Варвара Сергеевна все-таки притормозила и, всем своим видом демонстрируя, что делает большое одолжение, оглядела упорного незнакомца, будто в самом деле только что увидела. Начала, естественно, с ботинок. Ничего особенного, хотя и не из дешевых. А как не по-современному блестят! Подобные замашки встречаются только у военных. С учетом стрелки на брюках, это педант и наверняка зануда. Рубашка, судя по воротничку, куплена лет десять назад, зато в дорогом магазине. Ну и льняной пиджак — из той же серии. Для него это смело, даже дерзко: ходить в вечно мятом пиджаке. Холост: вряд ли с таким женщина уживется. Небось, все всегда утюжит: и белье, и полотенца… Интересно, какой у него утюг?..
— Если есть что сказать по существу, то я вас слушаю! — казенным голосом брякнула Самоварова.
Как же ей хотелось поскорее от всех отделаться и побыть наедине со своими мыслями! И еще ей казалось, что она вся пропиталась запахами гостиничного номера, и от одной этой мысли ее мутило.
— Нечего мне сказать по существу. Сын с утра вышел с собакой, потом звонит, говорит, убили здесь ночью кого-то… У нас как раз окна выходят на этот отель… Не знаю, с чего меня туда понесло…
— Ясно. Если бы при вас убивали-резали, вы бы только на все замки заперлись, верно? А когда все уже случилось и полиция приехала, чего бы не посмотреть, — бросила через плечо Варвара Сергеевна.
— Ну зачем вы так? — обиделся мужчина. — Я, между прочим, пограничник бывший…
— М-да… По жизни или по армии?
— По армии.
— Угу… А работаете кем?
— Это не имеет отношения к существу дела.
— Приношу свои извинения за произошедшее, но я очень тороплюсь. В любом случае никакой новой информации вы от меня не получите. Если вам так удобнее, считайте, что я при исполнении!
— Да вы просто дура — к Фрейду не ходи! Сразу видно, что с людьми общаетесь только по необходимости и только в публичных местах!
Самоварова вспыхнула, отвернулась от грубияна и снова ускорила шаг. Она уже твердо решила идти в дорогое кафе. Да, она дура и есть, и на хорошую колбасу ей до пенсии уже не хватит, но ничего, здоровее будет. И Аньку не стоит подкармливать, без того жиреет как на дрожжах.
Варвара Сергеевна уже предвкушала вкус и аромат настоящего, хорошо сваренного кофе, и от удовольствия у нее закружилась голова. Осталось сделать выбор между тугим двойным эспрессо и жидковатым капучино, но зато со сливочной шапкой, посыпанной крошками настоящего горького шоколада.
И еще что-то надо съесть. Совсем немного, а то потом денег на хлеб с маслом не останется.
Пусть будет маленький эклер.
Шоколадный или ванильный? А может, с фисташковым кремом?
3
Утром Галина приняла для себя два окончательных решения.
Первое заключалось в том, что, несмотря на страхи матери и бабки (да что душой кривить — прежде всего на свои собственные!), она разведется.
Второе решение вытекало из первого: она больше никогда не ляжет в одну постель с мужем.
Он сидел сейчас напротив и со страдальческим выражением на красивом даже с похмелья лице вяло ковырял в тарелке комковатую кашу.
Это было невыносимо.
Поджав тонкие губы, Галина делала вид, будто в упор его не замечает. Быстро проглотив несколько ложек безвкусной каши, она встала и переместила в мойку только одну тарелку — свою. Не отрывая от нее умоляющего взгляда, он едва слышно испросил себе еще кофе.
Галина равнодушно пожала плечами и поставила перед ним фарфоровую — на белом фоне синие цветы — чашку, его любимую, единственную оставшуюся от давно разбитого сервиза, подаренного им на свадьбу.
Муж сделал неловкую попытку схватить ее за руку и уже приготовил для поцелуя, сложив их в трубочку, свои чувственные и всегда влажные губы.
Но Галина резко отдернула руку.
Кроме жалости и брезгливости, этот человек не вызывал в ней больше никаких эмоций, и на сей раз это была не игра.
Выходя из кухни, Галина все же бросила на него короткий, воспаленный взгляд.
Год назад она еще любила его, своего законного мужа и отца единственной дочери.
Пять лет назад она любила его безумно.
А пятнадцать лет назад, когда выходила замуж, она мечтала о том, чтобы красиво состариться рядом с этим человеком и как-то так устроить, чтобы взять и умереть с ним в один день.
Мать, в прошлом посредственная актриска одного известного театра, всегда называла его Родик.
И все остальные, включая мать Галины и бабку, называли его только так.
Только дочь называла Родиона папой.
Конечно, девочка любила его, но дети на то и дети, чтобы любить любых родителей.
Галину дочь любила гораздо сильнее, ведь это именно она придумывала для нее развлечения, именно она рисовала и клеила по ночам стенгазету в школу, лечила дочь от болезней, наряжалась плюшевым зайчиком на дни рождения, читала вслух добрые книги и годами оправдывала ее отца, пропахшего вином и до полудня храпевшего в спальне: «Устал наш папа на работе, ты только не шуми, доча!»
Пока Галина закрывала за собой входную дверь, ей внезапно пришла в голову мысль, что если вечером проведать бабку, стащить у нее сильнодействующее снотворное и выпить всю пачку разом, со всем этим может быть покончено навсегда.
Вот так — красиво и драматично.
Почти что «умереть с ним в один день».
Зато она никогда уже не превратится в свою желчную мать или, что похуже, в бабку, которая искренне верит, что ниточка настоящего жемчуга способна украсить дряблую шею одинокой старой черепахи.
Спускаясь в лифте, Галина уже сомневалась: и в школу на собрание просили подойти, и новые поступления в любимый интернет-бутик на днях обещали.
Она решила, что отпустит на время свой страшный порыв, а ближе к вечеру попробует определиться.
На улице хохотал апрель.
Вчерашние бесформенные угги уже пылились в прихожих, и худые, длинные, подкачанные и не очень, полноватые, приятных форм, с острыми и круглыми коленками, десятки, сотни, тысячи пар бесстыжих ножек выпорхнули на улицы, чтобы не сегодня завтра занять достойное место в красивых полированных машинах или, на крайний случай, — в недорогих кафешках, где кто-то непременно заплатит за съеденный их обладательницей размороженный ужин.
Галина давно платила за себя сама.
И за свою дочь.
А еще за мать и бабушку.
С мужем вопрос обстоял сложнее: формально Родя все еще числился директором заведения, в котором они оба работали, и выходит, что деньги она получала благодаря ему, но только платила за него тоже она.
У Галины были самые красивые ноги в этом городе.
Настоящие модельные ноги.
Только выгодно их представить она не умела. И покупала-то, казалось бы, все самое-самое, и шла на вечеринку как королева, вот только потом, разглядывая себя на фото, с досадой видела: куда там королева — обычная долговязая нескладеха…
Она всегда была самой высокой — и в школе, и в летнем лагере, и в балетном классе.
«На первый-второй рассчитайсь!»
И все внимание к ней, вечно первой в строю. Детская гадкая привычка сутулиться приросла к ней намертво, а после беременности, добавившей несколько лишних килограммов, еще заметнее портила некогда идеальную фигуру с профессионально вывернутыми стопами сорокового размера.
Нахальный молодой ветер закружил сухой, уцелевший с осени лист, прилепил Галине на кроссовки.
Все — неправда!
Вся жизнь — неправда.
Словно она просто отыграла свою роль в фильме про семью и счастье, а теперь ее поблагодарили и попросили покинуть съемочную площадку.
И в этом апреле ее уже нет…
Радостный, будоражащий, он пришел в этот город для других.
Например, для этой носатой, с некрасивыми ногами и в лабутенах, что, посверкивая маникюром со стразами, садится сейчас в машину, или для той дуры, с плохо прокрашенными, наспех завитыми кудрями, что бежит к автобусной остановке, чему-то улыбаясь на ходу, или для тех гуттаперчевых «мочалок», с которыми Родик зажигал сегодня до пяти утра…
Скоро кто-то из них получит роль в пошлейшей оперетке с отвратительным названием «Мадмуазель Бутон», и будет литься рекой шампанское, и будут гоготать все эти колхозные, понаехавшие молодые бабы, словно смеясь над ней, успешной женщиной, матерью и женой, а заодно (и даже не подозревая об этом!) и над ее матерью и бабкой, разведенками, поднявшими детей без отцов.
Младшая сестра Галины, Ольга, пять лет назад окончила престижный вуз и теперь раскатывала по заграницам в поисках счастья.
Когда-то сестра была для нее самым близким человеком. Но после того как Галина встретила Родиона и стремительно вышла замуж, Ольга от нее отдалилась, а потом и вовсе уехала.
Сев в машину, Галина бросила взгляд на часы и повернула ключ в замке зажигания. С учетом успевших скопиться к этому часу пробок, она уже заметно опаздывала.
Пунктуальная Галина не выносила нарушения порядка, особенно на службе, и раздражение уже переполняло ее до краев.
Припаркованная впереди машина прижалась к ней впритык, назад тоже сдавать было некуда: в нескольких сантиметрах от заднего бампера торчали два свежевыкрашенных железных столбика с цепью посредине.
Идиоты! Наставят ограничителей, причем незаконно, и руки не доходят что-то с этим сделать!