6

В Москве на платной стоянке Ленинградского вокзала Валерия Павловича и Варвару Сергеевну встречал обещанный Андреем водитель.

Черт знает, в какой дыре откопали этого чернявого колобка: впечатление было такое, будто в недавнем прошлом Равшан пас в ауле коз.

Когда им с трудом удалось покинуть стоянку, выезд из которой перекрыли «ка-азлы», воевавшие с автоматом, который не принимал к оплате кредитки и пятитысячные купюры, а потому хаотично побросавшие перед шлагбаумом свои машины, Самоварова попыталась затеять с азиатским толстячком беседу и начала с самого простого:

— И давно вы у Андрея работаете?

— Э… Андрэй, это кто такой?

— Вероятно, тот, кто вас сюда отправил, — бросил Валерий Павлович, не отрывая глаз от виртуального преферанса, в который уткнулся, едва сев в расхлябанный «хэндай». Доктор использовал этот ход всякий раз, когда не имел возможности влиять на ситуацию и не хотел из-за этого психовать.

— А… Андрэич! Но я на этого бэ-э-са не работаю, — обиженно уточнил Равшан. — Он попросил меня встретить, заплатил… Я в ихним паселке теперь началник, вон какой тачк у меня, — похвастал таджик и с гордостью похлопал правой рукой по рулю. Старенькую машину тут же повело влево.

— Эй, начальник, ты лучше за дорогой следи! — не сдержавшись, рявкнул на него Валерий Павлович.

Но Самоварова не отставала.

— Так. Но почему же бэ-э-са?

— А… — широко и неопределенно махнул теперь уже левой рукой Равшан, но руль на сей раз удержал.

— Знаете, я понимаю, о чем вы, и даже скажу больше: со многим согласна. Так эти столичные жители распустились — дальше ехать некуда. Девки ходят полуголые, только и осталось, что в одних трусах разгуливать, а мужчины…

Воображение Равшана тут же среагировало на «девок в одних трусах». Он повернул голову к боковому окну, мимо которого как раз проплывали две молодые, в коротких летних платьицах красотки, и машина резко подпрыгнула, проскочив «лежачего полицейского».

— Варь, может, вы смените тему, а то нам скоро дальше ехать будет некуда! — Валерий Павлович недовольно сунул телефон в карман пиджака и приоткрыл крышку дорожной перевозки с сидевшим в ней перепуганным котом.

— Не-а, Алинка у него хорошая! Здравствуй-пажаласта, всегда улыбается… Не видел тока давно.

— Что так? В отпуск уехала?

Равшан с недоумением скосил свой блестящий черный глаз на Самоварову.

— Отдыхать… От работы, — терпеливо пояснила она.

— Э… Какой отда-ах? У этих вся жизнь отда-ах! Бабки есть — в самолет и лети куда хочешь… Отда-а-х им от работы! — нервно хохотнул таджик. — Можит, заболэла или… — Равшан оторвал от баранки обе руки и попытался изобразить большой живот.

К счастью, в этот момент зажегся красный свет, и он тут же затормозил.

— Варвара Сергеевна, вам не кажется, что вы не с тем субъектом практиковать начали? — снова встрял Валерий Павлович.

— Валерий Павлович, не тех субъектов не бывает. И пожалуйста, раз уж вы втянули меня в эту авантюру, не мешайте вести беседу с приятным человеком.

Последнюю фразу Равшан прекрасно понял, и его круглое лицо расплылось в довольной улыбке.

— Мине завтра гражданство российское дадут, иду палучать! — расправив широкие плечи, тут же похвастал он.

— Угу… Потом догонят и еще раз дадут, — негромко хмыкнул с заднего сиденья Валерий Павлович.

— Че твой муж сказал? — переспросил у Варвары Сергеевны Равшан.

— Поздравил, — не поведя бровью, улыбнулась она.

Бывшему следователю Самоваровой, вначале уединившейся в своей питерской, в центре города квартире, а после сбежавшей в тихий загородный рай, московская кольцевая автодорога показалась настоящим адом.

В изрыгавшей выхлопы душегубке, как в бане, все были равны: и брутальный воинственный «Гелик», нетерпеливо поджимавший их сзади, и убогая «Ока» с инвалидным знаком на заднем стекле, что тащилась впереди. Со слов чернявого колобка, им еще повезло, потому что ближе к девяти вечера огромная пробка начала рассасываться. И когда они наконец выбрались на скоростную трассу, Равшан, к восторгу Варвары Сергеевны и тихому ужасу затаившегося в дорожной перевозке Пресли, разогнал свое корыто почти до ста двадцати километров в час.

Минут через двадцать, когда едва живой, купленный Равшаном за «двести тисяч кровных рублэй» «хэндай» въехал в коттеджный поселок с оригинальным названием «Сосны», Самоварова уже знала, что Андрей не занимается ремонтом, не общается с работягами и редко бывает дома. Второй год подряд всем заправляет улыбчивая и деятельная Алина вместе с закадычной подружкой Жанной, а последняя, выясняя с кем-то отношения по мобильному, «трясет то-о-лстая жопа», мешая работать нормальным людям.

7

Из дневника Алины Р. 22 апреля.

Андрей считает, что наш прораб Ливреев — дурак.

Я же как женщина вижу его иначе. А что до моего мужа — так у него дураки почти все, ведь люди в его окружении делятся на две категории: первых он «доит», вторым «заносит».

Ливреев же принадлежит к тому типу неисправимых развратников, которые, мимикрируя под честных отцов семейств, оставляют за собой пожизненное право на необременительный левак. Это я поняла при первой же нашей встрече. Таких выдают масляные глазки, нацеленные на сближение расхожие словечки и маленькие, едва уловимые жесты, незаметные мужикам, но мигом отзывающиеся в нас, бабах.

Я не стала расстраивать лучшую подругу, не пыталась убедить ее в том, что он и со мной поначалу был «не против», рассказать, как стремился ненароком встать поближе и словно случайно задеть рукой, не вкладывая в этот захват чужой территории ничего, кроме ненавязчивого желания украсить свою приевшуюся сытую жизнь. Во всем этом так и читалось: «Вы несказанно хороши, но если что — не я это предложил. А че такого?! Развлеклись бы для начала, а потом и денежки на стол, ведь для меня главное — работа».

Подобный тип мужиков мы с Жанкой (ох она и дура!) частенько встречали в нашей прошлой жизни. В компании они всегда на позитиве, искрят шутками, стараются побольше выпить и поменьше заплатить, а при общении с телками все надеются получить за копейку канарейку.

Уверена, что сальные, кишащие комплексами свингеры, о которых много пишут в инете и которых мало кто видел воочию, принадлежат именно к этой несложной породе людей.

Впрочем, надо отдать должное его сермяжному умишке — Ливреев быстро почувствовал, что я не поведусь, и тут же спедалил наше общение в формат рабоче-дружеского. Любой геморрой с тем, кто платит, ему точно не нужен.

Как-то в разговоре с ним я полушутя сказала, что между нами стоят немалые бабки. А потом с горечью подумала, что «бабки» были и будут между мной и мужиками всегда.

Но справедливость все же есть. С началом стройки мяч оказался на моей стороне. Бабки-то мои! Кто платит — тот и заказывает музыку.

А танцевать меня не надо, я свое отплясала.

Словом, к середине марта прошлого года в моей команде были уже трое: прекрасная я, чокнутая Жасмин и развеселый, рассчитывающий хорошо заработать на нашем «объекте» Ливреев.

8

Июньское утро редко бывает приятно прохладным — либо зябко, дождливо, либо слишком солнечно и душно.

Варвара Сергеевна, распахнув настежь окно, невольно улыбнулась. Утро было таким, словно она сама его с вечера заказала: свежо, но тепло, а в прозрачном июньском воздухе щедро разлились ароматы сочащегося молодой зеленью цветущего сада. Пышные маленькие облачка на нежно-голубом небе были похожи на сладкую вату — так и хотелось добыть чудо-лестницу, залезть по ней и откусить кусочек. Самоварова любовалась открывшейся из окна картиной, и скопившееся с вечера раздражение отступало.

Прежде чем снова грузить себя сложившейся ситуацией, она решила с полчасика кайфануть.

Уставший с дороги, да и чего греха таить — завзятый «соня» Валерий Павлович продолжал дремать, несмотря на ее тихое ворчание.

Самоварова, беззлобно чертыхаясь от многочисленных неудобств, которые испортили ей настроение накануне, перекинула через плечо мохнатое банное полотенце и отправилась в душ.

После, распаковав лежавший посреди комнаты чемодан, облачилась в удобный спортивный костюм. Выпив воды из бутылки, прихваченной из поезда, подошла к плите.

«Пока Валерка дрыхнет, можно и кофейку натощак. Поездка — это стресс… а значит, в качестве исключения, простительно».

Великая вещь интуиция.

Несмотря на искреннее недоумение Валерия Павловича, она сумела в последний момент сборов подпихнуть в чемодан свою любимую джезву и пакетик молотого кофе.

И оказалась права.

Шкафы гостевого домика оказались издевательски пусты. Возле раковины стояла одна, случайно забытая кем-то изящная фарфоровая чашка, из которой торчала чайная ложка.

М-да…

Андрей нуждался в их помощи, но не сделал почти ничего, чтобы «дорогие гости» смогли ощутить его хотя бы мало-мальскую заботу… Кроме чистого комплекта постельного белья и парочки банных полотенец в домике не было элементарного: ни питьевой воды, ни сахара, ни того же кофе или хотя бы дешевого пакетированного чая.

Да и сам домик, красочно расписанный Валерием Павловичем, оказался небольшой, метров в пятьдесят, обшитой изнутри вагонкой конурой со скрипучими полами из лиственницы, выкрашенной в едко-зеленый, навевающий мысли о больнице цвет.