Кэрол театрально возводит глаза к небу.

— Нет у тебя никакого рака.

— Нет, есть, я знаю.

— Еще раз: у тебя нет никакого рака.

«У нее стопроцентно нет рака», — повернувшись к Элис, произносит Грейс одними губами.

— Знаешь, Кэрол, твой отец-то, он ведь умер от рака. Так и со мной может случиться.

— Мама, это все при мне было, помнишь? Я в курсе, что папа умер.

— Тогда ты должна знать, что у меня тоже рак и я скоро умру, и все вы, девоньки, останетесь без матери. О боже. В этом-то, — ее мать с резким вздохом понижает голос до шепота, — все и дело.

Шерил разражается тирадой о боли и уплотнениях в своей правой груди. На этой неделе — грудь, на прошлой — мозг, на позапрошлой — щитовидка, поджелудочная, лимфоузлы и толстая кишка, если Ли не подводит память. Вот где настоящий ипохондрик, и Ли с подругами боятся, что, когда Шерил прижмет по-настоящему, ей попросту никто не поверит.

— Ты грудь регулярно проверяешь? — Кэрол грозит Зои пальцем, шипит на дочь и велит бросить ветку, которой та гоняет Луку.

— Нет, но, когда мы с Эрни дурачились, он схватил меня за грудь и сказал…

— Ой, мама, замолчи немедленно! Ты разговариваешь по громкой связи.

Грейс и Элис, смеясь, наклоняются поздороваться с Шерил. Ли было нелегко воспринять даже то, что Шерил вообще начала с кем-то встречаться после смерти мужа. Но шуры-муры с почтальоном Эрни — это вообще ни в какие ворота.

— Мне пора. Нет у тебя никакого рака груди, поняла?

— Но я зашла на один сайт, и ты не поверишь, что там написано. Подожди, сейчас найду… — Из телефона доносится шелест бумаги.

— Ты что, распечатала статью? У тебя же вроде принтер сломался?.. слушай… Ладно, не важно. Просто кончай гуглить всякую ерунду. Нет у тебя рака, ты как огурчик. Как ни придешь к врачу, все у тебя хорошо. Прямо-таки отлично. В твоем возрасте таких здоровых людей еще поискать.

— Ха-ха, Кэрол. Очень смешно.

— Мне правда пора.

— Передай моей сладенькой внученьке громадный поцелуй от бабули.

— Хорошо, мама. Я тебя люблю. — Под несколько озабоченными взглядами подруг Кэрол бросает сотовый обратно в сумку. — Курам на смех, да? Нет у нее рака.

— Да конечно нет, — соглашается Грейс. — У твоей матери все болячки надуманные.

— А вот если бы был, что тогда? Мы в завещании назначили ее опекуншей на случай, если нас с Чарли не станет, но вдруг не надо было? Что, если мама умрет?

Ли содрогается. К несчастью, она знакома со смертью близких не понаслышке. Пережив ужас утраты, после смерти матери Ли осталась с отцом, которому было совсем наплевать на дочь. Сиротство Мейсона — ее худший кошмар.

— Вот почему я иногда думаю, что друзья с детьми лучше подходят на роль опекунов, — заявляет Элис. — Наши родители одних детишек уже воспитали, и на новых у них попросту нет сил. Мы серьезно подумываем о том, чтобы переписать завещание.

Грейс бросает взгляд на Ли и ободряюще улыбается. Эту тему они поднимали уже много раз, поскольку обе матери-одиночки, Грейс убедила Ли привести дела в порядок.

Месяц назад Грейс затащила ее к своему адвокату, и тот составил документ, который оставалось лишь заверить. Набрасывая черновик завещания, Ли наблюдала, как Грейс скрупулезно прочесывает его пункт за пунктом — вдруг они что-нибудь упустили?

Ли вдруг преисполнилась уверенностью.

— Ты согласна?

— На что именно? — сняв очки, Грейс переключилась на Ли.

— Я о Мейсоне. Ты его заберешь, если со мной что-то случится?

Никогда слова не давались ей тяжелее.

— Уверена? — Грейс потрясенно прижала руку к груди. — Это ведь решение огромной важности.

Ли кивнула:

— Мейсон тебя обожает. Вы легко находите общий язык. Я же вижу.

Грейс тогда чуть не раздавила ее в объятиях и сказала, что польщена такой честью.

— Я бы попросила тебя позаботиться о Луке, но Чэд наверняка начнет войну, добиваясь опеки над сыном.

Ли подняла глаза к потолку и промокнула рукавом слезы. Решение далось ей нелегко, но она была как никогда уверена, что Грейс — правильный выбор.

* * *

— С твоей мамой будет все хорошо, — говорит Ли. — Ничего с ней не случится.

— Ну еще бы, она ведь хочет пить мою кровь, пока я сама не превращусь в седую старушку.

— Все равно тебе повезло, что она у тебя есть, — пожимает плечами Ли.

— Тебе легко говорить, — вздыхает Кэрол, просматривая сообщения.

Ли согласилась бы на любую мать. Завтра очередная годовщина смерти ее собственной, и каждый год мысли о покойной омрачают повседневную жизнь — от родительских обязанностей до работы и приготовления еды, — становясь единственным, о чем Ли в состоянии думать. Это болезненная, тщательно избегаемая тема, единичное воспоминание, за которое зацепился разум, день, когда изменилось абсолютно все, когда она сама стала… другой.

Раньше Ли топила боль в алкоголе. Напивалась вином до отключки и, проснувшись на следующий день с квадратной головой, с облегчением понимала, что ужасная дата осталась позади. До следующего года.

С тех пор как Ли в завязке, Грейс превратилась в ее палочку-выручалочку. Ли понятия не имеет, как справилась бы одна. Много лет у нее не было хорошей подруги, способной подставить плечо, а теперь Грейс — один из тех немногих подарков, за которые она благодарна жизни, даже когда та бьет ключом по голове.

— Зои, детка, пошли! — кричит Кэрол.

Ее голос возвращает Ли в реальность — на площадку, к друзьям, пакетикам с фастфудом, сумкам, бутылкам с водой, Мейсону и целому списку неотложных дел на сегодня. Помахав рукой, Ли прощается с приятельницами и снова мысленно возвращается к матери, спрашивая себя, чем бы она пожертвовала за еще один день, проведенный с мамой. За день вроде этого. За возможность болтать с ней по телефону. Ссориться. Потешаться с подругами над ее старческими глупостями.

Она делает шаг вперед и зовет сына.

4

Ли

Мейсон запускает в полет воздушного змея и, время от времени ослабляя бечевку, наблюдает, как тот покачивается на ветру. Ли не устает удивляться способности сына погружаться в какое-то занятие настолько плотно, что у него не возникает ни малейшего желания бегать, прыгать или играть. Ли приводит его на свои встречи с подругами специально, чтобы он поиграл с другими детьми. Но каждую неделю клянется себе больше так не делать, потому что он остается предоставлен самому себе.

— Готов, милый?

Мейсон кивает и начинает сматывать бечевку, опуская воздушного змея. Относит его в багажник и пристегивается к детскому автокреслу. Домой они едут молча — Мейсон сегодня не в настроении слушать радио, а Ли вновь погрузилась в привычные мысли. Кто она? Кем стала?

— Есть хочу. Очень. Сейчас упаду в обморок от голода. — Слова Мейсона отвлекают Ли от навязчивого мысленного самобичевания.

— Не упадешь.

— Я такой голодный, что потеряю сознание ровно через сорок шесть секунд, если не съем ничего существенного, — для большей убедительности Мейсон хватается за живот.

— Ну, сорок шесть секунд скоро закончатся, — смеется Ли.

— Могла позаботиться о еде и раньше, пока я еще не терял сознание.

— Через пять минут будем дома. Подожди немного.

«Бух, бух, бух!» — Мейсон трижды пинает спинку водительского кресла, и Ли стискивает зубы.

— Эй, хорош хулиганить. Думаешь, мне приятно?

— А мне с тобой — приятно?

— Послушай, но в этом нет никакого смысла.

— Очень даже есть. — Мейсон почти сразу успокаивается, понимая, что скандалом ничего не добьется, только заведет обоих. Ли подавляет желание докопаться до истинной причины его недовольства. Сам скажет, когда захочет. И все же начинает мысленно перебирать причины: не понравилось на площадке? Обидели другие дети? Мейс уверял, что не чувствует себя брошенным, но на самом деле… а почему нет?

Остаток пути Ли ведет машину на автопилоте, прокручивая в голове разговор Кэрол и Шерил. Подруга так легкомысленно обращается с матерью. Интересно, а о чем бы они разговаривали с мамой, будь та жива? Наверное, она бы слушала мудрые родительские наставления о том, как быстро проходит детство и что не стоит ссориться по пустякам?

На резком повороте вправо, за которым начинается родной квартал, Ли захлестывают воспоминания о ночи, когда умерла мать. Рука тянется к приемнику, но она вспоминает, что Мейсон просил его не включать. Ли отчаянно ищет, чем бы еще отвлечься. Она не хочет думать о том дне и снова по крупицам перебирать его подробности, как делает это каждый год. По крайней мере, пока не позвонит Грейс.

Ли подъезжает к стоп-линии, убирает ногу с педали газа и ждет.

— Мама, ты чего? Тут же нету других машин.

— Извини. — Почти через минуту полной тишины она нажимает педаль, и они наконец направляются к дому.

Ей не терпится привезти Мейсона, позвонить Грейс и наконец-то выплеснуть эмоции, как она это делает каждый год. Если не выговорится — забудет. А если забудет, не останется никого, кто помнит маму.

События, предшествовавшие маминой смерти, как кадры кинопленки, мелькают перед глазами. Вот Ли еще маленькая, болеет и просит газировку и крекеры. Вообще-то в магазин должен идти отец, но он пьяный прилип к телику. Мама надевает пальто, целует Ли в горячий лоб и обещает скоро вернуться. Больше Ли ее живой не видела.