— Бонь, жрать идём.

И тут же услышала мужнино из кухни:

— Не шепчи! Я не сплю. А Павлик с друзьями ушёл.

— Понятно, а я-то тут стараюсь, не шумлю.

Алёна вошла в кухню, где в неизменной позе, скрючившись за ноутбуком, на мягком уголке сидел Николай, даже не оторвавший взгляд от монитора. Картина, которую она заставала день за днём, независимо от времени суток или дня недели. Программист — и этим всё сказано. В работу мужа не лезла. Во-первых, ничего в ней не понимала. Во-вторых, она приносила какой-никакой доход, а это главное.

— Как повеселились? Я думал, ты до утра, — так и не отлепившись от работы, буркнул Николай, и Алёна вскинула брови. Насыпала коту корма, поставила чайник. Интересно, если не ответить, муж заметит?

— Нормально повеселились. И я сказала, что не до утра.

— А, да. Точно.

Алёна устроилась за столом, подперла рукой подбородок и посмотрела на мужа. Лицо сосредоточенное, хотя, ей виден только лоб с падающими на него вихрами, которые Коля по привычке постоянно убирает. В глазах за стёклами очков какая-то безуминка, присущая, наверное, только компьютерным гениям. Остальное можно дорисовать по памяти — крупный нос, который Николай именует аристократическим, подбородок со щетиной и ямочкой посередине.

— Коль…

— М?

— Может, смотаемся куда-нибудь? В Сочи там или Крым?

— С ума сошла? У меня проект горит.

— Он у тебя всегда горит. Вспомни, когда мы в последний раз куда-то выбирались.

Николай оторвался от монитора, но лишь на секунду. Окинул жену быстрым взглядом, хорошо хоть на лоб ей руку не положил, чтобы проверить, не перегрелась ли.

— Ты только из гостей.

— Я не об этом. Вдвоём. В кино хоть вон. Или в Сочи эти несчастные.

— В Сочи? Павлик тут знаешь, какие Сочи без нас устроит?

— А мы его с собой возьмём.

— Ага, чтобы он ныл, как ему скучно с престарелыми родителями?

— Эй! Мы не престарелые! — Алёна возмущённо стукнула мужа ногой под столом. Может, хоть это было способно привлечь его внимание и оторвать от монитора?

Смешно. Ещё пару часов назад она заверяла чокнутого сына подруги, что слишком стара для него, а сейчас слова мужа о том, что они уже немолоды, больно резанули своей правдивостью.

— Нехорошая идея, Лёль. Давай потом как-нибудь, хорошо?

— Хорошо. Потом. — Она поднялась из-за стола и потянулась, чувствуя неимоверную усталость, которая навалилась сразу отовсюду и придавила к полу. — Будет нам лет по сто, поедем отжигать по Куршевелям. И-е-ххх! — изобразив какой-то глупый танец, Алёна хихикнула, уставившись на мужа.

— Лёль, спать иди. Остальное завтра обсудим.

Он снова погрузился в мир своих компьютеров и бог ведает чего ещё, оставив Алёну наедине со своими мыслями. Бонифаций, опустошив миску, сонно умывался, также не глядя на хозяйку. Скотина мохнатая. Всем только и надо, чтобы их обиходили, пожрать приготовили, обстирали и отстали. И почему раньше это её совсем не волновало? Вроде выполняла все обязанности, потому что должна была выполнять. Потому что так было заведено. А о том, что это раздражает — быть обслугой — как-то и не задумывалась.

— Ладно, я в душ, потом спать. Ты ещё посидишь?

— Угу.

Вот тебе и «угу»…

Натянув одеяло до подбородка, Алёна смотрела в потолок спальни, настойчиво, но безуспешно пытаясь прогнать от себя мысли о Никите. Влюбился он в неё, ну надо же! И почему это вызывает у Алёны улыбку, помимо воли растягивающую губы? Конечно, его признание, пусть оно и не имело под собой никаких оснований, было ей приятно. Она действительно не юна, не обладает сексапильной внешностью, красится редко, одевается обычно. Понятно, что всё это Никиткины гормоны, и парень, скорее всего на ходу решил, что влюблён, стоило только ей сесть в его тачку… Но чёрт побери, а ведь это и впрямь приятно.

Интересно, как быстро он забудет о том, что пригласил её на свидание, если уже не забыл? Это её вообще не должно волновать. Она ведь ему врала, что пойдёт с ним на свидание. Или не врала?

Алёна улыбнулась, поворачиваясь на бок и обнимая пустую мужнину подушку. По телу проходили едва заметные волны возбуждения. Она уже и не помнила, как давно они с Николаем занимались сексом. Хорошим таким трахом, после которого ноги с трудом сдвинуть можно. А ведь она любила секс. Такой, чтобы с криками, стонами и грязными словечками. Интересно, как трахается Никита? Наверное, как и все парни его возраста, имеет всех и вся направо и налево и пробует в сексе новое без разбору.

Так, стоп. Эти мысли надо гнать куда подальше. Она его ещё ребёнком помнит. Светловолосым, нескладным парнишкой, с вечно взъерошенными волосами и разбитыми коленками. Это же, блин, как инцест почти — думать о сексе с сыном подруги.

Фыркнув, Алёна легла удобнее, а минутой позже уже спала, решив послать всех мужиков вместе взятых куда подальше.

Возвращаясь вечером с работы, Алёна поймала себя на том, что весь день раз за разом возвращалась мыслями к Никите, его поступку и словам, которые он сказал ей в машине. Несмотря на абсурдность случившегося, она не сразу останавливала себя, когда фантазировала. Что было бы, позволь она себе зайти с Никитой чуть дальше? В мыслях, где никто не мог ей запретить представлять вещи, за которые она сама себя потом казнила, они уже и целовались с Никитой и едва ли не дошли до постели. Это было неправильным, но запретное так манило. Вчера сын подруги, к которому раньше относилась, как к собственному ребёнку, предстал перед ней с совершенно другой стороны. Эта его дерзость, направленная на неё, обида, когда она беззлобно его осаживала, желание показать, что круче него только варёные яйца — всё будоражило Алёну.

— Господи, что это? — вскрикнула она, когда дошла до парадной, где на лавке с окровавленным лицом сидел Павлик, рядом с которым суетился… Никита. — Что ты с ним сделал?

Вышло как-то истерично, как будто была клушей, защищающей потомство. В голове вихрем промчались предположения, одно другого краше. Алёна отпихнула Никиту от сына, и только тогда поняла, что Павел пьян.

— Если бы я! — с вызовом откликнулся парень, стирая с рассечённой брови кровь. — Гопники какие-то его тут мутузили, пришлось вписаться.

— Твою мать! Сам-то цел?

— Жить буду.

— Он что, только после вчерашнего возвращается?

— Я не в курсе.

— А ты что здесь делал?

— К тебе шёл.

— Идиот. — Алёна окинула Никиту быстрым взглядом, но тут же смягчилась. — Поможешь до дома дотащить?

Кивнула на сына, который едва не заваливался на лавку. Не хватало ей ещё с этим разбираться. А всё воспитание папаши, который от компьютера задницу оторвать не может. Неожиданно сильно разозлившись на Николая, Алёна подхватила сына под руку, но тот оказался слишком тяжёлым.

— Отойди. Сам справлюсь, — осторожно, но с силой отстранил её Никита, и легко, будто пушинку, оторвал Павлика от скамейки и поволок к парадной.

Если так пойдёт и дальше, Алёна ему задолжает по гроб жизни.

— Давай сразу в комнату его. Да не снимай ты обувь, этот охламон и так запачкает всё, — скомандовала Алёна, когда они вошли в квартиру. Николая, как ни странно, дома не оказалось, и это было даже хорошо. Сейчас хотелось сорвать на нём злость, хотя, по сути, он этого не заслужил. А вот Павлу завтра достанется, пусть только проспится.

— Фух… Не думал я, что быт нас с тобой закрутит так скоро.

— Шутник. — Алёна включила лампу и быстро оглядела Павлика, когда Никита положил его на кровать. Кажется, цел, руки-ноги на месте, а кровь — из разбитого лба. Но вроде ранение несерьёзное. Так, царапина.

— Умыться хоть можно, прежде чем домой отправишь?

— Умывайся. Ванная справа по коридору. Потом дуй в кухню, посмотрим, что у тебя с бровью.

Никита кивнул и вышел из комнаты, а Алёна устало опустилась на постель сына. Она была совершенно испорченной, раз настолько обрадовалась тому, что Никита оказался возле её дома. И дело было вовсе не в том, что он помог Павлу в самый нужный момент. Она в принципе была рада его видеть. Даже очень рада. Однако показывать этого не собиралась. К ней он шёл, ну надо же! Алёна прислушалась к шуму воды в ванной. То, что Никита был в её с Николаем квартире, возбуждало и одновременно казалось отталкивающим. Но он помог ей, а она не была настолько сукой, чтобы отправить парня восвояси.

— Сильно болит? — отстранённо спросила, когда Никита умылся и прошёл в кухню, как она и просила. Обувь он всё же снял, и это вызвало у Алёны усталую улыбку на лице.

— Ты про бровь?

— А у тебя ещё что-то болит?

— Да нет. Нормально всё.

— Хорошо. Сейчас зелёнку поищу.

— Зачем?

Алёна принялась рыться в шкафчиках, поджимая губы, чтобы не рассмеяться. Никита вызывал у неё желание дразнить его и постоянно напоминать о его возрасте. Впрочем, последнее было скорее похоже на защитную реакцию. У самой себя было тоже нелишним вызвать в памяти цифру «двадцать два».

— Деткам обычно ранки зелёнкой мажут. Ты не в курсе?

Она подмигнула ему, но быстро отвела взгляд. В куртке со следами крови, сидящий на стуле расслабленно, будто вообще ничего необычного не происходило, Никита выглядел совсем не ребёнком. А вот она рядом с ним почему-то самой себе казалась подростком пубертатного периода.