— Но не он.

— Нет, — соглашается Престер. — Не он. Пока еще нет. Вы планируете продолжать убегать до тех пор, пока его не поймают?

— Это мы и планировали, — подтверждаю я. — Но план только что изменился. Если у Авессалома есть еще люди, которых он может послать за нами, то они нас найдут. Именно этого он и хочет. Вот почему дал о себе знать. Бегство лишь продлит этот кошмар, и это означает, что я не контролирую свою жизнь. Но я не отдам ему этот контроль. Никогда больше.

Снова раздается скрип офисного кресла. На сей раз я почти уверена, что Престер подался вперед.

— Тогда какого черта вы намерены делать, Гвен?

Он продолжает называть меня так, по моему новому имени, и я признательна за это. Женщина, которую звали Джина Ройял, жена особо тяжкого серийного убийцы, мертва — еще один труп, который оставил позади себя Мэлвин. И ей лучше оставаться мертвой. Теперь я — Гвен. А Гвен не согласна больше терпеть это дерьмо.

— Не думаю, что это вам понравится, поэтому не буду посвящать вас в подробности. Спасибо вам, детектив. За всё. — И я почти искренна в этом.

Прежде чем он успевает задать еще какие-нибудь вопросы, я обрываю звонок, кладу телефон в карман своей парки и пару минут стою на сыром, пробирающем до костей ветру. Ноксвилл никогда полностью не засыпает на ночь; я улавливаю обрывки мелодий из проезжающих по улицам машин, вижу тени людей, движущиеся за занавесками в других номерах мотеля. По другую сторону двора сквозь проем незадернутых штор мерцает телевизор. Над головой пролетает самолет, разрывая небо гулом.

Я слышу, как дверь в комнату открывается и на галерею выходит Ланни. Она надела ботинки и куртку, но под ними все еще виднеется пижама. Это слегка ослабляет мою тревогу. Если б она переоделась в джинсы и свободную фланелевую рубашку и обулась в кроссовки, это было бы знаком того, что она боится.

— Сопляк все еще дрыхнет, — извещает Ланни, наваливаясь на перила рядом со мной. — Скажи мне.

— Ничего такого не было, детка.

— Не вешай мне лапшу на уши, мама. Ради «ничего» ты не станешь вылезать из постели и выходить за дверь, чтобы кому-то позвонить.

Я вздыхаю. На галерее достаточно холодно, чтобы мое дыхание породило слабую струйку белого пара.

— Я беседовала с детективом Престером.

Вижу, как сжимаются ее пальцы, лежащие на перилах, и жалею, что не могу забрать у нее этот страх, это постоянное и всесокрушающее ощущение давления. Но — не могу. Ланни не хуже всех остальных знает, насколько опасна сейчас ситуация. Она знает почти все о своем отце. И мне приходится полагаться на то, что в свои хрупкие почти пятнадцать лет она выдержит этот вес.

— А-а, — произносит моя дочь. — Это насчет него?

«Него» — ее отца, конечно же. Я отвечаю ей слабой улыбкой, надеясь хоть немного подбодрить.

— Пока никаких новостей. Вероятно, он уже далеко отсюда. На него охотятся. Большинство тех заключенных, вместе с которыми он бежал, уже схвачены. Скоро он снова окажется за решеткой.

— Ты в это не веришь.

Не верю. Я не хочу лгать дочери, поэтому просто меняю тему.

— Тебе нужно снова лечь спать, солнышко. Мы выезжаем рано утром.

— Уже почти утро. Куда мы едем?

— Куда-нибудь в другое место.

— И так теперь будет всегда? — В ее голосе звучит тихая ярость. — Боже мой, мама, ты только и делаешь, что убегаешь. Мы не можем позволить ему так поступать с нами. Только не снова. Я не хочу убегать. Я хочу сражаться.

Хочет. Конечно же хочет. Ланни — отважная девочка, которая в возрасте всего лишь десяти лет была вынуждена узнать отвратительную правду о своем отце. Неудивительно, что она все еще злится.

И она права.

Я поворачиваюсь к ней, и дочь изгибает шею, чтобы смотреть мне в лицо. Не отводя взгляда, говорю:

— Мы будем сражаться. Но завтра вы отправитесь в безопасное место, чтобы я могла свободно делать то, что должна сделать. И прежде, чем ты начнешь со мной спорить: мне нужно, чтобы ты осталась со своим братом и убедилась, что он под надежной защитой. Это твоя работа, Ланни. Это твое сражение. Хорошо?

— Хорошо? Теперь ты хочешь скинуть нас на кого-то другого? Нет, я так не согласна! Пожалуйста, пусть это хотя бы будет не бабушка!

— Я думала, ты любишь свою бабушку…

— Я и люблю. Как бабушку. Ты хочешь, чтобы мы были в безопасности? Она не сможет защитить нас. Она никого не сможет защитить.

— Я собираюсь сделать так, чтобы ей и не пришлось никого защищать. Пока что ваш отец будет искать меня — это его первый приоритет.

Молюсь, чтобы это было правдой. Это огромный риск, но я могу доверить присмотр за моими детьми лишь узкому кругу людей. Моим первым порывом было отвезти их к моей матери, но, должна признать, моя дочь права. Их бабушка — не боец. Она не такая, как мы. Опасность, которая грозила им прежде, не идет ни в какое сравнение с нынешней.

Я еще не сказала этого Ланни, потому что мне нужно все как следует обдумать, но Хавьер Эспарца и Кеция Клермонт предложили в случае необходимости взять на себя охрану моих детей. Эти двое — надежные люди. Хавьер — морпех в отставке и руководит стрелковым тиром; Кеция — офицер полиции, умная, способная и отважная.

Проблема в том, что они живут в пригороде Нортона, относительно недалеко от Стиллхауз-Лейк. Этот красивый заповедный уголок когда-то казался мне надежным убежищем, но потом он превратился в ловушку, и теперь я не знаю, смогу ли когда-нибудь снова чувствовать себя в безопасности там. И уж точно мы не можем вернуться в наш дом у озера: там мы будем слишком легкими целями.

Однако дом Хавьера находится далеко от озера. Это уединенная и хорошо охраняемая хижина, и я интуитивно верю, что Мэлвин и Авессалом будут искать нас где угодно, только не там, откуда мы недавно сбежали.

— Ты оставляешь нас с Сэмом? — спрашивает Ланни.

— Нет, потому что Сэм едет со мной, — отвечаю я ей. Я еще не спросила его об этом, но знаю, что он поедет: он хочет отыскать Мэлвина Ройяла так же отчаянно, как и я, и тоже по личным причинам. — Мы с Сэмом собираемся найти твоего отца и остановить его прежде, чем тот причинит вред кому-нибудь еще. Прежде чем хотя бы подумает о том, чтобы обидеть тебя и твоего брата. — Я даю ей время обдумать это, потом продолжаю: — Мне нужна твоя помощь, Ланни. Это лучший выбор, какой у нас есть, если мы больше не хотим снова убегать и прятаться. Мне это нравится не больше, чем тебе. Поверь, пожалуйста.

Она отводит взгляд и с деланым равнодушием пожимает плечами.

— Конечно. Как угодно. Но ты по-прежнему заставляешь нас делать это.

Прежде бегство было для нас необходимостью. В то время это было правильно. Но я понимаю, как невероятно тяжело двум моим детям жить в постоянной настороженности.

— Мне ужасно жаль, солнышко.

— Знаю, — произносит Ланни наконец и с этими словами неожиданно обнимает меня — всего на одно мгновение, — а потом возвращается обратно в номер.

Я некоторое время продолжаю стоять на холоде, размышляя, потом набираю телефонный номер Сэма Кейда и говорю:

— Я снаружи.

Примерно через минуту он уже выходит на узкую галерею второго этажа: его номер расположен рядом с нашим. Как и я, Сэм полностью одет. Готов к сражению. Он опирается на перила на том же самом месте, где стояла Ланни, и говорит:

— Полагаю, это не было приглашением на свидание.

— Очень смешно, — отзываюсь я, бросая на него взгляд искоса. Мы не любовники. Хотя можно сказать, что в каком-то смысле мы близки друг другу. Думаю, что в конечном итоге мы можем прийти окольными путями и к телесной близости, но никто из нас, похоже, не торопится с этим. Слишком много всего на нас давит. Я — бывшая жена серийного убийцы, надо мной постоянно висит угроза со стороны ненавистников Мэлвина, его союзников и просто бездельной своры интернет-преследователей.

А Сэм… Сэм — брат одной из жертв моего бывшего мужа. Последней жертвы Мэлвина. Я все еще явственно вижу перед собой тело этой несчастной девушки, висящее в проволочной петле. Замученной и убитой из чисто садистского удовольствия.

Между нами все сложно. Изначально, познакомившись с Сэмом, я считала его просто дружески настроенным посторонним человеком, не имеющим никакого отношения к моей прежней жизни. Но когда обнаружила, что он намеренно выслеживал меня, преследовал меня в надежде найти свидетельства моей причастности к преступлениям моего мужа… это едва не разрушило все уже возникшее между нами.

Сэм знает, что я невиновна и никогда не была виновна, но между нами все еще зияют глубокие трещины, и я не знаю, как заполнить их — и нужно ли. Я нравлюсь Сэму. Сэм нравится мне. Я думаю, в другой жизни, где между нами не стояла бы омерзительная тень Мэлвина Ройяла, мы могли бы быть счастливы вместе.

Но сейчас мои стремления ограничены тем, чтобы выжить самой и обеспечить выживание своих детей. Сэм — лишь средство для достижения этой цели.

Слава богу, он это отлично понимает. И, уверена, расценивает меня точно так же.

— Что случилось? — спрашивает Сэм; я достаю из кармана телефон, вывожу на экран эсэмэску и показываю ему. — Черт. Но ведь Грэм мертв, верно? — Я слышу в его голосе точно такое же замешательство, которое чувствовала недавно. Но Сэм приходит в себя быстрее. — Они послали кого-то еще?