Глава 8

Глэдис удивленно хлопала ресницами, разглядывая огромный сундук вещей в вестибюле.

— Откуда это все, мисс?

— Мне одолжили на время, — ответила ей Хоуп, хотя Эвелин тысячу раз сказала ей, что это был подарок. — Роберт на кухне? Мне нужна помощь паренька, чтобы поднять это все к себе в комнату.

— Да уж, выглядит тяжелым, — заметила Глэдис. — Не напрягайтесь. Позвольте, я найду также своего мужа — вдвоем они вмиг все отнесут. — Женщина опустила взгляд. — А что это за чудной зонтик такой? Откуда вы такой достали?

— Он уникальный.

Только когда старушка отвернулась, она нажала кнопку на серебряной рукоятке, чтобы превратить зонт обратно в трость. Затем она последовала за двумя мужчинами и экономкой наверх, все еще находясь под впечатлением недавних событий, отголоски которых вибрировали у нее в животе.

Оставшись одна, она опустилась на колени и открыла сундук. Вытащив первое платье — светло-голубое, с белой кружевной отделкой, — она провела по нему рукой и поднесла к носу с закрытыми глазами. Оно пахло чистотой. Новыми начинаниями.

Когда она вновь открыла глаза, у нее сердце ушло в пятки. Из дверного проема за ней с бесстрастным выражением лица наблюдала Беатрис Мод.

— Что это?

— Эвелин Буланже одолжила мне немного одежды, чтобы… — Она сделал паузу. По правде говоря, ее мать, похоже, не слишком заботилась о причинах, сосредоточив свой взгляд на блеске жемчуга и атласа, сверкающего из сундука. — Чтобы у меня было больше шансов выйти замуж.

— Неужели ты думаешь, что, надев чужую благотворительность, найдешь себе мужа, милое дитя? — Она насмешливо фыркнула. — Ты лишь слегка прикроешь то, что и так всем известно.

Хоуп прижала платье к груди.

— Возможно. Но я никогда не носила ничего подобного, поэтому не знаю, что произойдет, если начну сейчас.

— Я тронута твоими надеждами… Хотя я бы предпочла, чтобы они были более реалистичными.

— Что вы имеете в виду?

— Разве твоя комната не кажется тебе… светлее? Хоуп сжала челюсти и огляделась. На одной из прикроватных тумбочек стояла ваза с цветами. Все они были красными. Здесь были розы, спрекелия, лилии, но особенно ярко выделялась одна огромная фиолетовая гардения по центру.

Смысл букета был понятен любому, кто знал этот таинственный язык аристократии: он говорил о страстной тайной любви. Было так же очевидно, что речь идет о любви вне брака.

Это было предложение мужчины женщине стать его любовницей.

Она непонимающе повернулась к матери.

— От кого они?

— Твои. — Мелкими, короткими шажками она приблизилась к дочери, пока не оказалась прямо перед ней. — От поклонника.

Сначала ее сердце бешено заколотилось, но потом она поняла, что эти цветы никак не могут быть от Него. Она мысленно рассмеялась над своей нелепой фантазией. «Не могу представить, чтобы мистер Даггер отправился в цветочный магазин, даже пьяный».

— Не знаю, кто бы мог…

— У меня есть догадки, — оборвала ее виконтесса. Затем она наклонилась и взяла платье из ее рук. Хоуп даже не пыталась воспротивиться, отпустив платье, как только мать слегка потянула за него. — Да уж, у этого довольно глубокое декольте. В конце концов, возможно, оно и правда пригодится для следующего бала, чтобы получить что-то большее, чем цветы…

Хоуп пробил озноб. Она вскочила на ноги и, ковыляя, подошла к прикроватной тумбочке. Среди красных лепестков лежала маленькая записка.

— «Дорогая, вы были восхитительны на балу, — начала зачитывать она вслух, — если в следующий раз вы не будете столь заняты, я надеюсь, что смогу рассчитывать на танец. В бальном зале… или вне него. С». — Все с тем же выражением удивления и отвращения на лице Хоуп повернулась к матери. — «С»? Кто бы это мог быть?

— О, кто знает! — Она загадочно улыбнулась. — Похоже, твой поклонник пока предпочитает оставаться неизвестным, но я уверена, что на следующем балу сезона он рискнет предложить что-то, что принесет пользу всем нам. — Ее дочь сглотнула слюну. — А если у тебя ничего не получится, мы всегда сможем продать несколько из этих платьев. — Беатрис принялась рыться в сундуке. — Тебе все равно ни к чему столько одежды, у тебя ведь даже шкафа нет в ком…

Настолько быстро, насколько ей позволяла нога, Хоуп подошла к матери и отобрала у нее голубое платье. Затем она с силой захлопнула крышку сундука, едва не прищемив пальцы Беатрис.

— Ты что творишь?!

— Я не собираюсь продавать ничего из содержимого этого сундука, — произнесла она упавшим голосом. — Если вы попытаетесь это сделать, я все тут же верну. Или уж лучше сожгу их для обогрева.

«Клянусь, что я скорее сожгу их, чем позволю лорду Лоури проиграть их за карточным столом».

Виконтесса сузила глаза и фыркнула, поглаживая свои руки.

— Дитя мое, да ты сошла с ума, — сказала она спустя несколько секунд. — Не волнуйся, я их не трону. Боже упаси! В конце концов, они принадлежали женщине низкого происхождения. В них нет ни грамма положенной элегантности.

— Значит, они идеально подходят мне.

Беатрис изогнула бровь, затем встала с пола и направилась к двери.

— Знаешь, Хоуп? Ты не единственная, кто любит помечтать. У меня тоже есть надежды. И самые большие из них не имеют к тебе никакого отношения.

Девушка не смогла удержаться от того, чтобы закрыть глаза. Она знала, что мать презирает ее, но не предполагала, что до такой степени.

— Если ты наконец уедешь из этого дома с каким-нибудь богатым любовником, который будет тебя содержать, — продолжала виконтесса, — и если твой отец скоро умрет — а я молюсь, чтобы он умер, — я буду единолично распоряжаться семейными доходами, до тех пор пока Генри меня не сменит. Я даже смогу устроить для него выгодный брак, если представится удачный случай. Все сложится как нельзя лучше. Никаких унижений или денежных трудностей. Ни жалоб, ни детских мечтаний неблагодарных девиц. — По тону ее голоса Хоуп поняла, что мать улыбается. — Спокойной ночи, милое дитя. Наслаждайся ароматом цветов. Твой поклонник выбрал их с большой надеждой и желанием, чтобы ты их приняла.

Хоуп осмелилась открыть глаза только после того, как услышала, как закрылась дверь.

У нее тряслись ноги. Она упала на пол, завернувшись в голубой шелк, который изо всех сил сжимала в руках. В тот момент он казался ей краем обрыва, за который еще можно ухватиться.

* * *

Кайден прекрасно знал, что найдет Брукса дома, работающим в своем захламленном кабинете, как и знал, что Эзра будет занят до поздней ночи. Разумеется, со своей любовницей. Овдовевшей баронессой, если он правильно помнил. Трудно было уследить за завоеваниями Маклеода. Как же ее звали? Леди Коллинз? Эзра намекнул Кайдену, что его друг может склонить ее к браку, при условии, если сам Маклеод будет продолжать ублажать ее в постели.

— Любовь к жене — необязательное для меня условие, — сказал ему тогда Кайден. — Но я точно не стану содержать еще и тебя в качестве бездельника, который греет ее простыни.

Он вспомнил об этом, потому что Эзра тогда разразился одним из своих самых сильных смешков.

Размышляя (к несчастью) о возможности (абсолютно абсурдной) согревать другие простыни, Кайден постучал в дверь дома Брукса — простой квартиры на Бедфорд-сквер. Дверь ему сразу же открыла миссис Норт, единственная горничная (и кухарка, и служанка, и экономка, и верховный диктатор), которую Брукс согласился нанять, и то только на условиях оплаты, достойной самых высоких банковских клерков.

Кайден не стал его разубеждать. В конце концов, миссис Норт давно была служанкой у семьи Буланже и пекла невероятные пирожные.

А еще она пугала его до смерти, хотя он никогда бы в этом не признался.

— Мистер Даггер, что вы делаете здесь в такой час?

Собрав все свое мужество, Кайден не дрогнул от ее сурового тона.

— А вы? Брукс знает, что вы все еще здесь? — он достал часы из кармана жилета. — Вы уже должны быть дома со своим мужем.

— У меня было дурное предчувствие, и вот оно передо мной: вы. Мой господин и так работает на фирму «Даггер» от рассвета до заката, так что я не могу беспокоить его в такой час! Он ведь почти не спит!

— Я знаю, каково это, я и сам не часто это делаю. — Он прочистил горло, снимая шляпу. — Но так получилось, что я его начальник. Мне нужно попросить его об одной вещи, я всего на минутку.

Миссис Норт, казалось, несколько секунд обдумывала услышанное, но все же решила отступить в сторону, пропуская его внутрь. Чтобы показать, что он не собирается задерживаться, Кайден поднялся по лестнице в кабинет Брукса, даже не сняв пальто.

Он постучал в дверь чисто из любезности, потому что знал, что Брукс, увлеченный своей работой, даже не услышит его. Он был знаком с инженером уже давно, хотя тому только что исполнилось всего девятнадцать. Его лучший сотрудник все еще с детским энтузиазмом безостановочно творил, не заботясь ни о времени, ни о еде, ни о собственной усталости.

— Брукс? — Кайден, приоткрыв дверь кабинета, без удивления заметил, что тот склонился над столом, рассматривая какие-то чертежи при свете единственной свечи. — Над чем ты работаешь?