из камня, лица шотландца, она разглядывала его нос, безупречно прямой, если не считать легкой горбинки у переносицы, и чувственный рот, будто созданный специально, чтобы обезоружить женщину, лишив ее остатков здравомыслия.

Изобел отступила на шаг, смущенная исходившей от незнакомца силой, чувствуя, как путаются мысли и становится трудно дышать.

Черт возьми, нужно что-то сказать, а не то он примет ее за жалкую дрожащую дурочку и будет совершенно прав, хотя любая другая женщина на ее месте, если она, конечно, не слепая, при виде его непременно смешалась бы.

Решительно вздернув подбородок, словно желая заявить, что ни один мужчина не посмеет назвать ее дурехой, Изобел перекинула через плечо темно-рыжую косу.

— Так ваша сестра тоже считает вас напыщенным болваном?

— Да, — кивнул шотландец. Его улыбка казалась невинной, но вместе с тем невероятно обольстительной. — И даже хуже.

И, словно в доказательство правоты его слов, за статуей что-то мелькнуло. Изобел заметила женскую фигурку, бегущую в сторону дворца: сапфирово-синие юбки и светлые льняные кудри.

— Подозреваю, — пробормотала Изобел, провожая взглядом удаляющуюся девицу, — ваша сестра, возможно, права.

— Почти наверняка, — легко согласился шотландец, не потрудившись оглянуться. Улыбка придала особую проникновенность его голосу. — Но я вовсе не безнадежен.

Не желая тратить время на споры с пустым хлыщом и повесой, когда ей нужно убедить Алекса уехать как можно скорее вместе из Уайтхолла, Изобел недоверчиво нахмурилась:

— Хоть вы меня и не убедили, сэр, но придется поверить вам на слово. Всего вам доброго.

Она повернулась, чтобы уйти!

Однако незнакомец вдруг оказался возле нее и нагнулся к самому уху:

— Вы могли бы провести со мной сегодняшний день и убедиться.

Дыхание Изобел чуть участилось. На нее вдруг пахнуло жаром и знакомым ароматом вереска. Незнакомец явно был горцем, возможно, принадлежал к клану Гордонов или Дональдсонов, хотя и не носил плед. Она хотела было спросить его имя, но передумала. Шотландец мог неверно истолковать ее любопытство и решить, что Изобел приняла его приглашение. Нет, она не позволит какому-то горцу морочить ей голову, когда под угрозой безопасность ее семьи.

— Благодарю вас, милорд, но у меня есть другие заботы.

Она ускорила шаг, но от шотландца не так-то легко было отделаться.

— Должно быть, вы беспокоитесь о «безмозглом братце», ведь это о нем вы молились?

— А почему вас это волнует? — отозвалась Изобел, стараясь не показывать вида, что ее смущает легкость, с какой горец пустился следом за ней. — Боитесь, что брат присвоит себе ваш титул?

Чуть хрипловатый искренний смех незнакомца застал ее врасплох. Любой другой мужчина сердито нахмурился бы в ответ на ее слова, хотя Изобел хотела лишь показать, что ее не слишком интересует внимание назойливого повесы, но загадочный горец только рассмеялся. Это понравилось Изобел: лишь уверенные в себе люди способны смеяться над собой.

— Ну почему с братьями всегда столько хлопот? — с улыбкой пожаловалась она. — Сказать по правде, если титул «безмозглый брат» и существует, мой милый братец заслужил его по праву.

Дурно отозвавшись об Алексе, Изобел ощутила легкий укол вины, ведь она говорила с человеком, которого совершенно не знала, но, возможно, именно это и придавало беседе неизъяснимую прелесть. Ей хотелось с кем-то поделиться своими заботами. А впрочем, нет, на самом деле ей хотелось отвлечься от них, подумать о чем-то более приятном. Этот горец сумел вызвать у нее улыбку, а ведь она все утро ходила хмурая как туча.

Незнакомец нагнулся и, подобрав камень, швырнул его в пруд в нескольких футах впереди.

— И что же такого ужасного натворил ваш брат?

— Он отказался покинуть Уайтхолл и вернуться домой.

— Ах, это и в самом деле непростительно.

Покосившись на горца, Изобел увидела, что тот улыбается.

— Вы не понимаете.

Шотландец изогнул темную бровь, ожидая продолжения.

— Ну хорошо, если вам так хочется знать, я скажу: недавно в Лондон прибыли наши заклятые враги. А мой брат — дерзкий, спесивый забияка. И если он останется здесь, то наверняка оскорбит этих безжалостных варваров и снова навлечет на нас несчастья.

Горец медленно кивнул, обходя пруд вместе с Изобел.

— Теперь я понял, что вас тревожит. Но почему вы одна пытаетесь урезонить брата? Где ваш отец? Не годится сыну принимать решения, от которых зависит судьба всей семьи.

— Отец мертв, — ответила Изобел. Ее взгляд не отрывался от ворот дворца, за которыми беспокойно бродили звери. — Его убили те самые враги. Клянусь, если бы мне попался один из них, я бы перерезала ему горло и отправила негодяя прямехонько в ад, к дьяволу, его породившему.

Взглянув на горца, она с удивлением увидела в его глазах сочувствие и мягкую улыбку.

— Сдается мне, вашим врагам следует вас бояться, красавица.

Изобел покачала головой:

— Я не такая безрассудная, как брат. Наши враги не трогают нас, и я хочу, чтобы впредь так и оставалось.

— Это мудро, — согласился горец, и Изобел порадовалась, что рассказала ему о своих горестях. Незнакомец признал, что она была права, настаивая на отъезде. — Если хотите, я мог бы поговорить с вашим братом и попытаться его образумить.

Изобел не смогла сдержать улыбки. Горец, казалось, читал ее мысли. Она так остро нуждалась в помощи, что готова была принять ее от кого угодно, даже от незнакомца.

— Это очень любезно с вашей стороны, но я не могу навязывать вам…

— Вы ничего мне не навязываете. Я с радостью помогу вам, если смогу.

Изобел остановилась, устремив взгляд на горца.

— Вы меня даже не знаете. Почему же хотите мне помочь?

Он улыбнулся, ямочка на его щеке дрогнула, а глаза цвета теплого меда весело сверкнули.

— Именно это у меня лучше всего получается.

«Особенно после поцелуев и бог знает еще каких вольностей с дамами за статуями в садах».

Этот хитрец хоть и лукавил, казался необычайно милым.

— Вы так галантны.

Горец слегка поклонился, его губы насмешливо изогнулись, отчего сердце Изобел пустилось вскачь.

— Вот видите? Значит, не такой уж я пропащий. Надежда все же остается.

— Нет, если верить вашей сестре, а она знает вас лучше.

— А что бы вы хотели обо мне знать?

Горец предложил Изобел руку, и она оперлась на его локоть. Пара свернула на дорожку, пересекавшую широкий газон.

— У меня почти нет времени, буквально минута…

— Ну, тогда хорошенько подумайте, прежде чем задать вопрос.

Изобел побарабанила кончиками пальцев по подбородку:

— Ладно, вот вам вопрос. Почему сестра считает вас напыщенным болваном… и даже хуже?

— Превосходный вопрос, — заметил горец. Озабоченная складка пересекла его лоб. — Вы умная и милая.

Изобел прищурилась.

— Вы тоже.

Она невольно изумилась собственной дерзости, но обезоруживающая прямота шотландца придала ей храбрости. С этим человеком Изобел чувствовала себя на удивление легко.

— Как же я могу правдиво ответить вам, после того как вы назвали меня милым? Задайте другой вопрос.

Изобел рассмеялась, разговор с незнакомцем все больше ее увлекал.

— Нет. Вопрос все тот же. Ответьте, пожалуйста.

— Вот незадача. Что ж, попробую ответить. Сестра считает, что я всегда поступаю безрассудно.

— А это так?

— Нет. Просто я не каждый раз принимаю в расчет все возможные последствия.

— Значит, вы действительно безрассудны.

Горец пожал плечами, предостерегающе подняв палец:

— Да, но не всегда. Я сказал «не каждый раз». Возможно, я не особенно осторожен, но не беспечен.

Изобел по достоинству оценила его ловкую увертку.

— Так вы не особенно осторожны или беспечны, когда играете добрым именем дамы, бегущей прочь с пылающими щеками и растрепанными кудрями?

Горец чуть обернулся, как будто только что вспомнил о женщине, прятавшейся за статуей.

— Если даме не терпится доверить мне свою репутацию в первый же день знакомства, — ответил он, снова повернувшись к Изобел, — то я не склонен слишком осторожничать.

— Понимаю. Что ж, по крайней мере вы честны.

— Продолжайте, — шутливо поддел девушку горец. — Мне приятнее слушать, как вы перечисляете, мои добродетели, чем рассказывать вам о своих грехах.