ПОБЕГ
Мы снова в маленьком доме Ханны и Элиаса, но я должна уходить. Это чрезвычайная ситуация. Так что нужно выполнять план. Лихорадочно я собираю пару вещей и фонарик в рюкзак, засовываю в него телефон и пересчитываю мамины деньги. Если буду бережливой, то этого мне хватит на два месяца. На цыпочках я крадусь мимо гостиной в кухню и беру пару продуктов и бутылку воды. Но на обратном пути к лестнице уже звонят в дверь.
У меня не остается времени. С рюкзаком и курткой под мышкой я прячусь в шкафу для одежды. Иногда быть маленькой и худой — это даже преимущество. Через щель в двери я могу видеть, как Элиас приглашает черноволосого незнакомца в гостиную. Мамина паранойя все же не была необоснованной. Найти адрес Ханны для него, вероятно, было детской игрой. Их имена, наконец, значились в извещении о смерти. Но откуда ему известно про мой дар?
Я распахиваю дверь и вырываюсь на свободу. На бегу надеваю куртку и рюкзак. Он тяжелый. Шнур спального мешка режет мне левое плечо. Но боль — это хорошо. Она отвлекает от страха.
Ты должна тренироваться. Если тебя будут преследовать, ты должна быть в лучшей форме.
Без труда я вхожу в свой привычный темп бега. Я не могу ехать на автобусе. Так меня легко поймать. Ноги несут меня по оживленному шоссе в густой лес, а мысли переносят меня к матери.
— Мы сейчас сыграем в игру, — ее карие глаза сверкают, как золотые пятна. Она гладит меня по волосам и улыбается. Но улыбка не достигает ее глаз. Я знаю этот взгляд. Мама всегда использует его, когда рассказывает мне о тех, кто ищет таких, как мы.
— Сейчас я господин Винклер. Все равно, что я скажу, ты не должна становиться грустной или сердитой, — господин Винклер один из дворников нашей школы, которого все боялись. Я почти уверена, что игра мне не понравится. Но мама говорит, что я должна быть не Эммой, а Кейт. А Кейт крутая, учится в третьем классе и вообще не боится господина Винклера.
— У нее особый дар. Она может ощущать чувства других людей. Лучше всего ярость, ненависть или презрение. Ими она питается, как вампир.
Я смеюсь, когда мама это говорит.
Но внезапно она рывком встает.
— Почему ты не почистила обувь, когда пришла со школьного двора?
Что? Уже началось? Я не знаю, что должна ответить. Ее голос вдруг стал строгим, а глаза, кажется, просверливают меня насквозь.
— Нууу? Долго еще ждать? Ты из 3-го «Б», не так ли?
Я киваю и не издаю ни звука. Скажи что-нибудь! Сделай что-нибудь!
Она еще сильнее наклоняется вперед.
— Ты больше никогда не зайдешь в эту школу, не почистив обувь! — рычит она.
И тогда до меня доходит. Со мной же ничего не может случиться. Я же Кейт.
— Вам это не разрешено! Кричать на меня. Если я расскажу директору, она вас наругает.
— И кому же она поверит? Тебе или мне?
Правильно. Госпожа Шнайдер придерживается мнения учителей и господина Винклера.
— Вы кричите не в первый раз. Мои друзья…
— Друзья? У такой странной девочки, как ты, нет же никаких друзей.
Нет! Я подпрыгиваю и отстраняюсь назад. Это подло. Это неправда. Только в этот момент. Возможно, у меня скоро будет подруга. Я кажусь им такой странной, когда «ныряю». Они говорят, я выгляжу сумасшедшей.
— Я не хочу в это играть!
Мама обнимает меня и вытирает слезы со щек.
— Мы будем играть в это только до тех пор, пока ты не сможешь всем Винклерам без страха дать отпор.
Устало я сажусь на корточки в зарослях вдали от лесных тропинок. Мое дыхание такое же бешеное, как и пульс. Влажный, пряный вкус дерева, еловых иголок и мха резко устремляется в легкие. Я достаю телефон из рюкзака и бронирую место на ночной самолет в Лондон. Когда я была маленькой, мама работала переводчицей с английского. Тот факт, что я выросла билингвом, предоставил мне вместе с хорошими оценками по английскому языку неоценимое преимущество свободного времени на уроке. Учителя неохотно позволяют себя обучать, особенно перед всем классом.
Я хотела прийти в аэропорт за два часа до отлета. Когда я, наконец, захожу в терминал за полчаса до посадки, на моих стопах от бега мозоли, которые стерлись до крови. Ноги неистово болят. Пот на коже заставляет меня мерзнуть в зале с кондиционерами. Кто-то касается моего плеча.
— Привет, Эмма.
Проклятье! Я знаю, что это незнакомец, прежде чем оборачиваюсь. Он смотрит на меня так, словно чем-то обеспокоен.
— Исчезните! — мой голос звучит слишком неубедительно.
— Нам нужно поговорить.
— НЕТ!
Я отступаю на пару шагов назад. Они меня не запрут и не будут проводить надо мной опыты.
Он хватает меня за руку и наклоняется вперед:
— Послушай, я не знаю, что тебе рассказала мать, но ты не должна меня бояться.
Его внезапная близость и крепкая хватка говорят мне противоположное. Я должна освободиться от него.
Избегай безлюдных трасс. Они не хотят попадаться на глаза. Они неохотно будут нападать на людях.
Я начинаю вполголоса звать на помощь. Хватка становится сильнее, и он бурчит:
— Оставь этот бред, дитя.
Упираясь, я кричу громче. Незадолго перед тем, как к нам подходят охранники, он отпускает меня. Незнакомец улыбается.
— Что здесь происходит? — спрашивает один из служащих.
Он не меньше двух метров ростом, так что я должна запрокинуть голову, чтобы смотреть ему прямо в глаза.
— Этот мужчина…
— Простите, что моя дочь устраивает такую сцену, — прерывает меня незнакомец.
Дочь? Подлец! Мой отец оставил мать еще до моего рождения.
— Вы не мой отец!
— Я знаю, малышка. — Его тон, как у врача, который разговаривает с тяжелым пациентом. — Давай поговорим об этом дома, Эмма. — Он пытается положить на меня руку, но я ее отбиваю. Его актерская игра действительно поражает.
Они знают, как манипулировать людьми. Ты должна быть лучше их.
— Я вообще не знаю этого человека!
— Ты Эмма Майер, 16 лет, дочь Катарины Майер и моя, — говорит незнакомец. Выражение его лица становится серьезным. — И твою мать сегодня похоронили.
Он оборачивается к сотрудникам полиции:
— Вы можете проверить эту информацию. Простите, что мы доставляем вам столько беспокойств, но она сегодня уже много чего перенесла.
Мои губы дрожат, и я крепко сжимаю их. Как он смеет использовать смерть моей мамы для этой подлой игры! Перед моими глазами танцуют расплывчатые пятна. С момента смерти мамы я почти не спала. Усталость смешивается с моей яростью и страхом перед тем, что он может со мной сделать. Я сжимаю руки в кулаки и пытаюсь сконцентрироваться на дыхании, когда раздается оглушительный треск и звон разбитого стекла. Кулер около стойки регистрации падает на пол. В большой луже осколки резервуара блестят, как жидкое серебро. Некоторые брызги воды и осколки почти достигли ног мужчины. Все обернулись. Бежать! Сейчас! Но он быстр. И его хватка такая крепкая.
— Отпустите мою руку!
Он поднимает брови:
— Ну, если только ты наконец пойдешь со мной. Я отвезу тебя к Леманнам… домой.
Я не верю ему. Почему он должен отвезти меня обратно к Ханне и Элиасу?
— Я никуда с вами не пойду! — кричу я громко.
— Ах, да перестань уже, девочка, — нетерпеливо говорит сотрудник охраны. Из его рации раздается дребезжащий голос: «Все понятно. Мы пришлем уборщика».
— Спасибо, — отвечает он. Затем он смотрит на меня и качает головой: — То, что он твой отец, видно же с первого взгляда.
ЧТО? Я чувствую, будто только что врезалась в бетонную стену. Медленно поворачиваюсь и внимательно осматриваю незнакомца. Черные, гладкие волосы, узкое лицо, высокий лоб и ледяные глаза. Мои глаза.
О боже, как же это я сразу не обратила на это внимание! Дрожь пробегает по моему телу. Я больше не могу двигаться и только пристально смотрю на него.
— Эмма, — вздыхает он, — Пойдем уже. Мы действительно должны поговорить.