Рене Бернард

Сладкий обман

Моей матери, которая научила меня любить книги и никогда не ворчала, если я читала любовные романы за обеденным столом. Она самая прекрасная женщина, которую я знаю. Не важно, куда забросит меня жизнь, я знаю, что частичка ее всегда последует за мной и будет меня охранять.

Спасибо, мама. Я люблю тебя.

Пролог

1861 год

Экипаж трясся по неровным улицам, вымощенным булыжником, и Джоселин ежилась от ночного холода, пробиравшего ее до самых костей. За время путешествия из Уитонской школы для молодых особ страх, навеянный собственной смелостью, не уменьшился. Но печальное событие заставляло ее двигаться вперед.

Мать Джоселин умирает.

Когда от нее перестали приходить письма, Джоселин охватило чувство безумной тревоги. Директриса школы, миссис Уэллинг, попыталась ее успокоить, но волнение не давало Джоселин покоя. Однажды, не сумев уснуть, она выскользнула из кровати и отправилась искать миссис Уэллинг. Спускаясь по лестнице в халате и тапочках, Джоселин надеялась, что ее не накажут за своевольное хождение по коридорам школы без разрешения. С этой мыслью она остановилась у двери кабинета директрисы. Здесь Джоселин и услышала, как миссис Уэллинг разговаривает со своей сестрой, миссис Фостер, и узнала всю правду.

– Очевидно, она очень больна, – послышался голос миссис Уэллинг, – но не хочет волновать Джоселин.

– Бедняжка, – раздался жалобный голос миссис Фостер, – а что, есть причина для волнения?

– Думаю, да. В записке сказано, что миссис Толливер позаботится о содержании Джоселин, а дальнейшие инструкции мы получим, когда придет время.

– Бедняжка, – вновь повторила миссис Фостер.

– Не понимаю, почему мать не хочет, чтобы ее единственная дочь была с ней рядом в такую минуту… Однако мы не вправе обсуждать волю миссис Толливер. Она была великодушной покровительницей, и мы…

Джоселин больше ничего не слышала. Она зажала рукой рот, изо всех сил сдерживая рыдания. Ее мать умирает. И даже не послала за ней. Это жестоко и невозможно понять, даже при их необычных семейных отношениях… Джоселин считала, что ее загадочное раздельное существование с матерью было странным. Сколько она себя помнила, она проживала в закрытых пансионах. Письма от матери и ее визиты были самыми яркими моментами детства. Когда другие девочки уезжали домой на каникулы, миссис Толливер забирала Джоселин и увозила за границу, за город или снимала комнаты на морском курорте. Каждый раз они куда-то ехали. Единственным местом, которое они никогда не выбирали для своих путешествий, был Лондон. Мать говорила, что там впоследствии Джоселин продолжит образование. И Джоселин оставалось лишь верить ей на слово. Она любила мать за острый ум и веселый характер.

– Только глупые птицы летят домой, дорогая, – сказала однажды миссис Толливер, когда Джоселин попыталась получить у нее объяснения. – Я хочу, чтобы ты летала свободно. – Джоселин посмотрела на мать и решила больше не устраивать ей допросы, а просто наслаждаться тем коротким промежутком времени, которое они проводили вместе. Она с ранних лет усвоила, что разговоры об одиночестве и бесконечные вопросы ни к чему не приведут, только увеличат интервалы между приездами матери.

Мать Джоселин была известной портнихой и шила наряды для лондонской знати. Из-за плотного графика работы ее вряд ли можно было обвинять в том, что она сама не занималась воспитанием дочери и отдала Джоселин в частный пансион. Об, отце Джоселин знала мало. Но ей было известно, что после его смерти мать поклялась никогда больше не выходить замуж и сдержала слово. Мать во что бы то ни стало решила обеспечить Джоселин достойную жизнь и не раз повторяла, что ее единственная дочь однажды станет знатной дамой. Она будет жить как принцесса и никто никогда не посмотрит на нее свысока.

«Никто никогда не посмотрит на меня свысока».

Для Джоселин эти слова стали девизом, она часто повторяла их и делала все, чтобы мать гордилась ею. Она с головой ушла в учебу и изо всех сил старалась стать такой, какой хотела видеть ее мать. Джоселин изучила латынь, французский, русский и итальянский языки. Она много читала, пробовала писать акварелью, увлекалась икебаной, вышивала и великолепно танцевала. Она делала все, что могла, чтобы доказать, что дочь портнихи ничуть не хуже своих знатных одноклассниц.

Теперь все это потеряло смысл для Джоселин.

Она хотела видеть мать, и ее наставления о том, что надо держаться подальше от грязного, нездорового воздуха Лондона, ничего теперь не значили. Джоселин помчалась в свою комнату, оделась, собрала кое-что из вещей. Прокравшись по тихому и темному дому в пустой кабинет миссис Уэллинг, она наконец нашла то, что искала. Документы, приготовленные для матери и ее лондонский адрес.

Она чувствовала себя воришкой, но это ощущение меркло по сравнению с желанием увидеть мать. Мать простит ее за нарушение правил, как только увидит, как сильно Джоселин любит ее. Возможно, она не очень больна. Возможно, еще есть время для чуда.

Надежда была призрачной, однако Джоселин не позволяла страху поселиться в ее душе.


Уличные фонари освещали темные улицы, и Джоселин отважилась взглянуть через зашторенное окно на город, который она раньше только представляла себе. Решение матери держать дочь подальше от нездорового климата, похоже, было правильным. Джоселин плотнее запахнула пальто. Огромные здания, громоздившиеся вдоль улиц, вызывали в ней чувство тревоги, и она надеялась, что сумеет быстро отыскать ателье матери. Джоселин не сомневалась, что у нее тепло и уютно.

Глупо думать об этом, промелькнула мысль. Сейчас самое главное – здоровье матери. А поддержка ей сейчас необходима.

Экипаж замедлил ход, Джоселин расправила плечи, стараясь использовать все, что ей Дало обучение в школе.

Леди должна быть на высоте в любой ситуации и сохранять спокойствие даже в самый критический момент. Она покажет матери, что хорошо усвоила все уроки.

Деревьев здесь оказалось больше, чем она, ожидала, и улица была симпатичнее тех, по которым Джоселин проезжала, но в темноте было трудно что-либо разглядеть. Кроме одного дома впереди, в котором горели окна.

И когда экипаж остановился перед этим домом, Джоселин не знала, что думать и что делать.

– Это здесь, мисс! – крикнул извозчик и открыл дверцу.

Джоселин чувствовала себя пушистым птенцом, которого выталкивали из гнезда на тротуар.

– Вы уверены, что это правильный адрес?

Извозчик подмигнул ей. У него был такой вид, словно он отпустил непристойную шутку:

– Никакой ошибки, мисс. Это – «Колокольчик», без сомнений.

Джоселин не успела у него спросить, почему «Колокольчик». Неужели платья ее матери пользуются таким успехом, что ее ателье всем известно в Лондоне?

Она глянула на сверкающие огнями окна и услышала доносившийся оттуда смех. Может быть, это все-таки не тот адрес? Мать умирает, а в ее доме, похоже, в разгаре вечеринка.

По ступенькам к Джоселин спустился лакей в ливрее. Вид у него был не очень гостеприимный, словно в лице ночной гостьи он увидел потенциального противника.

– Для прошений время позднее, мисс. Вам придется уйти.

– Извините! – Джоселин вздернула подбородок. Она не могла поверить, что мать наняла такого грубого и пренебрежительного слугу. – Я – Джоселин Толливер. Это – дом моей матери, и я приехала, чтобы быть с ней!

– Дом вашей матери? Полагаю, вы заблудились или выпили лишнего. Здесь нет никакой Толливер, и если вы не уберетесь отсюда со своими вещами, я принесу прут…

– Довольно! – Возникшая в дверном проеме высокая фигура положила конец угрозам слуги. – Занеси ее вещи в дом.

Ни слова не говоря, лакей подхватил сумку Джоселин и исчез в доме, словно ему на голову вылили ушат холодной воды.

Джоселин заставила себя остаться на месте, когда к ней подошел высокий чернокожий мужчина. Он показался ей человеком без возраста. И только в печальных глазах сквозила тревога, словно он целую вечность не знал покоя. Джоселин предположила, что ему далеко за тридцать.

– Я… я – Джоселин Толливер, и…

– Я знал, что вы приедете. – Его голос на этот раз прозвучал мягко. У него была необычная речь, но Джоселин затруднялась определить, что именно было необычным. – Меня зовут Рамис. Она поклялась, что оградит вас от этого, но я знал, что вы приедете к ней.

– Значит, я не заблудилась? – Чувство облегчения смешалось с чувством тревоги. – Моя мама…

В глазах Рамиса она прочла подтверждение своей догадки.

– Хорошо, что вы приехали. Пойдемте, – он предложил ей руку, – я провожу вас.

Но он не повел ее в дом через парадный вход. Они обошли вокруг дома и через черный вход попали на кухню. Люди, работавшие там, как-то странно посмотрели на Джоселин, но не сказали ни слова, когда Рамис повел ее по черной лестнице на второй этаж. Даже сюда доносились приглушенные звуки веселья. Открыв дверь, они оказались в холле, украшенном картинами и безделушками в восточном стиле.

– Я не уверена, что… – Джоселин замолчала, увидев женщину, на которой из одежды не было ничего, кроме корсета и панталон.

Женщина улыбнулась, словно встречать незнакомых людей в нижнем белье было для нее обычным делом.

– Добрый вечер, – сказала она и, не ожидая ответа, направилась через холл к центральной лестнице.

– Она забыла одеться! – прошептала Джоселин. Рамис кивнул и тихонько подтолкнул ее вперед.

– Сюда, пожалуйста. – Он подошел к богато украшенной двери из красного дерева в конце холла. – Если пожелаете, я могу войти вместе с вами.

Джоселин колебалась. Неудобно просить незнакомца сопровождать ее. Она оглянулась на холл, где встретила полураздетую женщину. Безумство стоять перед дверью умирающей матери и слышать музыку, смех и громкие пронзительные звуки несмолкающего празднества. Джоселин много раз представляла себе свой приезд в Лондон, но о таком она даже подумать не могла. Этому должно быть какое-то объяснение. Мать все приведет в порядок. Джоселин немного приободрилась от такой мысли. Мать поправится, и все встанет на свои места.

– Нет, я пойду одна. – Не дожидаясь ответа Рамиса, она расправила плечи, готовясь к худшему, и взялась за ручку двери.

Дверь легко открылась, и Джоселин вошла в комнату, не обращая внимания на бешеный стук сердца.

Она на мгновение задержала дыхание и бросилась к кровати. В огромной спальне мать показалась ей гораздо меньше, чем она помнила ее. Прошло девять долгих месяцев с момента их короткого путешествия в Шотландию. Мать всегда была такой энергичной и красивой, что все остальное рядом с ней просто меркло. Сейчас казалось, что болезнь выпила из нее все соки. Лицо приобрело восковой оттенок и страдальческое выражение. Мать словно подменили кем-то другим, но знакомые черты все же угадывались в этом изможденном лице. Джоселин любила ее больше всего на свете.

Она была здесь совсем одна, рядом не было ни врача, ни сиделки. Глаза матери были закрыты. От мысли о том, что она могла опоздать, горло Джоселин перехватил спазм. Она тихонько опустилась на колени перед кроватью и, дрожа от волнения, взяла мать за руку. Рука была холодной, но слабое дрожание пальцев словно подтверждало, что в этом теле еще теплится жизнь.

– Мама, – прошептала Джоселин, погладив ее по лицу, – я приехала к тебе.

Мать открыла глаза. Некогда темно-синие, сейчас они были туманными и тусклыми.

– Джоселин…

Джоселин облегченно вздохнула.

– Ты потом отругаешь меня за непослушание, мама. Я готова к любому наказанию, как только ты поправишься.

– Я должна бы рассердиться, что ты здесь… Но я очень рада. – Ее голос звучал устало и бесцветно.

– Отдохни. – Джоселин наклонилась и поцеловала ее в лоб.

– Нет. – Мать с трудом сглотнула, однако продолжила: – Лучше сейчас… Я хочу, чтобы у тебя была хорошая жизнь.

– Конечно, мама. – Джоселин огляделась вокруг в поисках лекарств или колокольчика, чтобы позвонить и попросить принести угля в камин. – Не беспокойся, пожалуйста. Я здесь, и сейчас настала моя очередь позаботиться о тебе.

Джоселин подошла к двери, открыла ее и нисколько не удивилась, обнаружив там Рамиса.

– Принесите немного бульона и…

– Рамис, подойди сюда! Я хочу… Ты должен засвидетельствовать… – Властный голос матери превратился в слабый стон.

Джоселин вместе с Рамисом поспешила к кровати.

– Мама, не надо так волноваться. Мы проследим, чтобы все, что нужно, было сделано. У тебя очень холодные руки. Нужно добавить угля в камин, чтобы ты согрелась.

Выражение лица матери изменилось, она пристально смотрела на Джоселин, крепко схватив ее за руку.

– Я хотела сделать для тебя многое, но теперь времени нет. Тебе придется сделать это самой. – Было видно, что разговор отнимает у нее много сил, но она держалась. – «Колокольчик» станет твоим. Ты позаботишься о девочках. Если ты бросишь их, они перейдут в другие руки, Джоселин.

– Девочки? – Джоселин ничего не могла понять. – Какой «Колокольчик»?

– Поклянись, что ты позаботишься об их безопасности! Что не разрушишь созданное моими руками.

Мать до боли сжала руку Джоселин, в ее глазах появились слезы.

– Мама, я поклянусь в чем угодно, только не говори так, будто… – У Джоселин сдавило горло от такой просьбы.

– Поклянись, Джоселин.

– Я… Клянусь. – Она попыталась высвободить свою руку, но ледяные пальцы матери крепко держали ее.

– Мне давно следовало рассказать тебе, только я все не могла собраться с духом. Мне не хватило смелости, а ты будешь смелой. Никогда не показывай им ни капли страха. Дом – твой. Ты должна удержать их всех и защищать, как только можешь. Рамис поможет тебе. Я была хозяйкой «Колокольчика», теперь все достанется тебе.

– Как пожелаете, мадам. – Рамис коснулся лба и поклонился.

Джоселин почувствовала панику:

– Что мне достанется?

– Все, что у меня есть, и все, что на моем попечении, включая девочек. Ты ответственна за них всех. – Мать печально улыбнулась. – Не убивайся сильно, любовь моя. Печаль не должна выходить за стены этой комнаты. Рамис покажет тебе… Все конторские книги – здесь. Сошлись на нездоровье и спрячься на несколько дней, пока не почувствуешь, что готова занять мое место.

– Твое место, – как эхо повторила Джоселин. Она была абсолютно потеряна и сбита с толку.

– Возьми мое имя, Джоселин, оно имеет определенный вес. Пройдет время, обо мне никто и не вспомнит.

Джоселин посмотрела на Рамиса, надеясь услышать разъяснения, но он был нем, как скала.

– Но я и так ношу твое имя, мама.

Голос матери опустился до шепота, она немного отпустила руку Джоселин:

– Ты теперь мадам Дебурсье, хозяйка знаменитого и грешного «Малинового колокольчика».

– «Малиновый колокольчик» – это… – Джоселин почувствовала, как краска отливает от ее лица, – это не ателье?

Миссис Толливер покачала головой:

– Думай обо мне поменьше, любовь моя.

– Нет! Никогда! – К Джоселин вернулся боевой дух, она была готова защищать и спасать мать. – Ты – самая красивая и самая умная женщина, которую я знаю. И мне абсолютно все равно, что такое «Колокольчик», я о нем не думаю.

– Ты должна! Ты должна думать! – В голосе матери звучали нотки явного огорчения. – «Колокольчик» – это… необычный приют, Джоселин. Грех относителен в этом мире… Пожалуйста… Ты обещала…

Сердце Джоселин дрогнуло, она заставила себя проглотить ком в горле.

– Леди всегда держит свое слово, мама. Я обещаю… Я позабочусь об их безопасности.

– И… Я… – Мать стремилась подсказать ей, а слезы медленно катились по щекам.

Мозг Джоселин лихорадочно соображал, чем можно утешить мать.

– И я… не оставлю девочек, возьму твое имя… Я сделаю все, чтобы защитить…

– «Малиновый колокольчик», – выдохнула мать, и лицо ее стало спокойным.

– Я клянусь, – прошептала Джоселин, молясь, чтобы ее клятва спасла мать. – Я люблю тебя, мама, не уходи, пожалуйста.

– Рамис позаботится о тебе… – Ее взгляд стал рассеянным. – Я люблю тебя… моя дорогая девочка… будь… смелой…

Джоселин сразу почувствовала это. Еще секунду назад мать шептала ей слова поддержки, и вот теперь ее не стало. Острая тоска пронзила Джоселин, она обняла мать и зарыдала. Бесполезно было умолять ее вернуться, бесполезно было отрицать, что душа покинула ее тело. Но Джоселин не могла остановиться.

Теплые руки оторвали ее от матери, и Рамис прижал Джоселин к себе, стараясь успокоить.

– Ну-ну, успокойтесь, мистрис, – произнес он ровным голосом, хотя в нем тоже звучала скорбь. – Пусть она упокоится с миром.

Джоселин вцепилась в его плечо и плакала до тех пор, пока слез уже не осталось. Наконец она отпустила Рамиса, к ней вернулись сдержанность и рассудок. Она оглянулась на дверь, а потом, впервые за все это время, медленно осмотрела комнату с дорогой мебелью, отделанную в старинном восточном стиле.

– Мистрис, – тихо окликнул ее Рамис.

– Девочки… – нерешительно начала Джоселин. – Сколько их?

– Почти дюжина теперь на вашем попечении.

Джоселин встретилась с его взглядом и поняла, что от судьбы не уйдешь. Мать обманывала, и причина ее лжи была абсолютно ясна. Мать Джоселин не была портнихой. Ее мать – падшая женщина, одна из тех, о которых шепчутся другие и указывают пальцем, проезжая в экипаже. Деньги за обучение и разговоры о «лучшей жизни» обрели для Джоселин новый смысл.

На попечении Джоселин теперь почти дюжина женщин. И не надо говорить, какое будущее их ожидает, если она выгонит их и сожжет этот дом дотла. Даже в условиях воспитания в закрытом пансионе она знала ужасные последствия жизни женщины на улице. По крайней мере, она имела об этом представление. Женщине не выжить без защиты.

«А как же выживу я?»

«Леди всегда держит слово».

Две недели назад Джоселин исполнилось восемнадцать. Она никогда еще не была на балу, ей ни разу не целовали руки. И теперь она – единственная владелица и содержательница печально известного в Лондоне борделя «Малиновый колокольчик».