Рекс Стаут
Второе признание
Глава 1
— Я вовсе не против, — грубовато, но вполне приветливо проговорил наш посетитель. — У вас тут хорошо. — Он огляделся кругом. — Нравятся мне эти типично мужские кабинеты. Отличное местечко.
Я никак не мог оправиться от удивления: он и впрямь выглядел как шахтер. По крайней мере, именно таким мне виделся настоящий горняк: могучее сложение, грубая, обветренная кожа, руки, в которые так и просится кайло. Уж конечно, председатель правления Корпорации континентальных шахт, которая располагала собственным зданием на Нассо-стрит, неподалеку от Уолл-стрит, зарабатывал на жизнь отнюдь не с помощью кайла.
Немало удивил меня и его тон. За день до того я услышал в телефонной трубке энергичный голос. Человек на том конце провода представился и спросил, когда Ниро Вулф сможет заглянуть к нему в контору. Я объяснил, почему мне придется сказать: «Никогда», и в конце концов на следующее утро в одиннадцать была назначена встреча у Вулфа. Затем я, как всегда, навел справки о будущем клиенте, позвонив Лону Коэну из «Газетт». Лон сообщил мне, что единственная причина, по которой Джеймс Ю. Сперлинг не станет откусывать вам уши, заключается в том, что обычно он сразу заглатывает голову целиком. И вот он сидит перед нами, развалившись в стоявшем у стола Вулфа красном кожаном кресле, — этакий добродушный здоровяк, и когда Вулф, начиная разговор, объяснил, что никогда не покидает дом ради дела, и выразил сожаление, что Сперлингу пришлось самому явиться к нам, на Западную Тридцать пятую улицу близ Одиннадцатой авеню, гость произнес те самые слова, что я уже приводил в начале. «У вас тут хорошо», — сказал он!
— Сойдет, — пробормотал довольный Вулф. Он сидел за своим письменным столом, откинувшись на спинку сделанного по особому заказу кресла, которое было способно выдержать вес до четверти тонны и в один прекрасный день могло бы пройти испытания на практике, достигни габариты его владельца таких размеров. — Если вы расскажете о своих затруднениях, — добавил Вулф, — возможно, я сумею устроить так, чтобы ваш визит оказался ненапрасным.
Устроившись на своем рабочем месте под единственно верным по отношению к столу Вулфа углом, я позволил себе украдкой усмехнуться. Состояние его банковского счета не вызывало необходимости обхаживать клиента, но я-то знал, отчего он столь медоточив. Просто Сперлинг похвалил его кабинет. Вулфу не просто нравился кабинет, находившийся на первом этаже принадлежавшего ему старого особняка из песчаника. Нет, он не просто нравился Вулфу — Вулф его обожал, и правильно делал, ведь здесь протекала вся его жизнь, за исключением того времени, которое он проводил в кухне у Фрица, в столовой, расположенной дальше по коридору, где трапезничал, наверху в спальне или в оранжерее на крыше, где любовался орхидеями и прикидывался, будто помогает Теодору.
Мои ехидные размышления прервал внезапный вопрос Сперлинга:
— Вы Гудвин, верно? Арчи Гудвин? — Я подтвердил его догадку, и он повернулся к Вулфу. — Это дело конфиденциальное.
— Как и большинство дел, обсуждаемых в этих стенах, — кивнул Вулф. — В детективных агентствах такое не редкость. Мы с мистером Гудвином уже привыкли.
— Это дело семейное.
Вулф нахмурился, и я тоже. После подобного начала смело можно ставить двадцать к одному, что сейчас нас попросят шпионить за его женой, а мы этим не занимаемся. Однако Джеймс Сперлинг добавил:
— Я вас предупредил. Вы все равно узнаете. — Он сунул руку во внутренний карман пиджака и вытащил оттуда пухлый конверт. — Хотя бы из этих вот отчетов. Они предоставлены мне детективным агентством Бэскома. Слыхали о таком?
— Я знаю мистера Бэскома. — Вулф по-прежнему хмурился. — Не люблю работать на вытоптанной земле.
Сперлинг как ни в чем не бывало продолжил:
— Я уже имел с ними дело и знаю, что это люди опытные, поэтому пришел к Бэскому и на сей раз. Мне потребовалась информация о человеке по имени Рони, Луис Рони. Но они проработали целый месяц и ничего не выяснили, а время поджимает. Вчера я решил расстаться с ними и обратиться к вам. Я навел справки: если вы действительно заслуживаете своей репутации, надо было с самого начала идти к вам. — Он улыбнулся ангельской улыбкой, чем снова изумил меня. Стало ясно, что этот будет держать ухо востро. — Судя по всему, вам нет равных.
Вулф, стараясь не выдать, что он польщен, проворчал:
— Есть один человек в Марселе, но он далеко, к тому же не говорит по-английски. Какая информация о мистере Рони вам необходима?
— Мне нужны доказательства, что он коммунист. Если вы их добудете, и добудете быстро, сможете выставить мне какой угодно счет.
— Я не берусь за работу на таких условиях, — покачал головой Вулф. — Вы не уверены в том, что он коммунист, иначе не стали бы предлагать столь щедрую оплату. Если он все-таки не коммунист, я не сумею доказать обратное. Что до моих счетов, то я всегда выставляю такие, какие хочу. Однако беру деньги за сделанную работу и не смогу исполнить того, что исключается обстоятельствами. Выяснить можно далеко не все, есть неизбежные пределы, но ни моим усилиям, ни гонорарам предела нет.
— Вы слишком много говорите, — нетерпеливо, но не грубо заметил Сперлинг.
— Разве? — Вулф вскинул на него глаза. — Тогда говорите вы. — Он кивнул в мою сторону. — Блокнот, Арчи.
Шахтер дождался, когда я достану блокнот и открою его на новой странице, а затем решительно приступил к делу, для начала продиктовав по буквам имя:
— Л-у-и-с. Р-о-н-и. В манхэттенской телефонной книге есть и его адвокатская контора, и дом, и квартира… В общем, здесь все, что надо. — Он указал на пухлый конверт, брошенный им на стол Вулфа. — У меня две дочери. Маделин двадцать шесть лет, Гвен — двадцать два. Гвен умничка, год назад она с отличием окончила колледж Смит, я почти уверен, что с мозгами у нее все в порядке, но она чертовски любопытна и к тому же презирает общепринятые правила. Девчонка еще понятия не имеет, что право на независимость надо заработать. Конечно, романтика в ее возрасте вполне позволительна, но не до такой же степени! Думаю, этот тип, Рони, привлек ее именно своей репутацией защитника слабых и угнетенных, которую приобрел, спасая преступников от заслуженного наказания.
— Это имя как будто мне знакомо, — пробормотал Вулф. — А тебе, Арчи?
— Мне тоже, — кивнул я. — Пару месяцев назад он отстоял ту торговку детьми, как ее там звали. Парень так и рвется на первые полосы газет.
— Или в тюрьму! — отрезал Сперлинг, и в его голосе не осталось ничего ангельского. — Сдается мне, я не сумел с ней сладить, и жена моя, черт побери, тоже! Бог знает, сколько родителей наступают на те же самые грабли. Мы даже отказали ему от дома, но вы же понимаете, к чему это привело. Единственная уступка, на которую она пошла, и сомневаюсь, что эта уступка была сделана нам, — всегда являться домой засветло.
— Она беременна? — спросил Вулф.
Сперлинг остолбенел:
— Что вы сказали?
Голос его внезапно сделался тверже самой твердой руды, какую только можно сыскать в земных недрах. Он явно ждал, что его тон заставит Вулфа пойти на попятный, но этого не произошло.
— Я спросил, не беременна ли ваша дочь. Если этот вопрос несуществен, я снимаю его, но он отнюдь не нелеп. Ну разве только она заодно с общепринятыми правилами презирает и законы природы.
— Она моя дочь, — тем же категоричным тоном проговорил Сперлинг, затем напряжение неожиданно отпустило его, застывшие мускулы расслабились, и он расхохотался. Он просто стонал от смеха, даже не стараясь сдержаться, но ему быстро удалось взять себя в руки и продолжить разговор. — Вы слышали, что я сказал? — спросил он.
— Если могу доверять собственным ушам, то слышал, — ответил Вулф.
— Можете. — Сперлинг вновь просиял ангельской улыбкой. — Наверное, дочь — слабое место каждого мужчины, но я-то, знаете ли, не каждый. Насколько мне известно, она не беременна, а не то и сама бы сильно удивилась. Дело в другом. Чуть больше месяца назад мы с женой решили исправить ошибку, и жена сказала Гвен, что Рони будут в любое время рады в нашем доме. В тот же день я обратился к Бэскому. Вы совершенно правы, я не могу доказать, что он коммунист, иначе не пришел бы к вам, но я в этом убежден.
— Что заставило вас так думать?
— Его манера выражаться, и впечатление, которое он на меня производит, и то, как он ведет дела… Да и кое-что в отчетах Бэскома наводит на эту мысль. Сами увидите, когда прочтете…
— Но мистеру Бэскому не удалось добыть доказательства.
— Да, черт возьми!
— А кого вы называете коммунистами? Либералов? Свободомыслящих интеллектуалов? Членов Коммунистической партии? Где, по-вашему, пролегает граница?
— Это зависит от того, где я и с кем говорю, — усмехнулся Сперлинг. — В некоторых случаях этот термин приложим к любому, чьи взгляды левее центристских. Но с вами я использую его в прямом значении. По моему мнению, Рони — член Компартии.
— Когда вы получите доказательства, если вообще их получите, что будете с ними делать?
— Предъявлю дочери. Но это должны быть именно доказательства. Что́ я о нем думаю, она уже знает, я давно ей сказал. Разумеется, она передала это Рони, а он посмотрел мне прямо в глаза и заявил, что ничего подобного.