Возьмем, например, Притчи, главу 31 — и возблагодарим женщину за этот древний акростих, который во всех подробностях описывает повседневную жизнь идеальной жены и словно создан для того, чтобы уже три тысячи лет вселять во всех женщин иудеохристианской традиции комплекс неполноценности. Да, хотелось бы мне написать, что перед нами нереалистический архетип, созданный воображением женоненавистников — но, увы, в первой же строке сообщается, что это наставление преподала царю Лемуилу его мать (Притч 31:1).

Женщина из Притч 31 каждый день поднимается до зари, всем в доме раздает еду, укрепляет мышцы свои, ходит на рынок, приносит домой экзотические продукты, с выгодой ведет собственное дело, одевает мужа и детей, вкладывает деньги в недвижимость, заботится о бедных, делает комплименты мужу, проводит много часов за прялкой, жжет светильник по ночам — а наутро все сначала!

Вот такую жену, согласно этому наставлению, должен искать себе мужчина! Что-то, мне кажется, мать царя Лемуила не слишком спешила женить сына. (Так и вижу эту еврейскую мамочку — как она, пожимая плечами, говорит с непередаваемым выражением: «Кто найдет добродетельную жену?»).

Однако по мере того, как с деревьев начали опадать листья и первый день моего эксперимента уходил все дальше в прошлое, все чаще мое внимание привлекал стих Притч 31:25: «Крепость и красота — одежда ее, и весело смотрит она на будущее».

Я не сомневалась, что в женском отделе универмага «Kohl’s» ни крепости, ни красоты не найдется; но чем больше размышляла над нелепостью взваленной на себя задачи, тем яснее понимала, что единственный выход для меня — весело смотреть в будущее. Странно сказать, но в этом было что-то освобождающее.

Ева, падшая

Первые пятьдесят три стиха в Библии говорит только Бог. «Да будет свет», — провозглашает Он. Или: «Да произведет земля душу живую». Или еще: «Плодитесь и размножайтесь».

Лишь в последних стихах второй главы Книги Бытия встречаемся мы с первыми в этой истории человеческими словами:

Вот, это кость от костей моих
и плоть от плоти моей;
она будет называться женою,
ибо взята от мужа

Быт 2:23

История человека начинается со стихов о любви к женщине.

Это стихотворение появляется во втором рассказе о творении в Книге Бытия, согласно которому Бог сотворил человека из праха земного, вдунул в него дыхание жизни и поместил в Эдемский сад, чтобы тот дал имена животным. И в ходе этой задачи выясняется, что все животные живут парами — и лишь Адам один. Впервые Творец замечает, что его творению чего-то недостает.

«Нехорошо человеку быть одному, — говорит Бог. — Сотворим ему помощника, соответственного ему» (Быт 2:18).

Еврейское слово эзер, «помощник», в других библейских книгах используется применительно к Богу, помогающему людям: Он — помощник сироте (Пс 9:35), помощник и избавитель царя Давида (Пс 70:5), щит и хранитель Израиля (Втор 33:29). В Быт 2 к этому слову прибавлено определение кенегдо, то есть «такой же», «соответственный ему». Итак, как и большинство интересных историй, наша начинается с героя и героини.

Трудно сказать, долго ли наши главные герои, нагие и не стыдящиеся своей наготы, блаженствовали в раю, прежде чем все рухнуло. В какой-то момент появился злодей — и пообещал людям лучшую жизнь, если они нарушат единственный запрет Создателя и вкусят от таинственного древа познания добра и зла. Плод, «приятный для глаз и вожделенный, потому что дает знание» (Быт 3:6), для героини оказался слишком соблазнительным. Она вкусила от этого плода, затем дала мужу, и он тоже ел. Глаза их немедленно открылись — и в безмятежное доселе человеческое сознание впервые вошли вина и стыд.

Мужчина обвинял женщину, женщина — змея, но Бог рассудил, что виноваты все трое. В наказание змею пришлось ползать на брюхе в пыли, мужчине — до самой смерти добывать хлеб свой в поте лица, борясь с неподатливой, негостеприимной природой. Что же до женщины — ей в наказание достались родовые муки и скорбь от подчинения мужчинам.

«К мужу твоему влечение твое, — сказал женщине Бог, — и он будет господствовать над тобою» (Быт 3:16).

В этих-то мрачных обстоятельствах мужчина дал своей жене имя. Он назвал ее Евой, что означает «жизнь», ибо ей суждено было стать «матерью всех живущих».

На протяжении столетий западная литература, искусство, философия питали к Еве огромный интерес. На ее обнаженную фигуру мужчина проецировал самые глубинные свои страхи и желания, касающиеся женщин: она оказывалась и соблазнительницей, и матерью, и простодушной дикаркой, и идеальной хозяйкой, и обманщицей, и обманутой. В портале Девы Марии в соборе Нотр-Дам мы видим вырезанную в камне сцену искушения, в которой мастер придал коварному змею женское лицо и груди, сделав его почти зеркальным отражением Евы. Этот мотив, часто повторяющийся в средневековой иконографии, отражает распространенное представление о том, что женщина и только женщина стала источником первородного греха. Ева — своего рода библейская Пандора: она открыла шкатулку и тем навлекла на свой пол нескончаемый позор.

— Вы — врата диавольские, — поучал христианок богослов Тертуллиан. — Не знаете ли, что каждая из вас — Ева? Приговор Бога, вынесенный полу вашему, действует и по сей день, и по сей день длится ваша вина [A. Roberts and A. Donaldson, eds, The Ante-Nicene Fathers, v. 4 (4), trans. S. Thelwall (Ages Software), 1997.].

То, что мы читаем в рассказе о Творении, зачастую не меньше, чем о тексте, сообщает о нас самих. И для женщин, выросших в иудеохристианской традиции, очернение Евы имеет поистине ужасные последствия. Отрывок, который мог бы побуждать читателей стремиться к райской близости и взаимной любви, долгие столетия использовался для оправдания подчиненного положения женщины, для доказательства того, что женщина должна оставаться «второсортным» существом вечно — хоть богословы от апостола Павла до Мартина Лютера с неохотой признавали, что для размножения без женщин все-таки не обойтись.

Итак, хотя бы символически кровь Евы течет в жилах каждой из ее дочерей. Все мы способны давать жизнь; все становимся предметами нереалистичных ожиданий и жестоких проекций мужчин; все мы — павшие, каждую из нас винят и не понимают; и все мы упрямо стремимся принести в мир что-то новое — и, быть может, лучшее.

В этом смысле Тертуллиан был прав. Каждая из нас — Ева.

Октябрь: смирение

Стать хорошей девочкой

...

Да будет украшением вашим не внешнее плетение волос, не золотые уборы или нарядность в одежде, но сокровенный сердца человек в нетленной красоте кроткого и молчаливого духа, что драгоценно пред Богом.

1 Пет 3:3–4

Задачи на месяц:

• Воспитывать в себе дух мирный и кроткий, даже во время футбольных матчей (1 Пет 4:3–4).

• Бросить привычку сплетничать (1 Тим 5:12–13).

• Взять урок этикета (Притч 11:22).

• Практиковать созерцательную молитву (Пс 131).

• Завести «копилку» и бросать в нее деньги каждый раз, когда я веду себя как «сварливая жена» из Книги Притч (Притч 21:19; 19:13; 27:15).

• За сварливость каяться на крыше дома (Притч 21:9).

Первой моей ошибкой было начать проект в разгар футбольного сезона. 1 Пет 3:3–4 указывает, что благочестивая женщина должна иметь «дух мирный и кроткий»; однако проведите пять минут к югу от линии Мейсона-Диксона [До Гражданской войны в США — граница между свободным Севером и рабовладельческим Югом. — Примеч. ред.] в октябре — и узнаете: нет ровно ничего мирного и кроткого в том, как южанки смотрят футбол!

Я выросла в великом штате Алабама, о котором журналист Уоррен Сент-Джон писал так: «Худшее место на земле для того, чтобы выработать здоровое отношение к зрелищным видам спорта» [Warren St. John, Rammer Jammer Yellow Hammer: A Journey into the Heart of Fan Mania (New York: Crown, 2004), 1.]. Три важнейших вопроса в Алабаме: «Как вас зовут?», «В какую церковь ходите?» — и: «“Алабама” или “Оберн”?» Так что моя идентичность выглядит так: Рейчел, библейская христианка, не принадлежащая к определенной деноминации, болею за «Алабаму». Что такое футбол — мы с сестрой узнали раньше, чем научились в куклы играть, и с раннего детства подражали маме, которая во время матчей садилась прямо перед телевизором и, по мере того, как на поле накалялись страсти, придвигалась к нему все ближе. В миг, когда нападающий с мячом влетал в конечную зону, вся семья — мама, папа, Аманда и я — скучивались вплотную возле телевизора, и все прыгали и визжали что есть сил, нервно высматривая на поле желтые флаги.

Теперь все мы переселились в Теннесси, где желтый цвет не в почете; однако каждую субботу после обеда надеваем свои футбольные цвета и собираемся у родителей, в доме чуть дальше по улице, чтобы съесть немыслимое количество жареного мяса и как следует поорать перед телевизором. Это традиция: Дэн, женясь на мне, быть может, не очень понимал, во что ввязывается, но со временем полюбил эти субботы — думаю, в первую очередь благодаря маминому жаркому.

Подозреваю, открытие, что каждый год в период осеннего равноденствия его жена на три с половиной часа в неделю превращается в буйнопомешанную и что одиннадцать парней, бегающих по футбольному полю в Таскалусе, штат Алабама, могут самым прямым образом повлиять на наш супружеский интим, поначалу застало Дэна врасплох. Но он достойно прошел это испытание, и теперь каждую осень оба мы ждем субботних вечеров в доме у Хелдов: в открытые окна врывается прохладный свежий воздух, запах палой листвы мешается с ароматом жаркого, из телевизора доносится приглушенный шум стадиона. Этот октябрь был для нас особенным: впервые «Алабама» боролась за первенство страны на новеньком 42-дюймовом экране с высоким разрешением!