Ника возмущённо фыркнула. Никого она увечить не собиралась, просто сорвалась. Слишком много всего свалилось на выпускницу гимназии. Слишком много обид и испытаний, к которым жизнь не готовила.

— Идем, — Кхассер схватил ее за руку и потащил за собой.

Ее шершавая ладонь была холодной и едва заметно дрожала. Место соприкосновения пульсировало, отражаясь неприятным гулом за грудиной.

Проклятые серые нитки…

— Куда ее теперь? — спросил Кайрон, когда они вышли на крыльцо. — По всему замку уже распространилась новость, что ты привез экзотическую барышню. Ей покоя не дадут. Может, просто вернешь ее туда, где взял?

Брейр поднял кулак, демонстрируя серую нить:

— Не могу. Пока эти нитки на мне, от зеленой не избавиться.

Брейр угрюмо смотрел на свою подопечную. В простом коричневом платье прислуги после драки она выглядела еще хуже, чем раньше.

— Разрежь? Не смотри на меня, как на идиота. Я не знаю ваших правил с нитками, лентами и прочим.

— Их Тхе’маэс только может снять, больше никто, — сердито обронил Брейр и поволок Нику по ступеням вниз.

Она упиралась, но кхассер этого даже не замечал.

— Куда ты ее тащишь?

— К Нарве. Ей там самое место.

Он собрался отвезти ее к старой травнице, что жила по ту сторону реки. Старуха почти тронулась умом и порой не узнавала даже своих, зато находила редкие травки и варила отменные зелья. Она никогда не совалась ни в деревню, ни в город, предпочитая вести уединенный образ жизни. Бродила по полям, что-то бормотала, пугая сельских мальчишек… Теперь будет бродить на пару с зеленой и пугать еще больше.

Он жестом приказал конюху вывести оседланную вирту. Ухватив Нику поперек талии, закинул ее в седло так легко, будто она ничего не весила, и заскочил следом.

Доминика даже дернуться не успела, как оказалась в кольце мужских рук. Только это были вовсе не объятия пылкого возлюбленного, о которых так мечтали невесты из Шатарии. Она чувствовала каменную грудь позади себя, отрывистое дыхание на макушке и как его бедра прижимались к ее. Пыталась отодвинуться, но он рывком усадил ее обратно:

— Сиди ровно! Свалишься — все кости переломаешь.

Ему и невдомек было, что Ника прекрасно умеет ездить верхом. Он был уверен, что она настолько неуклюжа, что если не держать, то непременно свернет себе шею.

Они выехали за ворота, спустились с холма и, миновав деревню, выбрались к широкой переправе. Дальше припустили галопом по узкой тропе, уводящей вглубь унылого осеннего леса, и, вдоволь попетляв между облетевших берез и хмурых елей, вывернули на опушку.

Там притаился крошечный старый домик с покосившимся крыльцом, латаной-перелатаной крышей и грязными узкими окошками.

— Приехали! — Брейр по-кошачьи легко спрыгнул на землю и следом за собой стащил притихшую Доминику. — Теперь ты живешь здесь.

Заправив руки в карманы, он направился к крыльцу. Зеленая за ним не пошла.

Он чувствовал ее взгляд между своих лопаток. Сердитый такой взгляд, обжигающий недовольством.

А чего она ждала? Что по голове погладят за такие выходки?

Кхассер несколько раз ударил кулаком по облупившейся деревянной двери и, облокотившись на скрипучие перила, стал ждать. Как же ему все надоело. До зимы всего ничего, скоро возвращаться в лагерь, к открытию переходов в Милрадию, а он, вместо того чтобы весело проводить оставшиеся дни, вынужден заниматься зеленой тоской.

— Кого там еще демоны принесли? — в хижине раздался скрипучий голос, — проваливайте туда, откуда пришли. А то порчу напущу!

Брейр шумно выдохнул:

— Ты не умеешь наводить порчи, Нарва. Так что не ворчи и открывай.

В доме послышались быстрые шаркающие шаги, скрипнула дверь и на пороге появилась старая сгорбленная бабка. В темном платье, поверх которого накинут пестрый передник, косынке, прикрывавшей седые волосы, и резиновых галошах.

— Хозяин, — она учтиво поклонилась, — извини, не признала.

Кхассер отмахнулся:

— Неважно. Принимай, я тебе помощницу привез. Доминику.

— Зачем мне помощница? — тут же всполошилась старуха. — Не надо мне помощниц. Я сама справляюсь.

— Не обсуждается… Все равно ее деть некуда.

Нарва обиженно засопела, но спорить с хозяином не решилась.

— Где она?

Брейр, не оглядываясь, кивнул себе за плечо. Белесый старческий взгляд переполз на Нику, прошелся снизу вверх и замер на лице:

— Уж ты какая! — почти с благоговением выдохнула старуха, тут же забыв о своем возмущении. — А что она умеет?

— Кто же ее знает? — Брейр еще раз хмуро посмотрел на Доминику и развел руками. — Она не говорит. Только мычит. И я даже не уверен, что до конца понимает, что ей говорят.

Ника насупилась.

— Еще и немая? — Нарва продолжала ее рассматривать. Без брезгливости. Скорее с неприкрытым любопытством и толикой восхищения. — Это хорошо. Такая помощница мне подходит. Не люблю болтунов.

— Вот и славно. Счастливо оставаться.

Его совесть была чиста. Все, что мог, он сделал: бабке компанию привел, убогую пристроил, недовольство в замке погасил.

— Живешь тут, слушаешь Нарву, — произнес, нависнув над Доминикой, — узнаю, что чудишь… — Не договорил. Потому что не знал, что сказать. Что он мог сделать? Ничего! Серые нити — гарант безопасности и одновременно кабала, от которой так просто не избавишься. — Поняла?

В ответ взгляд такой, что под ребрами кольнуло. Зараза зеленая!

— Поняла? — повторил с нажимом. Ника кивнула. — Молодец. И чтоб ноги твоей рядом с деревней не было. Если люди начнут жаловаться — отвезу на дальнюю заставу.

Он вскочил в седло и, натянув поводья, развернул вирту в обратный путь. Напоследок кивнул полоумной старухе, смерил взглядом «невесту» из Шатарии и уехал, уверенный, что до следующей весны о них не услышит.

— Ну что притихла, как неродная? — проскрипела Нарва. — Проходи. Знакомиться будем.

Доминика как стояла на месте, так и продолжала стоять. Что сама старуха с ее горбом и мутными белесыми глазами, что ветхий дом казались ей жуткими.

Травница смерила ее снисходительным взглядом и скрылась внутри хижины:

— Ну стой, стой. Когда медведь придет — привет передавай… если успеешь.

О боги! Еще и медведи?!

Доминика испуганно обернулась. Кругом унылый лес, серые стволы деревьев и пожухлые кусты. Где-то между ними трещала одинокая сорока, а вдали на опустевших болотах возмущенно скрипел припозднившийся дергач.

Потом хрустнула ветка. Может, просто упала шишка или неосторожная белка недопрыгнула, но Ника уже представила самое худшее и быстрым шагом направилась к избушке. Поднялась по скрипучим ступеням и заглянула внутрь.

— Иди уже, — насмешливо проскрипела старуха.

Внутри было тесно. Тускло светили свечи, расставленные на столе и полках. Пахло травами — все стены были завешаны пучками, туго сплетёнными в сухие косицы, и набитыми до отказа мешочками. Доминика узнала терпкий запах полынника, освежающую горечь мяты, сладкий дурман зрелого хмеля.

— Разбираешься в травах? — от внимательной старой Нарвы не укрылось, с каким интересом девушка рассматривала ее запасы.

Ника пожала плечами. О травах она знала если не все, то почти все. Нет нужды тратить силу целителя, если многое можно сделать с помощью настоек и порошков.

— Подай мне раноллу розовую, — попросила старуха.

Девушка послушно сняла с гвоздя маленький пучок травы, больше похожий на еловые ветки, и протянула травнице. Она оторвала пару листиков, смяла их скрюченными от старости пальцами и попыталась отправить в рот. Но Ника не позволила — выбила из рук отраву и возмущенно отобрала пучок.

— Разбираешься, — убежденно протянула Нарва, — эх, и заживем мы с тобой, девочка!

Она принялась накрывать на стол. Выставила две видавшие виды чашки, мед в пиале с отбитым краем, и дымящийся чайник, едва снятый с очага.

— Будем травы собирать, делать лучшие в Вейсморе зелья и торговать ими. Станем богатыми и знаменитыми. К нам выстроится очередь из самых завидных мужиков. Ну а что? Кривая я и зеленая ты — чем не невесты?

Ника не удержалась и прыснула смехом.

— Добро пожаловать, Ника, — старуха перестала казаться жуткой, — идем пить чай.