— Прекрати, твоя преданность меня смущает.
Дуру закатывает глаза и начинает спускаться с холма к замку.
— И не надо так часто обнюхивать друг друга на людях. Это неприлично, — говорит она через плечо.
— Значит, фейри могут заниматься грязным сексом в разгар вечеринки, но, если паре нравится запах друг друга, то это неприлично? — спрашиваю я, смотря на Окота.
Он пожимает плечами. Фейри странные.
— Эй, как ты сказал, кто ты?
— Ламашту.
— О… точно. Ламашту. Да. Конечно.
Окот окидывает меня взглядом.
— Ты ведь понятия не имеешь, что это такое?
— Даже не представляю.
Он ухмыляется, показывая крупные зубы.
— Я тебе покажу. Сможешь стоять?
Я киваю, и он осторожно ставит меня на ноги. Лодыжкам еще больно, но не слишком. Я крепкая.
Окот делает несколько шагов назад, а потом горбится. Вот он только что был передо мной, а через мгновение на его месте оказывается исполинский крылатый бык.
A. Исполинский. Крылатый. Бык.
— Ого. Свя-я-ятая корова! — восклицаю я.
И смеюсь над собственной непреднамеренной шуткой, потому что ну смешно же!
Как и в человеческой форме, на его голове ярко-красный ирокез и золотое кольцо в носу. И он огромный. Копыта размером с мою голову.
Кроме ирокеза, все его тело черно. Я подхожу ближе, и Окот роет копытами землю. Я протягиваю руку, чтобы погладить его, но колеблюсь. Он наклоняет голову, чтобы ткнуться носом в мою руку. Я смеюсь.
— Ты очаровательный.
Он недовольно рычит.
— О, точно. Я имею в виду… ты очень сильный. Лютый. Свирепый. Пугающий. Большой. И… — я выдыхаю, не находя больше слов. — Достаточно мужественных прилагательных? У меня закончились идеи.
Окот снова рычит, и я думаю, что прощена. Без предупреждения он возвращается в форму фейри.
— Впечатляет. Ты самый красивый летающий бык, которого я когда-либо видела.
Он наклоняет голову и смотрит на меня.
— Мне приятно, что ты довольна моей формой ламашту.
Я оглядываю его с ног до головы. Это не единственная форма, которой я довольна.
— Покатаешь меня как-нибудь?
Он кивает.
— Конечно, возлюбленная моя.
Возлюбленная. Ха. Каждый раз пробирает.
Наконец-то и этот Купидон получил немного любви.
— Пойдем, найдем наш домик, и ты сможешь отдохнуть.
Я так и привыкнуть могу к постоянной заботе.
— Мне нужно их увидеть, — говорю я, останавливая его прикосновением к руке.
Окот вздыхает, словно боялся, что именно это я и скажу. Он внимательно смотрит на меня и кивает.
— Я все устрою.
Глава 11
Окот верен своему слову. Мы занимаем домик, и вскоре он уходит, чтобы узнать, можем ли мы как-нибудь добраться до генфинов.
Тем временем я переодеваюсь из униформы служанки в тонкое платье и туфли на каблуках, которые оставила мне Дуру. Моя кожа все еще темно-розовая, совсем как у высшей фейри, и хоть об этом беспокоиться нет нужды. Но я должна привести себя в порядок, раз хочу сойти за благородную. Даже низшие дворяне не ходят с растрепанными косами и без макияжа.
Окот возвращается только к ночи. Я мечусь по домику, как раненый зверь, и, когда Окот входит, чуть ли не выпрыгиваю из собственной кожи.
— Где ты был? Я так волновалась! Я думала, тебя поймали или еще хуже.
Он склоняет голову, словно моя паника сбивает его с толку.
— Прошу прощения, возлюбленная моя. Я не хотел, чтобы ты переживала.
— Что случилось? Тебя не было несколько часов.
— Пойдем, — говорит он, протягивая мне руку.
Глядя на него с любопытством, я вкладываю в его ладонь свою маленькую ладошку, и мы выходим наружу.
Через портал на холме все еще прибывают фейри. Другие толпятся у домиков. С утра начнется отбор, хотя я понятия не имею, во сколько это произойдет и чего от него ожидать.
Окот ведет меня мимо домиков к амфитеатру. В ночи тот выглядит зловеще. Размеры внушают страх. У одного из входов стоит страж, но он лишь кивает Окоту, когда мы заходим внутрь.
Далее Окот ведет меня по извилистому коридору, и в итоге мы оказываемся за кулисами. Только вместо гримерки здесь тюремные камеры. Здесь несет службу другой страж, и его пристальный взгляд встречается со взглядом Окота.
— Десять минут. Не больше.
Окот кивает и тянет меня к камерам. Страж закрывает за нами дверь, и в помещении становится темнее, чем раньше. На стене висит одинокий фонарь, но он отбрасывает больше теней, чем дает света.
Мы двигаемся дальше, и я чувствую, как мучившая меня все эти дни боль в животе заметно уменьшается. Тело покалывает, и не только от предвкушения. Это магия якорей пытается меня ухватить. Бесплотная рука гудит.
Мы проходим мимо камер. Я замечаю, что все они немного отличаются друг от друга. В дверях некоторых есть решетки, другие же полностью закрыты камнем или деревом. Одна целиком сделана из железа. Кое-кто из пленников видит нас, но никто не произносит ни слова.
В самом конце коридора я нахожу своих генфинов. Я подбегаю к их камере, хватаюсь рукой за прутья решетки и не могу сдержать всхлипа. При этом звуке три фигуры, лежащие на твердом полу, слегка вздрагивают.
— Окот, ты можешь принести фонарь? — шепчу я.
Он поворачивается и идет за ним, а я продолжаю смотреть внутрь камеры. Окот возвращается и вешает фонарь рядом, чтобы я могла получше рассмотреть парней. От представшей перед глазами картины во мне вскипает злость, и я сжимаю челюсти.
Мои парни свернулись калачиком на твердом каменном полу. Они грязные, и я могу только представить, насколько они стеснены и изголодались. Им не дали ни одеял, ни соломенных тюфяков. В углу стоит ведро, которое, я уверена, наполнено отнюдь не водой.
— Парни? — зову я, мой голос дрожит.
При звуке моего голоса три головы поднимаются как по команде. Генфины тут же просыпаются. Эверт встает так быстро, что я даже не успеваю заметить движение. Он оказывается передо мной, на его усталом лице такое выражение, словно он боялся, что никогда больше не увидит меня.
— Черт возьми, Чесака. Я волновался.
Я не могу сдержать слез. Они сами льются по щекам.
— Я тоже, — надломленно отвечаю я. — Я так скучала по вам, парни.
Я пытаюсь запомнить его лицо, густую черную бороду и ярко-голубые глаза. Ямочек не видно, но я знаю, что они есть. Я перевожу взгляд на Силреда и Ронака, когда они подходят ближе и встают по бокам от Эверта. Генфины стоят передо мной, и я хочу лишь оказаться в камере вместе с ними.
— Не плачь, — тихо говорит Силред.
— Да, меня чертовски убивают твои слезы, — вторит ему Эверт.
Я поднимаю руки, чтобы стереть слезы, но неловко останавливаюсь. Эмили, у тебя все еще нет руки. Да неужели?
Взгляд Ронака останавливаются на моем пустом рукаве.
— Что случилось?
Его сильные руки цепляются за прутья так сильно, что костяшки белеют. От его пристального взгляда замирает сердце. Оно всегда приходит в восторг, когда Ронак включает альфу.
— Ничего, — говорю я, быстро отстраняясь.
Но недостаточно. Ронак просовывает руку между прутьями, хватает пустой рукав и неловко дергает меня на себя.
Окот внезапно подходит ко мне сзади и мягко, но крепко берет меня за другую руку. Сейчас начнется соревнование по перетягиванию каната, и канатом буду… ну, я.
— Не веди себя с ней так грубо, — рычит Окот.
Генфины наконец замечают его, и воздух трещит от напряжения.
Взгляд Эверта перебегает с меня на Окота, а затем обратно.
— Кто это, черт побери, такой, Чесака?
Хм. Как их представить друг другу… Я открываю рот, чтобы ответить, но чувствую, как Окот подходит ближе и прижимается грудью к моей спине. Чувствуя его, я не могу не расслабиться, и это заметно.
Неужели на их лицах промелькнула ревность? Я слегка вздрагиваю. Мне не должно нравиться, что они ревнуют, но… Да. Мне нравится.
— Ты в порядке? — спрашивает Окот, игнорируя направленные на него взгляды.
— В порядке.
Окот слегка ослабляет хватку на моей руке, но сначала он наклоняется и вдыхает аромат моих волос.
— Какого черта? Не нюхай ее, — зло требует Эверт.
— Все нормально. Мы нюхаем друг друга. Это наша фишка, — объясняю я.
Генфины лишь сильнее хмурятся.
— Так. Познакомьтесь. Окот, Эверт — тот, кто постоянно бранится. Силред — тот, что милый. А тот мускулистый и хмурый — Ронак. Парни, это Окот. Я его пара, — говорю я, играя бровями.
Генфины недоверчиво на меня смотрят. Эверт потирает переносицу и закрывает глаза, словно не может вынести моих слов. Я уверена, что слышу, как он считает себе под нос.
Он поднимает глаза на Силреда.
— Ее не было всего неделю. Чертову. Неделю. И у нее теперь есть пара?
— Я здесь, и ты можешь говорить со мной напрямую.
Он качает головой, все еще глядя на Силреда.
— Нет, не могу. Потому что если я посмотрю на тебя, то мне придется посмотреть и на него, а если я посмотрю на него, то мне захочется перерезать ему его чертово горло. И, судя по размерам твоей так называемой пары, это, вероятно, ничем хорошим для меня не закончится.
Я не могу удержаться и хмыкаю.
— Ты бы видел его бычью форму.
Эверт откидывает голову назад и вздыхает.
— Отлично. Чертов ламашту.
Силред протягивает руку через решетку, чтобы пожать руку Окоту.