— Она новенькая? — с насмешкой интересуется он.

— Мы открылись только перед Хеллоуином, — сообщает ему Вуди. — Но мы быстро учимся.

Джил возвращает карту, сличив подпись с той, что покупатель оставил на бумаге. Она складывает в пакет кассету, заполненный бланк и протягивает ему, изо всех сил стараясь не коснуться пальцев покупателя — этот жест вызывает у него новый приступ смеха. Лицо ее пылает от сдержанного гнева, когда она произносит ему вслед:

— Приятного просмотра.

Вуди издает горлом какой-то звук, не то чтобы кашляет, а как будто пытается избавиться от чего-то, застрявшего там.

— Будем надеяться, что больше никто не принесет кассет в таком виде, — бормочет он, подписывая квитанцию возврата, — иначе ответственному придется платить.

— Надеюсь, все-таки не придется, — отзывается Джил, краснея еще больше.

— Ну что ж, господа, продолжайте, — произносит он с тем английским выговором, который, должно быть, услышал в каком-нибудь старом кино, и направляется наверх.

Агнес бочком скользит вдоль прилавка со стороны информационного терминала.

— Повезло, что Лорейн не видела, с чем тебе пришлось иметь дело, — голос ее чуть громче шепота, она заправляет за ухо длинные черные локоны, отчего становится видно выступающую скулу и часть бледной впалой щеки, пошедшей пятнами от негодования, — или, наоборот, жаль, что не видела.

— Я умею справляться с мужиками, Аньес. У меня достаточно опыта. — Джил хочет сказать, что ей вовсе не требовалась помощь воинственной Лорейн: за несколько лет работы в библиотеке ей частенько доводилось разбираться с Кеном, от того еще сильно пахло мылом, походил он на врача из тех, что так и норовят раздеть пациентку, и приходилось объяснять ему, что значит «нет», каждый раз, когда Кен заставал ее в одиночестве. Но, возможно, ее слова прозвучали так, словно она упрекает в отсутствии опыта Агнес. Потому Джил тут же добавляет: — Уверена, у тебя тоже, — но подозревает, что, возможно, преувеличивает сходство ситуаций. Больше она не находит что сказать, остается только слушать, как крошечный оркестр над головой исполняет Вивальди, пока Агнес не возвращается к своему терминалу.

Очередь подошла к концу. Больше никакие покупатели не отвлекают Джил от мрачных размышлений о том, как сделать рекламу Броуди Оутсу. Она глядит через проход в «Психологии» на совершенно бесполезную для нее пеструю россыпь «Текстов-крошек», когда с потолка звучит голос:

— Джил, пожалуйста, к четвертому телефону. Джил, к четвертому телефону.

Ей кажется, будто Конни застукала ее слоняющейся без дела. Однако, когда она берет трубку, Конни произносит:

— Ты не против пойти на ланч прямо сейчас? Уилфу непременно нужно в двенадцать, а Росс обедает в час.

Еще только одиннадцать, а смена Джил до шести вечера. По крайней мере, пораньше получится дочитать роман Броуди Оутса, и тогда наверняка появятся идеи. Она спешит отметить под часами начало своего перерыва и открыть книгу, пока в микроволновке под приглушенное металлическое позвякивание вертится, разогреваясь, ее коробка со вчерашним овощным чили. Обложка книги пуста, на ней только имя автора да название «Переобуваясь на ходу», написанное разными шрифтами, никаких фотографий, лишь на задней обложке указано, что это «первая публикация автора». Не успев дочитать первый абзац последней главы, Джил оборачивается, чтобы узнать, кто заглядывает ей через плечо, но, конечно же, это кондиционер дышит холодом в шею и даже пытается перевернуть страницу. Она ест прямо из картонной коробки, тыкая вилкой наугад, пока читает. Если подобный финал книги должен восприниматься как шутка, то до какой степени и над кем? Когда мужчина, оставшись в комнате один, снимает все свои костюмы, оказывается, он и был всеми персонажами: детективом Викторианской эпохи, который выслеживает похитителя драгоценностей, оказавшегося им самим, переодетым в женщину; сержантом Первой мировой, выдававшим себя за собственную дочь; загадочной певицей из берлинского ночного клуба, ее ребенком и гермафродитом; частным детективом из шестидесятых, который не может решить, какого он пола, и обнаруживает, что все вышеперечисленные — его родственники, приняв галлюциногены и доверительно побеседовав со своими генами где-то в середине книги, сюжет которой начинает идти в обратную сторону… Джил цепляет на вилку самый лучший кусочек, оставленный напоследок, но это оказывается обрывок фольги, покрытый соусом. Она сплевывает его в бумажное полотенце и выбрасывает в мусорную корзину с ножной педалью, после чего снова сосредотачивается на книге.

Название успевает лишиться всякого смысла к тому моменту, когда у нее за спиной некто облизывает громадные губы. Но кто бы ни решил воспользоваться связью, в последний момент он передумывает, поэтому динамик молчит. Наверняка из названия книги можно выжать что-то для рекламы, ну хотя бы аббревиатуру? «Вам покажется, что автор переобулся, но это не так», «Автор переобулся? Судите сами…», «Неужели БО написал „Переобуваясь“? Купите и узнаете…» Хватает мгновения, чтобы понять, насколько плохи все эти идеи, но буквы словно застряли в голове: не настоящее слово, а какой-то обрубок, неизвестно из какого языка. Они пульсируют в мозгу в ритме барабана или начинающейся головной боли. Переобуваясь, Переобуваясь, Переобуваясь… Она радуется, когда от мыслей ее отрывает появление Уилфа, вот только он торчит в дверном проеме, словно дожидается указаний, отчего-то уверенный, что их должна дать она. Над внимательными серыми глазами и длинным носом с закругленным кончиком появляется лишняя морщинка, а затем он растирает широкое, но не лишенное привлекательности лицо.

— Значит, — начинает он, — э…

— Чем могу помочь, Уилф?

— Как думаешь, можно мне уже перекусить?

Джил приходится взглянуть на свои часы и понять, что он имеет в виду. Как это она умудрилась провести наверху целый час? Ведь даже кофе не выпила, который, может, помог бы прочистить мозги.

— Ой, извини, конечно, твоя очередь, — охает она, вскакивая с места и направляясь к лестнице так поспешно, что едва не забывает отметить окончание перерыва. По крайней мере, это доказывает, что она с головой погружается в работу, говорит Джил себе. По крайней мере, она отдает магазину все, на что способна. Наверняка никто не посмеет требовать от нее большего.

Глава третья

Мэделин

— Посмотри на все эти книжки. Как Дэн думает, сколько здесь книжек? Много?

— Нога.

— Не «нога», Дэн, много. У книжек нет ног. Почти все они на полках. Вот это называется полками. В магазине книжки стоят на полках. А у Дэна дома есть полки?

Неужели папаша сам этого не знает? Должно быть, считает, с малышами можно нести любую чушь. Он со своим сыном в секции «Текстов-крошек» и говорит так громко, что заглушает музыку в колонках, даже Мэд знает, что сейчас играет Гендель. Она в соседней секции, в «Текстах-ходунках», где некоторые книги действительно ушли не на свои места, потому что слишком тонкие, а одна книжка из «Текстов для подростков» разлеглась на верхней полке стеллажа с адаптированными сказками. Иногда Мэделин кажется, что в названиях ее секций на букву Т должно быть слово «Тягомотина».

— Волки! — выкрикивает Дэн и смеется почти так же громко.

— Полки, Дэн. Что, найдем для Дэна хорошую книжку? Какая Дэну нравится?

— Вот эти, — отвечает Дэн, выходя из секции и топая по прямой. — Хорошие.

Мэделин едва не фыркает вслух, потому что малыш направился в отдел с эротикой. Росс в «Психологии» перехватывает ее взгляд, но вроде бы сомневается, можно ли улыбнуться вместе с ней, хотя они же договорились оставаться друзьями. Когда она в ответ подмигивает ему, он быстро отворачивается, так и не улыбнувшись толком. Он стоит рядом с ребенком, который уже снял с нижней полки «Дисциплину чувственности», пока не подходит папаша и не выхватывает у него книгу.

— Это плохая книжка, — говорит он, шлепнув ею по эротическим альбомам на верхней полке, и впивается взглядом в Росса, к которому уже приближается Мэд. — Совсем плохая.

Ей тут же кажется, что он почувствовал между ними с Россом некую связь, но им совершенно не о чем жалеть. И они не допустят, чтобы на работе между ними возникали какие-то моменты неловкости. Она уже забывает, каким осязаемым и шелковистым был Росс внутри нее, и каким гелем для душа отдавал на вкус его пенис, она даже почти забыла, как выглядят его загорелое лицо и светлые волосы с близкого расстояния. Она улыбается ему без всякой задней мысли и продолжает складывать книги в тележку, надеясь, что томов, оказавшихся не на своих местах, будет в ней не больше, чем обычно. Отец Дэна, громко комментируя свои действия, выбирает книжку с односложными словами и удаляется вместе с сыном, вышагивая в ритме Генделя, а Мэд закатывает тележку в «Тексты-крошки» и невольно ахает, хотя надо бы выругаться. Полдюжины полок выглядят куда хуже, чем было даже до начала уборки.

Росс, заглядывая через стеллаж, раскрывает рот, и на нее веет знакомым ароматом мятной зубной пасты.

— Какая жалость, — бормочет он, оглядывая беспорядок на полках. — А я даже не заметил, как он это сделал. Я бы никогда не позволил такое своему ребенку.