Халила закрыла глаза и начала молиться за их души, пока корабль нес их к берегам Испании, где их ждала неизвестность.

Записки

Текст отчета Томаса Кваллса, начальника тюрем, направленного руководителю отдела Артифекс. В Кодексе не значится, помечено как личная корреспонденция

Я приложил последнюю часть непосредственной расшифровки допросов профессора Кристофера Вульфа. Вам нет смысла тратить свое время на их чтение; в его ответах нет разнообразия, какими бы инструментами мы ни пользовались. Ныне он вообще мало говорит.

Как я и говорил Вам шесть месяцев назад, полагаю, что из этого заключенного мы давно вытащили всю полезную информацию касательно его изобретений, работ, исследований и всех до единого сообщников, которые могли быть вовлечены в разработку обсуждаемого нами механизма. Он уверенно заявляет, что капитан Никколо Санти не имеет ни малейших знаний относительно машины и не ответственен за изобретение, создание или использование механизма, и на деле никогда не видел подобного, а также ему даже не сообщали о ее существовании. Как я Вам и говорил, я не считаю, что убийство капитана армии стоит хлопот.

Не знаю, почему Вы так ненавидите этого Вульфа, однако могу заверить Вас, что если Ваш план заключался в том, чтобы сломить его волю, то мы давно этого добились. Вы уничтожили его изобретение, уничтожили его исследования. Изъяли все письменные работы из библиотечных архивов. Вы сделали все, разве что не убили его, и это даже не великодушно. Я, как Вы осведомлены, человек не милосердный и не нежный; долго я бы не смог выполнять эту работу, если бы располагал подобными прекрасными качествами.

Так что поймите меня, когда я говорю, что с меня достаточно. Я не стану причинять этому заключенному больше боли.

Всему есть пределы, и он их достиг. Как, на удивление, и я.

Посему я лично отпустил профессора Вульфа, сам встретился с Верховным архивариусом и объяснил ему свое решение. Верховному скрывателю также сообщили. Скрыватель не был этому рад, но согласился — учитывая мои обширные знания о других заключенных, которые содержатся в тюрьмах под Римом, — позволить мне сделать этот маленький, почти бессмысленный жест доброй воли. Или, по крайней мере, он меня не остановил вопреки своему гневу.

Оставьте Вульфа в покое, Артифекс.

Я покинул свою должность, и Вы никак не можете меня наказать. Я проведу пенсию в комфорте и богатстве. Однако буду следить, и обещаю Вам, что если Кристофера Вульфа вновь схватят, я предприму меры и сделаю все, чтобы Вы жалели о своем решении до конца своих дней.

Мы оба знаем, как глубоко пролегает в нашей любимой Библиотеке гниль. И если мне придется сделать это достоянием общественности… я сделаю.

Часть третья

Вульф

Глава седьмая

Воняло ужасно, и в конце концов это оказалось главной проблемой. И дело заключалось вовсе не в том, что Библиотека не следила за чистотой тюрьмы, а в том, что смрад ужаса и отчаяния было смыть сложнее, чем любые органические пятна. Данное учреждение располагалось в стенах из камней, которые использовались для схожих целей и пять тысяч лет назад, и этого времени было предостаточно, чтобы стены пропитались болью и ужасом и до сих пор продолжали впитывать новые страхи.

И он знал их испарения слишком хорошо, слишком лично.

Он мог игнорировать тьму, решетки, неудобство. Но не вонь. Поэтому, когда решетки перед ним сомкнулись, Кристофер Вульф немного сошел с ума. День проходил в содроганиях и трепете, в мыслях о том, что каждый новый звук может означать, что за ним снова идет мучитель. А по ночам он не мог сомкнуть глаз, потому что страхи прошлого душили его.

Наутро второго дня — приход которого он рассчитал не по восходу солнца, которого здесь не было видно, а по смене стражников на посту, — он немного привык к местным зловониям, а также к темноте и тесноте, ну или по крайней мере он сумел немного укротить свою панику. Он напоминал себе, что если был прав, то его работа здесь заключалась не в том, чтобы тонуть в бесполезной жалости к себе, а в том, чтобы сделать что-нибудь поважнее.

Если он был прав, разумеется. Если это был некий план, который придумали Джесс и его гнусный брат-близнец. Если это было не обыкновенное предательство, а предательство с высшей целью.

Тогда вопрос заключался в том, каких именно действий от него ожидали под замком. Морган еще можно было понять. Однако если в этом и заключался план, то кто-то должен был хотя бы шепнуть подсказку Вульфу на ухо прежде, чем оказалось слишком поздно.

Зачем нужно было выстраивать план — а он чуял здесь щепотку макиавеллизма  [Макиавеллизм — учение, изложенное в работах Никколо Макиавелли и описывающее основы политики, пренебрегающей нормами общепринятой морали во имя достижения личных целей.] Дарио Сантьяго, — чтобы отправить его обратно в ад, куда он никогда бы не согласился вернуться? Вульф изо всех сил старался умалчивать и скрывать свою психологическую травму от юных членов их маленькой шайки, однако Джесс, например, был осведомлен о подробностях. Этот молодой человек знал как минимум о существовании шрамов, если не об истории их появления.

«Эту загадку невозможно решить без дополнительной информации», — сказал себе Вульф и решил сконцентрироваться на задачах, которые он решить мог: относительно защищенности тюрьмы.

Здесь, в коридоре, где была его камера, он видел больше тусклого металлического блеска механических сфинксов, чем живых библиотечных солдат. «Не стоит так рассчитывать на машины», — подумал Вульф. Мимо сфинксов можно пройти. Джесс даже выяснил как. Даже у Дарио получилось.

С живыми стражниками разбираться сложнее, пускай они и не такие смертоносные. Они адаптируются. А сфинксы способны функционировать лишь в пределах установленных им программ.

Но ведь его безответственные студенты не стали бы бросать его здесь лишь ради побега; в этом нет смысла. Нет, тут скрывался какой-то подвох, как и в том, что Морган вернули в Железную башню.

В этот момент Вульф услышал шепот в соседней темнице. Он даже расслышал слова, так как их повторяли эхом в другом месте — где-то дальше справа и где-то почти что слева. Заключенные молились с утра.

И внезапно Вульф точно понял, зачем его здесь бросили. Все начиналось с молитв, но едва ли ими заканчивалось.

Вульф уселся, скрестив ноги на узкой койке, и задумался о том, где именно располагались эти тюрьмы. На этот раз не позаботились о том, чтобы переправлять Вульфа в другой город. Он был в Александрии, в камерах, сокрытых под серапеумом. Здесь заключали тех, кого приговаривали к смерти. «Не думай об этом, — подумал Вульф, когда почувствовал, что его уверенность начинает трещать по швам. — Просто еще одна проблема, которую надо решить».

Вульф прислушался. Сидел почти целый час и слушал, отмечая про себя кашель, шаги, шорохи, далекие звуки стонов и всхлипываний. «Это место кишит диссидентами». Обычно было не так; противники Библиотеки варьировались от поджигателей — которые чаще всего совершали самоубийство, лишь бы не оказаться здесь, — до контрабандистов, которых казнили сразу же.

В этой же тюрьме, осознал Вульф, было полно отдельных личностей, которые, как казалось архивариусу, могли пойти против него. «И мы это сделали, — подумал Вульф. — Наш маленький мятеж ради спасения Томаса из Рима отразился на всей библиотечной системе… заставил архивариуса усилить хватку и начать избавляться от всех, кто мог бы причинить ему вред». И Вульф не сомневался, что заключенные вокруг него некогда давали Библиотеке клятву… профессора, библиотекари, солдаты армии.

Те, на ком держалась Библиотека, теперь превратились в ее врагов. Тираны под конец обращались против своих же; это был единственный способ сохранить власть.

Молитвы стихли, и Вульф поднялся на ноги, чтобы подойти к прутьям решетки. Прутья были тяжелые, из холодного железа, и Вульф подумал о тысяче способах того, как их можно сломать. Каждый способ требовал инструментов, которых у него не было, однако это никогда не останавливало его надолго.

— Мой друг по соседству, — произнес он. — Вы случайно не родственник Халилы Сеиф?

На миг повисла тишина, а затем настороженный ответ:

— А почему вы спрашиваете?

— Потому что я хорошо с ней знаком, — сказал Вульф. — И более талантливой, умной студентки я еще не учил. В ней сошлись такие редкие качества, как великий ум и еще более великое сердце.

Вульф услышал выдох, прозвучавший с дрожью.

— Это моя сестра, — сказал мужчина. — Моя младшая сестра. Я Салех. С ней все в порядке? — Молодой человек, очень молодой, может, всего на несколько лет старше Халилы, говорил с дрожью. — Она не здесь?

— Гарантировать не могу, но в последнюю нашу встречу она была цела и невредима и очень далеко отсюда.

— Я тоже молюсь, чтобы она была подальше отсюда. — Мужчина колебался мгновение, а затем сказал: — Простите меня. Я сказал вам свое имя, но не спросил вашего.

— Кристофер Вульф.

— Мятежный профессор. — Голос Салеха стал сердитым. — Тот, кто навлек на нас эти беды.

— Обвинения могут подождать. Сначала надо выжить, — сказал Вульф. Он не терпел дураков ни сейчас, ни когда-либо прежде; единственное, в чем он был виновен, так это в изобретении машины, которая была не нужна Библиотеке. Все, все началось с этого. Его заключение. Его освобождение и уничтожение всех упоминаний о его существовании в Библиотеке. Его наказание, воплотившееся в должности никчемного инструктора. Его уверенность в том, что он ни за что не позволит архивариусу уничтожить еще один светлый ум. — Скажите мне, кто еще с вами.