— Как там Тузик? — спрашивает заботливо дочь.

— Нормально вроде? А что, что-то должно быть не так? — подозреваю, что стрекоза чего-то недоговаривает. — Снова кормила его конфетами? Шоколадом?

Кивает. Не буду ругать, шоколадное лакомство не убивает кокера так, как куриные кости.

В ужасе вспоминаю, как я месяц давала Тузику курицу, а потом полгода лечила его у ветеринара. Оказалось, что кокеры — это не собаки, а нежнейшие скрещенные существа, не готовые вылечить собственную рану ни подорожником, ни слюной. У них лапки…

— Мамочка, я тебя очень люблю. Ты сильно устала?

— Малыш, говори напрямую. Что купить? Как срочно?

— У Маши новая кукла. А я не в тренде! — надувает губки, ведет пальчиком по алой модной сумочке, подходящей к ее плащу и… моей куртке.

— Ладно, еще успеем в детский мир, — глажу дочку по плечу. Улыбается во все…зубки. И на ее щечках появляются те самые ямочки, от которых на моём сердце расцветают тюльпаны.

Едем в детский мир, паркуемся на подземной стоянке, бежим вприпрыжку обе.

— Вон там кукольный отдел, — малышка кивает вправо. — Вот они! Монстер Хай! — подбегает к витрине. — Смотри! — На лице Ариши растекается какое-то невероятное вожделенное желание, пугающее меня также как и лица ее монстрообразных кукол-подружек.

А на моём лице селится грусть — от ценников на эти причудливые создания.

— Хочу Эбби, — тычет в элитную блондинку с бриллиантовым переливающимся хвостом.

— Милая, она стоит семь тысяч! Может, ну её! В её монстро-хай-рай. — Сама думаю о том, что поговорила бы с этим модным производителем! Отдать семь тысяч, заработанных непосильным трудом за мелюзгу из винила, текстиля, пластика?

Эй, дяденьки и тётеньки, вы серьёзно?

Вы хоть знаете, сколько стоит поднять ребёнка на ноги?

Дочка поджимает губки, нехотя возвращает куклу продавщице.

Пока наблюдаю за грустной дочерью, в пустой отдел заходит еще один припозднившийся клиент. Мужчина, в темной кожаной куртке, синих джинсах. На голове черный капюшон худи, поэтому не сразу могу разглядеть спрятанное лицо.

Кружит нервным взглядом по витринам, натыкается на куклу Эбби, в руках продавца.

— Заверните эту, — выдает хриплым голосом.

И меня тут же обдает холодным потом. Снова он?

— Вы следите за мной? — шиплю в его сторону.

Мужчина медленно поворачивается и смотрит на меня нечитаемым темно-синим взглядом. Хмурится. Не узнаёт.

— Ты кто такая? — он с трудом сдерживается, чтобы не нагрубить.

Господи, что с ним стало за эти дни? Выглядит, как бродяга с улицы.

— Кто я? Издеваешься?

— Некогда мне. — Расплачивается с кассиром и уходит прочь, унося нашу куклу.

— Ёшкин кот! Гляжу на дочь, вижу, что ее душа ушла вместе с куклой и этим мерзавцем. Долго он будет пить мне кровь?

— Девушка, Эбби еще есть?

— Только в наборе за двадцать две тысячи.

Да! Скупой платит дважды. Нет, трижды…

На что не пойдёшь ради ребёнка. Трясущимися руками, достаю карту.

— Мамочка, не надо, — Аришка берет себя в руки, и тянет меня за локоть. — У меня уже есть две куклы из набора. Подождем. Ну что поделаешь, буду пока немодная ходить, — удрученно всплескивает руками.

— Малыш, я себе не прощу!

О том, что не прощу этого мистера, мешающего мне жить последние дни, умалчиваю.

— Покупаем! — выговариваю громко. И в глазах дочери загораются все звёзды нашей Вселенной.

— Только бабушке не называй цену. Ладно? — наклоняюсь к малышке.

— Мамочка, не хочу тебя расстраивать, но она разбирается в ценах лучше тебя. Мне иногда становится страшно, — дочка трясет комично плечиками, — потому что бабуля знает всё обо всём!

Так уж обо всём? — дёргаюсь нервно.

— Идём, а то нас дома потеряли. Время-то восемь, пока доедем девять.

— Мамочка, у меня вылетело совсем из головы, нам надо завтра осеннюю поделку из осенних листочков принести.

— Вашу Машу! Ариша! Такие серьёзные вещи говорятся сразу!

— Ну, прости, — тянет виновато, пока рысцой бежим к машине.

Приезжаем домой в девять вечера.

— Аришенька, кудахчет бабушка, помогая моей дочке раздеться.

Бросает на меня гневный взгляд.

— Тузик, — пищит дочка, встречая несущегося на нее лохматого зверя.

Так-то американский кокер спаниель с палевой меховой юбочкой и длинными вездесущими ушами по документам Хьюстон, но в нашем доме не прижилось инородное заморское имя.

— Аф, аф! — рычит дочь, передразнивая питомца, крутящегося под ногами.

— Мойте руки, и ужинать, — командует бабушка.

Пока дочь в ванной моет ручки, а кокер охраняет ее, бабуля выговаривает мне.

— Сама живешь не по регламенту, и дочь портишь.

Обидно, однако! Как любящая мать может желать ребенку зла, а тем более, творить его.

Не перечу, проглатываю обиду.

— Конфетка, ужинать.

Бабуля уходит, остаемся на кухне втроем — я, дочь, Тузик.

— Малыш, у меня к тебе разговор.

— Серьёзный? — отодвигает тарелку с любимыми макарошками по-флотски от себя. Готовится слушать.

— Ну, не настолько, чтобы слушать на голодный желудок, — возвращаю тарелку дочке.

Какая же она у меня! Сердце радуется.

— Арина, как ты отнесешься к тому, что я выйду замуж. У тебя появится папа?

Нервничаю, тычу вилкой мимо говяжьей сосиски. Согласится ли она принять чужого дядю. Если нет, то я проиграю пари.

Дочь замирает, не моргая смотрит мне в глаза.

— Мамуль, может, найдём в интернете моего папу?

Крошечная шестилетка, а такая умненькая.

Гляжу в ее изумрудные глаза завороженно.

— Милая, — касаюсь ладонью ее бархатной щечки, — Пупсик мой, это невозможно. Прости.

Виновато опускает глазки. Тяжело вздыхает.

— Наверное, это я какая-то не такая, поэтому папа нас бросил.

— Детка, что ты! — бросаюсь перед ней на колени, поворачиваю к себе вместе со стулом. — Давай, на чистоту. Ты у меня же уже взрослая, поймёшь. Папы уходят не из-за деток, а из-за самих себя.

Они ожидают от семьи чего-то несбыточного, нереального, а потом их ожидания не оправдываются, всё летит прахом. Тогда одни папы борются с новыми обстоятельствами, а другие — слабые сбегают. Наш папа был слабым, — обхватываю коленки малышки руками, слегка сжимаю, — но мы с тобой не такие. Мы сильные.

— Сильные! — старательно проговаривает, с интонацией. Гневно сводит бровки. — Найдём сильного папу.

Глажу дочь по спине. Успокаиваю.

— Найдем! — вселяю надежду в нас обеих.

— Тузик! Что за безобразие! — ругаюсь, увидев, что кокер встал, забрался на мой стул, уперся передними лапами о стол, и ест сосиску из моей тарелки.

— Вот, если бы обращались к собаке "Хьюстон", она бы вела себя подобающе, — подмечает бабуля, материализовавшаяся на кухне.

— Тузик Хьюстонович, пошли-ка вы отсюда, — дотрагиваюсь нежно до собаки.

— Папа его воспитает, — подмечает дочь, понимающе переглядываясь с бабушкой.

Недовольный Тузик трется около стола, заглядывает мне в глаза огромными карими.

— То есть я еще и виновата? Супер собачья наглость! — бросаю обжоре последнюю сосиску из своей тарелки. Смотрю, как он лопает, облизываюсь. Теперь слюна выделяется у меня.

После ужина дочка поднимается из-за стола, подходит ко мне, обнимает за плечи, шепчет на ушко щекотно: — Приведи мне хорошего папу. Красивого, сильно. И чтобы у него были синие глаза. Обязательно!

— Почему синие? — недоумеваю.

— Чтобы как у Машкиного папы. Это тренд!

Как же смешно звучит "тренд" из детского ротика.

— Модница ты моя! — целую ребенка в макушку.

Смотрю в чистые наивные любимые глаза, улыбаюсь.

— Честное мамино! Приведу папу с синими глазами.

Сердце сжимается. Болезненно горит внутри.

— Мамуля, не переживай, если у тебя не получится найти папу, я напишу письмо в передачу " Давай поженимся" и мы пойдём с тобой в телевизор. Я всем-всем расскажу, какая ты у меня хорошая!

Дочь и Тузик убегают прочь.

— Внучка, усложняешь себе задачу, — недовольно бурчит бабуля. — Где найдешь с синими?

— Ой, ба! Как-нибудь справлюсь. Закажу именно такой цвет глаз.

— Закажу? — настороженно смотрит на меня.

— Закажу Небесам! — выкручиваюсь. В принципе, я ее не обманываю, в наше время небеса и интернет в чем-то перекликаются.

Громко хлопает входная дверь.

Брат вернулся непростительно рано. А это значит одно, свидание сорвалось. Как минимум, что-то пошло не так.

Радостно улыбаюсь.

— Я спать! — беру из вазочки печеньку и почти вприпрыжку направляюсь в комнату Ариши, пожелать ей спокойной ночи.

— Феечка, спи. Нам очень рано вставать. Ты же помнишь, что мы еще поделку не изготовили?

— Батюшки! — приговаривает ребенок словами бабули, — я ж забыла.

Чмок. Целую в щечку. Выключаю свет в комнате.

— Спи малыш.

Наутро всё как обычно. Просыпаемся поздно. Бегом завтракаем, бегом одеваемся.

— Поделка! — чуть не плачет дочь.

Одеваемся, выходим на улицу, искать листья.

Как назло на нашем участке берез нет, зато они есть у соседа.

Прошмыгиваем через зазор в заборе к нему.

Ищем опавшие березовые листья для осенней поделки.

— Ой! — вскрикиваю от неожиданности, услышав, как под чужими ногами скрипят опавшие осенние листья.