Отец уже не в первый раз обвиняет маму, что она настраивает нас против него, но все равно тяжело это читать: во мне начинают прорастать росточки сомнения.

Потому что все так и есть, правда? Мама всегда рассказывала об отце только плохое. Конечно, у нее есть веские причины — я не могу закрывать глаза на те ужасы, которые он творил. Но у него была и другая сторона. Которую мама и Ланни отказываются видеть.

Однажды я видел в интернете ролик, в котором кто-то говорил о справедливости. Что нельзя судить о нас только по худшему в жизни поступку. Это ведь всех касается, правда? Даже таких, как мой отец?

Несколько секунд мы сидим молча. Потом Кевин спрашивает:

— Ты когда-нибудь задумывался, что он чувствовал, когда убивал в первый раз?

Вопрос удивляет меня. Я никогда об этом не думал.

— В смысле?

Кевин вертит в руках геймпэд.

— Он ведь планировал заранее, так? Как убивать и истязать девушек. Наверное, представлял себе, как это будет…

Я ерзаю в кресле: мне слегка не по себе от таких мыслей об отце. Но нужно смотреть правде в глаза — и хорошей и плохой.

— Ну, наверное.

— Как думаешь, почему он сорвался? Почему в конце концов решил убивать?

— Кто его знает… Он был психопатом.

Так всегда говорили мама и сестра. Простой ответ. Но не факт, что правильный.

— Не знаю, не знаю, — возражает Кевин. — Если он был психопатом, почему не убивал раньше? Много лет не похищал женщин, не пытал и не убивал. А потом бац — и однажды вдруг начал… Почему? Что случилось?

Пожимаю плечами. Разговор принимает опасный оборот. Не уверен, что хочу знать ответы на эти вопросы.

Друг подается вперед в кресле:

— Сколько тебе было, когда он убил свою первую жертву?

Кевин знает. Я рассказал ему все, что знал об отце. Он так же хорошо знает о «карьере» Мэлвина Ройяла, как и я. Но все равно хочет, чтобы я сказал вслух. Иногда Кевин ведет себя как придурок.

— Какая разница?

— Я вот думаю, что-то в нем сломалось. И он спросил себя: хватает ему в жизни того, что есть, или этого мало?

Кевин говорит так, словно в этом виноваты и мы — Ланни, мама, я. Как будто нас отцу оказалось недостаточно, и он начал убивать. Мне так хочется огрызнуться — аж кожа зудит. В голове эхом отдаются слова психотерапевта: Мэлвин Ройял сам в ответе за то, что натворил. Он, а не мы.

— Может, он был эгоистичным ублюдком, который решил, что законы ему не писаны, и в конце концов начал действовать, — возражаю я.

— А ты сам когда-нибудь хотел?

— Убить кого-то?

Вопрос Кевина не удивляет меня. Я знаю: рано или поздно все задумываются, похож ли я на отца. По правде говоря, я и сам об этом думал. Пытался поставить себя на его место, чтобы понять. И хотя даже мысль об убийстве пугает до тошноты, иногда — совсем чуть-чуть — меня гложет нездоровое любопытство. Как мог отец сдирать с этих девушек кожу заживо, а через минуту отложить свои инструменты, зайти в дом, вымыть руки и сесть ужинать с семьей, как будто всего в нескольких ярдах не умирал в агонии человек?

— Нет, — наконец отвечаю я.

— Правда? — Кевин явно не верит.

Я качаю головой. Друг смотрит на меня еще секунду и пожимает плечами.

— Хочешь поиграть? — спрашивает он, протягивая геймпэд. У Кевина самый разгар онлайн-битвы с несколькими нашими друзьями. Мне не особо нравятся такие игры.

Киваю на его компьютер:

— Я лучше в интернете посижу, ты не против?

— Нет, конечно.

Мой друг уже весь в игре и тихо чертыхается: ему тут же устраивают засаду, и Кевин теряет половину очков жизни.

— Мать твою, вот долбаный ублюдок! — И набрасывается на геймпэд, рыча: — Я иду за тобой, ублюдок!

Не обращая на друга внимания, включаю компьютер и пробираюсь в Даркнете к форуму Мэлвина Ройяла, который нашел, когда несколько месяцев назад начал собирать сведения об отце. В почтовом ящике светятся несколько непрочитанных сообщений. Я улыбаюсь. Сперва я просто читал форум, а комментировать начал, только когда там разместили ложную информацию о моем отце.

Сейчас я один из самых популярных форумчан, авторитетный эксперт по Мэлвину Ройялу. Со мной считаются, просят, чтобы я отвечал на вопросы и разрешал споры. Конечно, ходили всякие слухи, кто я такой и откуда так много знаю, но я очень осторожен и ничем себя не выдаю. Некоторые сторонники теорий заговора даже выдвигают версии, что я и есть Мэлвин Ройял, а известие о его смерти — просто обман. Иногда я подыгрываю им, чтобы никто не заподозрил, кто я на самом деле.

Форум — одно из немногих мест, где я могу открыто говорить об отце и никто не осуждает и не стыдит меня. Я как раз отвечаю на вопросы про Мэлвина и поддразниваю форумчан новой информацией о нем, когда приходит сообщение от мамы: просит вернуться домой. В голове эхом отдаются отцовские фразы из письма: «Позволяет себя контролировать? Беспрекословно тебе подчиняется? Ты вообще позволяешь ему быть самим собой?»

Я игнорирую мамино сообщение и продолжаю постить на форуме.

3

Гвен

На следующее утро Сэм подбрасывает детей в школу по дороге на работу в аэропорт. После его отъезда дом кажется каким-то странно пустым. Я чувствую: что-то не так, и брожу из комнаты в комнату, проверяя, заперты ли окна и включена ли сигнализация.

Обычно это успокаивает, но не сегодня. И я знаю почему: из-за пресс-релиза «Ангелов». Я знаю, они не отступят. Спокойствие, которым мы наслаждались последние несколько месяцев, оказалось лишь короткой передышкой, а не началом мирной жизни.

Со вздохом возвращаюсь в кабинет, включаю компьютер и первым делом ищу в поисковике Леонарда Варруса. О нем много информации. Неудивительно, учитывая, что его дочь стала одной из первых жертв Мэлвина. Статьи, которые я читаю, именно такие, как и ожидалось: грустные воспоминания об энергичной молодой женщине, полной надежд и мечтаний, чья жизнь оборвалась трагически и жестоко.

Тяжело это читать, зная, что ее пытали и убили в моем гараже, когда мы с детьми, скорее всего, были в нескольких ярдах от нее. Еще тяжелее читать про боль человека, потерявшего единственного ребенка. Это ужас, с которым не смирится ни один родитель. И хотя я всего лишь читаю о чужом горе, грудь сжигает тревога.

Чтобы успокоиться, беру телефон и открываю приложение, отслеживающее местонахождение детей. Оба в школе, в безопасности. Это немного успокаивает, и я продолжаю поиски.

Прогоняю имя Леонарда через несколько полулегальных программ Джи Би. Пока они работают, переключаюсь на отчет для босса. Я почти заканчиваю, когда раздается тревожный сигнал телефона. Смотрю и чувствую, как волна холода накрывает меня и растекается по позвоночнику.

Срочная новость из школы Кресент-Вью. Поступили сообщения о стрельбе в кампусе. Полиция уже приехала, школа оцеплена. Мы будем сообщать новую информацию по мере поступления.

Меня охватывает ужас. Это же школа Коннора и Ланни.

Хватаю ключи и бегу.

* * *

Я не могу подъехать к школе. Подъездные дороги уже перекрыты шлагбаумами и заблокированы полицейскими машинами — их так много, что не сосчитать. Есть и машины «Скорой помощи». Сирены молчат, но фары мигают. Ждут, когда вынесут раненых.

При мысли об этом меня тошнит от страха. Мне нужно знать, в чем дело. Знать, что с моими детьми все в порядке.

К машине подходит молодая полицейская. Я опускаю стекло.

— Что происходит? — Голос срывается, я на грани паники. Сглатываю комок в горле и стараюсь взять себя в руки.

— Мэм, кто-то из ваших родственников здесь, в школе?

— Сын и дочь.

Я вся дрожу. Мне уже приходилось переживать такой страх, когда мои дети пропали. Жуткое чувство беспомощности. Сжимаю руль так сильно, что костяшки пальцев побелели.

— Мне пришло сообщение о выстрелах. Что происходит?

— Все верно, мэм. Школа оцеплена, — отвечает полицейская.

Она пытается успокоить меня и казаться невозмутимой, но я вся наэлектризована и готова кричать. Хочется выскочить из машины и помчаться в школу. Хочется что-нибудь сделать. Хоть что-то. Воздух гудит от сирен: вторая волна машин «Скорой помощи». Они паркуются немного дальше. Я понимаю, что даже если в школе сейчас стрельба, даже если мои дети лежат раненые и беспомощные, никто не поможет им мгновенно. Нет, только когда полицейские найдут стрелка.

— Стрелок еще там?

Ушам своим не верю, что спрашиваю об этом. Что речь о школе, где учатся мои дети. Как такое вообще возможно? Почему до сих пор не придумали, как покончить с этим?

— Мы пытаемся разобраться. — Это все, что она может сказать. — И просим всех родителей ехать в общественный центр и ждать. После эвакуации учеников привезут именно туда.

Она отодвигает заграждение в сторону и указывает на большое кирпичное здание в конце квартала. Парковка уже забита внедорожниками и фургонами репортеров.

Я еду куда велено и паркуюсь на свободном месте. Оглядываюсь на других родителей, направляющихся к входу. У всех похожее выражение лица: шок, ужас, паника. Журналисты толпятся в сторонке, пока еще уважая личное пространство родителей. Но это ненадолго, знаю по опыту.

Хватаю телефон и открываю приложение. Метки указывают, что дети все там же: школа Кресент-Вью. Но это не значит, что они и в самом деле там. На учебных занятиях по эвакуации их учат отключать телефоны или выбрасывать, если это может выдать местоположение. Дети могли убежать и оставить мобильники в школе.