— Триста девяносто девять, четыреста пенсов! — Мистер Уилкс досчитал последние деньги, ссыпая их в кошель. — Готово!
— Хватит на шикарный черный катафалк, — сказала бледная девушка.
— Помалкивай! Мое возлюбленное семейство, кто бы мог подумать, что столько народу — две сотни человек — готовы заплатить, чтобы высказать свое мнение?
— Да, — сказала миссис Уилкс. — Жены, мужья, дети — никто никого не слушает. Вот они и рады заплатить, только бы их выслушали. Бедняги. Сегодня каждый воображал, будто он и только он знает, что такое ангина, водянка и сап, и отличает недержание слюны от крапивницы. Сегодня мы разбогатели, а двести человек осчастливились, вывалив у наших дверей содержимое своих лекарских баулов.
— Боже, вместо того чтобы подавить мятеж, мы разогнали всех, как щеночков.
— Зачитай нам список, отец, — попросил Джеми, — из двухсот средств. Какое из них истинное?
— Все равно, — прошептала Камиллия, вздыхая. — Темнеет. Меня подташнивает от выслушивания всех этих названий! Может, отнесете меня наверх?
— Да, дорогая. Джеми, поднимай!
— Прошу вас, — молвил некий голос.
Пригнувшиеся было мужчины подняли головы.
Там стоял Дворник без определенных размеров или очертаний. Его лицо скрывалось под маской сажи, из-под которой сверкнули голубые, как водица, глаза и улыбка слоновой кости сквозь белую расщелину. Пыль струилась из его рукавов и брюк, когда он двигался и негромко говорил, кивая.
— Мне не удалось пробиться сквозь толпу раньше, — сказал он, держа засаленную шапку. — И вот я зашел к вам по дороге домой. Мне нужно заплатить?
— Нет, не нужно, Дворник, — ласково сказала Камиллия.
— Постойте, постойте, — запротестовал мистер Уилкс.
Но Камиллия одарила его нежным взглядом, и тот умолк.
— Благодарю вас, мадам. — В сгущающихся сумерках улыбка Дворника вспыхнула теплым солнечным лучиком. — У меня всего один совет.
Он взглянул на Камиллию. Она взглянула на него.
— Не сегодня ли канун дня Святого Боско, сэр? Сударыня?
— Кто знает? Но точно не я, сэр! — ответил мистер Уилкс.
— Полагаю, именно сегодня канун дня Святого Боско, сэр. А также ночь полнолуния. Так вот, — скромно сказал Дворник, не в силах отвести глаз от милейшей измученной девы, — вам следует оставить дочь под открытым небом в свете восстающей луны.
— Под открытым небом, под луной! — воскликнула миссис Уилкс.
— Разве от этого не теряют рассудок? — спросил Джеми.
— Прошу прощения, — отвесил поклон Дворник, — но полная луна успокаивает всех страждущих, будь то человек или дикий зверь. Свет полной луны — это оттенки безмятежности, тихое прикосновение, ласковая лепка души и тела.
— А вдруг пойдет дождь, — заволновалась мать.
— Клянусь вам, — поспешил пообещать Дворник. — Моя сестра страдала такой же обморочной бледностью. Однажды весенней ночью мы вынесли ее, как лилию в горшке, под лунный свет. Теперь она проживает в Суссексе — воплощение восстановленного здоровья!
— Восстановленное здоровье! Лунный свет! И нам не придется платить за это ни единого пенни из собранных сегодня четырехсот, матушка, Джеми, Камиллия!
— Нет! — сказала миссис Уилкс. — Ни за что!
— Ну мама, — попросила Камиллия.
Она выразительно посмотрела на Дворника.
Чумазый Дворник перехватил ее взгляд, его улыбка сверкнула во тьме кривым клинком.
— Мама, — сказала Камиллия. — Чует мое сердце, луна меня исцелит, исцелит, исцелит…
Мать вздохнула.
— Ни день, ни ночь у меня не задались. Дайка я поцелую тебя в последний раз. Вот так.
И она поднялась к себе.
Дворник шагнул назад, вежливо кланяясь всем присутствующим.
— Всю ночь, запомните, под луной, и ни малейшего беспокойства до рассвета. Спите сладко, юная леди. Пусть вам снятся лучшие сны. Спокойной ночи.
Сажа на лице смешалась с сажей ночи, и он исчез.
Мистер Уилкс и Джеми поцеловали Камиллию в лоб.
— Отец, Джеми, — сказала она. — Не волнуйтесь.
И она осталась в одиночестве глядеть вдаль, где ей померещилась улыбка, подвешенная в темноте, которая то сверкала, то гасла, а затем юркнула за угол и пропала.
Камиллия ждала восхода луны.
Ночь в Лондоне. Голоса в кабаках становятся сонными. Хлопают двери. Нетрезвые прощания. Бой часов. Камиллия увидела, как кошка вышагивает, словно женщина в мехах. А женщина прохаживается, словно кошка. Обе мудры. Обе египтянки. Обе источают пряные ароматы. Каждую четверть часа сверху слышалось:
— С тобой все в порядке, дитя?
— Да, папа.
— Камиллия?
— Мама, Джеми, все хорошо.
И наконец:
— Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Гаснут последние огоньки. Лондон уснул.
Взошла луна.
И чем выше она поднималась, тем шире открывала глаза Камиллия, вглядываясь в переулки, дворы и улицы. И вот наконец в полночь луна оказалась у нее над головой, превратив деву в мраморное изваяние на древней гробнице.
Шевеление во тьме.
Камиллия обратилась в слух.
В воздухе слабо зазвучала мелодия.
В тени двора стоял мужчина.
Камиллия затаила дыхание.
Мужчина вышел под лунный свет, слегка перебирая струны лютни. Он был прилично одет, солиден и хорош собой.
— Трубадур, — сказала вслух Камиллия.
Приложив палец к губам, мужчина медленно прошагал вперед и вскоре остановился у ее кровати.
— Что вы делаете здесь в столь поздний час? — спросила девушка без опаски, сама не зная почему.
Конец ознакомительного фрагмента