— Темными делишками промышляет?

— Не исключено. Все эти ребята из кино отлично знают, как должны вести себя заправилы ночных притонов. Есть у него телохранитель — весьма живописный персонаж. Зовут Эдди Прю, огромного роста, тощий, как кошелек честного человека. Крив на один глаз — с войны.

— Для женщин Морни представляет опасность?

— Не будь ханжой, старина. Женщины относятся к этому иначе.

— Ты знаешь девушку по имени Лоис Мэджик? Я слышал, она эстрадная актриса. Высокая роскошная блондинка.

— Не знаю. А жаль.

— Не валяй дурака. А имя Венниер тебе что-нибудь говорит? Его тоже нет в телефонной книге.

— Первый раз слышу. Но если перезвонишь попозже, могу справиться у Герти Эрбогаста. Он знает всю эту публику. Как свои пять пальцев.

— Спасибо, Кенни. Так и сделаем. Позвоню через полчаса, договорились?

Кенни это вполне устраивало, и я положил трубку. Запер контору и вышел.

В конце коридора, прислонясь к стене и читая вечернюю газету, стоял довольно молодой блондин в коричневом костюме и соломенной шляпе шоколадного цвета с желто-коричневой ситцевой лентой. Когда я поравнялся с ним, он зевнул, сунул газету под мышку и выпрямился.

Вошел вместе со мной в лифт. Глаза полузакрыты — так он устал. Я вышел на улицу, прошел квартал до банка, чтобы депонировать чек и взять немного наличных денег на расходы. Оттуда отправился в бар «Тайгертейл Лаундж» и, сев за низкой загородкой, заказал бокал мартини и сэндвич. Коричневый костюм расположился у входа. Вид утомленный, пьет кока-колу и столбиком складывает на столе монетки, тщательно выравнивая края. На глазах опять темные очки. Человек-невидимка — не иначе.

Я не торопясь доел сэндвич и пошел вглубь бара к телефонной будке. Коричневый костюм быстро повернул голову, а потом, спохватившись, поднял стакан. Я опять набрал номер редакции «Кроникл».

— Значит, так, — сказал Кенни Хейст. — Герти Эрбогаст говорит, что не так давно Морни женился на этой твоей роскошной блондинке. На Лоис Мэджик. Венниера он не знает. Говорит, что Морни купил себе дом под Бель-Эр, белый дом на Стилвуд-Креснт-драйв, в пяти кварталах от Сансета. По словам Герти, раньше этот дом занимал разорившийся проходимец Артур Блейк Попэм, которого недавно посадили за махинации. Его инициалы до сих пор красуются на воротах. А возможно, как сказал Герти, и на туалетной бумаге. Такой уж он был человек. Больше ничего узнать не удалось.

— Куда уж больше. Огромное спасибо, Кенни.

Я повесил трубку, вышел из телефонной будки и поймал на себе взгляд блондина в темных очках и в коричневом костюме. Блондин тут же отвернулся.

Через вращающуюся дверь я прошел на кухню, а оттуда — в переулок и переулком вышел сзади к стоянке, где была моя машина.

Блондин остался сидеть в баре, а я выехал со стоянки и взял курс на Бель-Эр.

5

Шоссе Стилвуд-Креснт-драйв плавно поворачивало на север, оставляя далеко в стороне спортивные площадки Бель-эрского загородного клуба. Вдоль дороги тянулись частные владения. Одни были обнесены высокими стенами, другие — низкими либо декоративной железной оградой, а некоторые по старинке обходились высокой живой изгородью. Тротуара не было. Здесь никто не ходил пешком, даже почтальон.

Было жарко, но не так, как в Пасадене. Усыпляюще пахло цветами и солнцем, за стенами и живой изгородью нежно шуршали поливальные машины, с ухоженных, солидных газонов доносился громкий треск газонокосилок.

Я медленно ехал в гору, высматривая надписи на воротах. Его зовут Артур Блейк Попэм. Значит, инициалы А. Б. П. Вот они — выбиты золотыми буквами на черном щитке почти на самом верху раздвинутых ворот, за которыми извивалась крытая черным асфальтом аллея.

Дом ослепительно-белый и, если бы не разросшийся сад, совершенно новый на вид. По здешним понятиям довольно скромный: не больше четырнадцати комнат и, вероятно, всего один бассейн; низкие кирпичные стены, между кирпичами проступает застывший и подкрашенный белой краской бетонный раствор. Под крышей низкая железная балюстрада, выкрашенная в черный цвет. На большом серебряном почтовом ящике, висевшем у служебного входа, красуется надпись: «А. П. Морни».

Я оставил машину на улице и по асфальтовой аллее подошел к свежевыкрашенной белой боковой двери, по которой разбегались цветные блики от витражного навеса. Сзади, сбоку от дома, шофер мыл «кадиллак».

Дверь открылась, и на меня, презрительно скривившись, мрачно уставился филиппинец в белом пиджаке. Я протянул ему визитную карточку.

— К миссис Морни, — сказал я.

Он закрыл дверь. Придется ждать — дело привычное. От воды, струившейся по «кадиллаку», веяло прохладой. Шофер был коротышкой в бриджах, гетрах и пропотевшей рубашке. Похож на растолстевшего жокея, и так же насвистывает за работой, как конюх, когда тот чистит лошадь.

Колибри с красной шейкой нырнула в кусты возле двери, слегка всколыхнула длинные полые стебли и растаяла в воздухе, как будто ее и не было.

Дверь открылась, филиппинец протянул мне мою визитную карточку. Я не взял ее.

— Что вы хотеть?

Жесткий, потрескивающий, как яичная скорлупа, голос.

— Миссис Морни.

— Она нет дома.

— Вы что, этого не знали, когда брали карточку?

Он разжал пальцы, и карточка порхнула к моим ногам.

Ухмыльнулся, продемонстрировав работу дешевого зубного техника.

— Я знать, когда она мне говорить.

И захлопнул дверь у меня перед носом.

Я подобрал карточку и, обогнув дом, подошел к шоферу, который обдавал «кадиллак» водой из шланга и смывал с него грязь большой губкой. Красные пятна вокруг глаз, челка соломенных волос. К углу нижней губы прилепился потухший окурок.

Искоса глянул на меня, как человек, который всегда готов вступить в разговор — лишь бы не работать.

— Где хозяин? — спросил я.

Сигарета подпрыгнула во рту. Вода по-прежнему тихо струилась по краске.

— Спроси в доме, приятель.

— Спрашивал. Захлопнули перед носом дверь.

— Очень сочувствую, приятель.

— А миссис Морни дома?

— Не в курсе. Я ведь при гараже. Чем-нибудь торгуешь?

Я показал ему карточку — другую, с моей профессией. Он положил губку на капот, а шланг — на бетон. Переступил через струйку воды, чтобы вытереть руки о полотенце, висевшее на двери гаража. Выудил из кармана штанов спичку, чиркнул ею и, откинув назад голову, прикурил потухший окурок.

Лисьи глазки беспокойно бегают. Зашел за машину и кивнул мне головой. Я последовал за ним.

— Как у нас дела с деньжатами? — спросил он тихим, вкрадчивым голоском.

— Куры не клюют.

— За пятерку я готов начать думать.

— Боюсь, это будет тебе не по силам.

— А за десятку спою, как четыре канарейки под гитару.

— Не люблю хорового пения.

— Кончай хохмить. — Он исподлобья взглянул на меня.

— Не хочу, чтобы ты потерял работу, сынок. Меня интересует только одно: миссис Морни дома? Это стоит больше доллара?

— За меня не беспокойся, приятель. Я — на хорошем счету.

— У Морни или у кого-нибудь еще?

— Так я тебе и ответил всего за один доллар.

— За два.

— А ты, случаем, не на него работаешь? — Он подозрительно осмотрел меня.

— Ну.

— Врешь.

— Ну.

— Давай два доллара, — выпалил он.

Я дал.

— Она в саду за домом, с хахалем, — сказал он. — Хахаль что надо. Главное, чтобы муж работал, а любовник — нет, — и все на мази, понял?

Он подмигнул.

— Смотри, как бы тебя в сточной канаве не утопили.

— Это меня-то? Нет, я не такой дурак. Знаю их как облупленных. Всю жизнь за нос водил.

Потер две долларовых бумажки между ладонями, подул на них, сложил в длину и в ширину и спрятал в кармашек для часов.

— Но это еще цветочки, — сказал он. — Если накинешь пятерку…

Довольно крупный светлый кокер-спаниель бросился к «кадиллаку», слегка поскользнулся на мокром цементе, легко взмыл в воздух, ткнулся мне в живот всеми четырьмя лапами, облизал лицо, рухнул на землю, обежал вокруг, уселся у меня под ногами, высунул язык и тяжело задышал.

Я переступил через него, облокотился на машину и вынул носовой платок.

— Хитклиф! Хитклиф! — позвал мужской голос. На бетонной дорожке послышались шаги.

— Хитклиф здесь, — угрюмо отозвался шофер.

— Хитклиф?

— Ну да, собаку зовут Хитклиф, неужели непонятно?

— «Грозовой перевал»? [Хитклиф — персонаж романа Э. Бронте «Грозовой перевал» (1847).] — уточнил я.

— Опять околесицу несешь, — хмыкнул он. — Тихо! Идет!

Взял губку и шланг и снова стал мыть машину. Я отошел в сторону. Проклятый пес тут же опять ткнулся мне в ноги, так что я чуть не упал.

— Эй! Хитклиф! — еще громче позвал мужской голос, и в проходе между отгороженными решеткой кустами роз появился человек.

Высокий, смуглый, с гладкой оливковой кожей, блестящими черными глазами, ослепительно-белыми зубами. Баки. Узкие черные усики. Баки очень длинные, слишком длинные. Белая рубашка с вышитыми на кармане инициалами, широкие белые брюки, белые туфли. На худом загорелом запястье наручные часы с золотой цепочкой. Вокруг тонкой бронзовой шеи желтый шейный платок.

Увидел, что собака сидит у меня в ногах, и это ему не понравилось. Щелкнул длинными пальцами и четким, резким голосом бросил: