— Ты, ну и как тебя зовут?

— Ли Ёнчжу. И что ты мне сделаешь?

Пом записала ее имя в тетрадь. Соседка по парте с удивлением наблюдала за ней.

— Эй, ты записываешь мое имя, чтобы потом учительнице показать? Да еще и красным цветом? [В корейской культуре красными чернилами обычно записывают имена умерших.]Слышишь, ты, гостья из прошлого, поговорим об этом после классного часа. Если сбежишь, тебе крышка.

Ёнчжу вырвала лист со своим именем, а тетрадь бросила на пол. После чего демонстративно вышла в коридор.

В этот момент в класс вошел Сонби. Он сразу почувствовал неладное. Подняв тетрадь, Сонби подошел к Пом:

— Это же твоя?

Пом взглянула на него в упор. Казалось, она смотрела в самую душу, ни на секунду не отводя глаз, — совсем не так, как обычно смотрят подростки.

— Меня зовут Сонби, я староста. Если будут трудности — обращайся.

— Посмотрите на него, рыцарь нашелся. Ты что, отвечаешь за все, что в школе происходит?

Сонби пришел в замешательство.

— Я не в силах отвечать за все. В мои обязанности входит следить за порядком в классе. А насчет твоего тона… он слишком дерзкий, это всех раздражает. Постарайся разговаривать с людьми повежливее. Наша школа теперь смешанная, ее устав гласит, что ребята и девушки должны уважать друг друга…

— Принеси мне завтра этот устав.

— Принесу, — пообещал староста автоматически.

— Милый мальчик.

Сонби на секунду застыл. Ну и фамильярность! Словно больная соседская бабушка попросила его в магазин сбегать…

Пом еще раз посмотрела на одноклассника. Было заметно, что всякий раз, когда он натыкался на ее колкий взгляд, ему становилось не по себе.

— Отдай мою тетрадь, — сказала она.

Он наконец пришел в себя и положил тетрадь на парту Пом. Его легкомысленные одноклассницы не обратили внимания на три иероглифа на обложке, но, будучи образцовым учеником, он прочитал их — и не поверил своим глазам.

«СПИСОК… ПРИГОВОРЕННЫХ К СМЕРТИ?!»

Для любого ритуала есть свое правильное время. Это относится и к сиесте в Испании, когда работники прерываются на дневной сон, и к Новому году по лунному календарю в Азии, когда одновременно закрываются все рынки в Китае, и к отдыху на крыше после занятий в Корее.

После уроков группа одноклассниц в коротких юбках затащила Пом на крышу. Они окружили ее и начали по очереди толкать, будто мячик.

— Ненормальная! Что, ведешь себя в школе как у себя дома?

— Не повезло тебе, выпендрежница!

— Терпеть не могу выскочек!

Лицо Пом раскраснелось. Они всё издевались над новенькой, а та не понимала и половины их слов. В конце концов она разозлилась и стиснула кулаки. Шаманка была вне себя от ярости, но сейчас ей оставалось только терпеть.

Наконец Пом упала. Вдруг открылась железная дверь на крышу и вошла высокая, как модель, ученица. Ее лицо не выражало никаких эмоций.

— Иран!

Школьницы в коротких юбках вежливо поклонились. Все девятиклассницы восхищались ею. Они считали Иран старшей сестрой — холодной, но красивой. Она была идеалом для тех, кто хотел присоединиться к ее банде, и королевой стиля для тех, кто хотел повысить самооценку. Без Чо Иран ее подруги чувствовали себя просто заигравшимися детьми.

Она подошла к лежащей Пом:

— Почему она в ханбоке? Сегодня что, выступает ансамбль народной песни и танца?

— Не обращай внимания. Она просто чокнутая, — пожала плечами Ли Ёнчжу.

В это время за ее спиной Пом встала, отряхивая свою жилетку, и прошептала:

— Призраки, демоны, злобные духи, с собой принесите тяжкие муки…

Наблюдавшая за этим Иран повернулась к подругам и закричала на Ёнчжу:

— Я же сказала не прикасаться к группе поддержки, они живут в своем особом мире!

— Да нет же, это новенькая, первый день в школе, а уже хамит…

Иран подошла к Пом и окинула ее взглядом. Она была сантиметров на двадцать выше шаманки.

— Если ты больная, так и скажи. Не хочу распускать слухи, поэтому давай честно: лечишься у психиатра?

— Больной всегда узнает больного, — невинно ответила Пом.

Иран замахнулась — по крыше разнесся звонкий шлепок.

— Не смей больше меня так называть! Я предупредила.

Пом прижала ладонь к покрасневшей щеке. Она до сих пор не осознавала, что произошло. Где та шаманка, которая заставляла взрослых трястись от страха? Сейчас она была всего лишь маленькой девочкой в самом низу социальной пирамиды. По ее лицу полились слезы.

— Мне скучно. Пошли вниз, — сказала Иран.

Ее свита заспешила к лестнице. Когда они скрылись из виду, Иран засунула руки в карманы и тоже направилась к железной двери. Вдруг Пом положила руку ей на плечо.

— Тебе что, жить надоело?

Иран, Иран…

Усмешка исчезла с лица Иран, она побледнела. Облака вдруг поплыли быстрее. Она медленно обернулась: Пом странно улыбалась.

— Ты… ты что творишь? — дрожащим голосом спросила Иран.

— Как меня зовут?

Она не могла этого знать. Да и ее припевалы не обращались к новенькой по имени. Иран посмотрела на ее одежду в надежде увидеть бейджик с именем, но там ничего не было. Этот голос…

— Я тебя спрашиваю.

Иран, Иран…

Пом прошла мимо растерянной Иран, покачивая подолом юбки. Обидчица осталась одна. Казалось, она превратилась в каменное изваяние. В голове вдруг стало пусто — она не могла ни о чем думать. Крышу накрыла тень — близился закат.

Вдруг, словно откуда-то сверху, раздался голос. Иран похолодела. Звенящий голос. Плачущий голос. Это… что-то другое. Кто-то другой.

Сестричка, сестричка, сегодня День детей [Отмечается в Республике Корея 5 мая. (Прим. ред.)]. Больно, страшно, ударился… Ай!

Девятиклассники, ответственные за уборку, принесли инвентарь в кабинет и принялись перешептываться. Обсуждали недавнее убийство в школе. Администрация запретила распространять слухи, но это не мешало детям собираться вместе и делиться версиями.

— Я верю в историю с проклятием.

— Если выучишь проклятие…

— Ну выучишь ты, и что дальше? Дневника-то нет…

— Надо все вместе — и проклятие и дневник. Без него проклятие силы не имеет.

— Сочжун, а вот в прошлом месяце ты упал с велосипеда. Тебя, случайно, не прокляли?

— Зачем меня проклинать? Я ничего такого не сделал, нет повода для ненависти. А вот ты на уроке физкультуры чуть в голову мячом не получил. Может, это ты проклят?

— Я играл с одноклассником из жалости, а он оказался настоящим придурком. Ты тоже по голове захотел?

— Ребят, может, хватит?

— А если опять произойдет что-то подобное?

— И так страшно, а тут еще эта школа старая… Как же я хочу перевестись в другую!

— Тише, учительница Сон идет!

Увидев ее силуэт в стеклянном проеме, подростки принялись за уборку.

Ночь открытий

Здание подготовительных курсов погрузилось во тьму. Лучшие подруги, Сохи и Еха, были неразлучны и в школе и после уроков. Перед началом занятий по подготовке к выпускным экзаменам они что-то тихо обсуждали. Еха спросила:

— Ты слышала про новенькую?

— Это та, что в ханбоке пришла?

До Сохи тоже дошли слухи. Как ее зовут — Ким Пом? Чудачка похлеще Еха. Даже та не решалась заявиться в школу в ханбоке и не приносила с собой зажигалку и кнут. Учительница английского, которая проводила проверку, была настолько поражена, что даже их не отобрала.

— Когда начнем расследование? — спросила Еха.

Сохи удивленно вздернула брови:

— Хочешь проводить расследование над Ким Пом? Это вторжение в частную жизнь.

— Странная новенькая перевелась в школу сразу после убийства. Не думаешь, что эти события связаны?

Похоже, Еха была в восторге от череды происшествий в школе. Если честно, Сохи тоже сперва обрадовалась, что они наконец-то смогут что-нибудь расследовать. К тому же — таинственное убийство, типичный сюжет классических детективных романов!

О преступлении в лаборатории школы Чонмун даже в новостях говорили.

«Я раскрою это убийство», — сказала Сохи в тот день, увидев сюжет по телевизору. Она светилась радостью. В отличие от мамы, взгляд которой похолодел. Она непонимающе смотрела на дочь. Только тогда Сохи осознала свою ошибку.

«Мама, это не то, о чем ты подумала…»

Не в силах продолжать, она убежала в свою комнату и спряталась под одеяло. Словами не описать, как ей было стыдно! Совсем недавно оплакивала одноклассницу, а уже думает о расследовании… Как можно радоваться смерти человека! Она корила себя за это.

«Квон Сохи, будешь играть в детектива — умрешь где-нибудь в подворотне», — сурово сказала ей тогда мама.

Вспомнив об этом, Сохи осторожно произнесла:

— Убийство — это не игра и не детективный сериал. Это настоящая смерть. Самое страшное, что может случиться: никогда больше не увидеть человека живым.

Вздохнув, она продолжала:

— Если бы, например, в школьной раздевалке у кого-то украли вещи, мы бы обязательно начали расследование и нашли вора. Но убийство — это другое. Не наш уровень. Не знаю, как объяснить, но это неэтично.

Обычно импульсивная Еха, казалось, после слов Сохи успокоилась. Но вдруг на глазах у нее навернулись слезы:

— Я знала, что не ошиблась в тебе. Моя подруга — сострадающий детектив. Не знаю, что ты имела в виду, но ты такая крутая. Я прям расчувствовалась!