Ричард Адамс
Обитатели холмов
Я видел Предводителя кроликов.
У. де ла Мар
Джульет и Розамунде в память о дороге на Стратфорд-он-Эйвон
Благодарности
Я с огромным удовольствием благодарю за помощь не только мою семью, но и моих друзей Рега Сона и Хала Саммерса и их семейства, которые прочли книгу до публикации и сделали полезные критические замечания.
Я также хочу от души сказать спасибо миссис Маргарет Эппс и мисс Мириам Хоббс, которые взвалили на свои плечи все трудности по набору рукописи и помогали мне во всем.
Я в неоплатном долгу перед мистером Р. М. Локли за сведения о кроликах и их поведении, почерпнутые мной в его замечательной книге «Частная жизнь кролика». Каждый, кто хочет получить дополнительную информацию о миграции годовалых особей, о подбородочной железе, о жевательных гранулах, о том, что происходит при перенаселении участков, где водятся кролики, о рассасывании уже оплодотворенных эмбрионов, о способности самцов кроликов сражаться с горностаями и о прочих особенностях жизни длинноухих, должен прочитать эту великолепную книгу.
Замечания
Ферма «Орешник» действительно существует, как и все остальные места, описанные в книге. Но мистер и миссис Кейн, их маленькая дочь Люси и люди, работавшие на ферме, — персонажи вымышленные, и я не собирался делать их похожими на живых или уже ушедших из жизни людей, которых когда-либо знал.
Часть первая. Путешествие
1. Доска с объявлением
Хор: Что вздох твой значит? Что смутило мысль твою?
Кассандра: Пахнуло духом свежей крови пролитой…
Хор: То запах жертв. И туков дым, и ладана.
Кассандра: Не похороны ль в доме? Фимиам и тлен.
Эсхил. Агамемнон. Перевод Вяч. Иванова
Примулы отцвели. И до самой границы леса, где начинался открытый луг, который полого спускался вниз до заросшего куманикой рва возле старой изгороди, только несколько выцветших их островков все еще желтели среди пролесника и меж корнями дубов. Дальше за изгородью вся верхняя часть луга была изрыта кроличьими норами. В траве зияли проплешины и виднелись кучки сухого помета, после которого растет только крестовник. Внизу под склоном, примерно в ста ярдах, бежал узкий — шириной фута три, не больше, — ручей, заросший калужницей, водяным крессом и голубой вероникой. Проселочная дорога, перебравшись через кирпичный мостик, бежала дальше на соседний холм и упиралась в ворота из пяти старых темных жердин, стоявшие в живой изгороди из колючего кустарника. Дальше от ворот в глубину уходила протоптанная тропа.
Майское солнце садилось в багровых тучах, но до сумерек оставалось еще около получаса. Склон весь был усеян кроликами. Одни щипали жиденькую траву, не отходя от норы, другие бежали вниз по склону к ручью искать одуванчики или, если повезет, первоцвет. Кролики-сторожа сидели на муравейниках и, навострив уши и держа нос по ветру, наблюдали за округой. Но дрозды на опушках пели спокойно, давая знать, что в лесу никого нет, а поля за ручьем прекрасно просматривались, и там тоже было спокойно и пусто.
Несколько нор, еле заметных сквозь заросли куманики, расположились на самой вершине склона, у дикой вишни, где на ветке пел дрозд. На пороге одной из нор, в зеленоватом сумраке, сидели бок о бок два кролика. Кролик побольше, собравшись наконец с духом, помчался вниз под прикрытием куманики — по склону, через ров и дальше в поле. Немного погодя за ним последовал второй.
Первый кролик остановился на солнечном пятачке и принялся быстро-быстро чесать задней ногой за ухом. Хотя от роду ему был год и он еще не набрал взрослого веса, смотрел он прямо, и в глазах у него не было той вечной тревоги, выдающей «задворника», у которого нет ни аристократических предков, ни выдающегося роста, ни могучей силы. Рядовые кролики-первогодки всегда живут, как могут, на задворках, стараясь быть незаметными для старших, и у большинства нет даже нор. Но этот, судя по виду, умел о себе позаботиться. И когда он, начесавшись, принялся тереть передними лапками нос, взгляд у него был сметливый и жизнерадостный. Потом, довольный, кролик прижал уши к спине и принялся за траву.
Второй, похоже, был не так уверен в себе. Маленький, с большими внимательными глазами, он постоянно вскидывал голову, озирался, но в этих его движениях сквозил не столько страх, сколько всегдашняя настороженность. Нос непрерывно двигался, а когда у него за спиной из цветущего чертополоха с жужжанием вылетел шмель, кролик так подпрыгнул на месте, что два приятеля, пасшиеся неподалеку, со всех ног кинулись к норам, но один, черноухий, оглянувшись, узнал прыгуна и вернулся, снова принявшись за еду.
— А-а, — сказал черноухий, — опять этот Пятик от мух шарахается. Так о чем ты там говорил, Алтейка?
— Пятик? — переспросил второй кролик. — Это еще что за имя?
— «Маленький пятый». Видишь ли, он родился в помете последним и был самым маленьким. Те, кто с ним знаком, его штучкам не удивляются. А я так думаю, что лиса на него не позарится, а человек вообще не заметит. И уж кто-кто, а этот Пятик [Кролики умеют считать только до четырех. Все, что больше четырех, — храйр, т. е. много, или Тысяча. Так, словом «У-храйр» (Тысяча) они объединяют всех своих врагов, или элилей: лису, горностая, ласку, кошку, сову, человека и пр. Когда Пятик родился, наверное, крольчат было больше пяти, поэтому его имя Храйру означает «Маленькая тысяча», т. е. малыш из числа многих, или «коротышка», «пятик» (так кролики называют и поросят). (Примеч. автора.)] себе укромное местечко всегда найдет — это точно!
Маленький кролик тем временем приблизился к первому, высоко подбрасывая длинные задние ноги.
— Давай-ка уйдем отсюда, — сказал он. — Понимаешь, Орех, мне сегодня весь вечер мерещится, будто что-то не так, но не пойму, в чем дело. Давай лучше сбегаем к ручью?
— Ладно, — согласился Орех, — а ты найдешь мне там первоцвет. Если уж ты не найдешь, то, значит, и никто не сможет.
И он первым помчался по склону, а за ним понеслась его длинная тень. Добежав до ручья, кролики засновали по обочине дороги в поисках хорошей травы.
Пятик довольно быстро нашел что искал. Кролики любят первоцветы, и обычно в тех местах, где есть хоть несколько кроличьих нор, к концу мая их не остается. Пятик нашел кустик, почти скрытый высокой травой, с еще не распустившимся бутоном. Но не успели они приняться за листья, как тут их заметили двое старших, подбежавших с другой стороны луга, от коровьего брода.
— Нашли первоцвет? — поинтересовался один. — Молодцы, отойдите в сторону. Ну-ка, ну-ка, быстро, — добавил он, когда Пятик замешкался в нерешительности. — Ты что, не слышал?
— Ленок, это Пятик его нашел, — сказал Орех.
— А мы съедим, — заявил Ленок. — Все первоцветы отдавать аусле, ты что, никогда не слышал? Если нет — мы живо объясним, что к чему [Почти в каждом кроличьем городке есть аусла — группа, куда попадают сильные, умные кролики, не моложе двух лет, которые входят в свиту старшины и его супруги и управляют остальными. Ауслы бывают разные. В одних поселениях — это военный штаб; в других — в нее входят в основном опытные стражи и специалисты по садовым налетам. Иногда в ауслу попадают хорошие рассказчики, предсказатели или просто очень чувствительные личности. В Сэндлфордском городке аусла в те времена была скорее военизированной (но, как станет ясно позднее, не самой воинственной). (Примеч. автора.)].
Пятик помчался прочь. Орех догнал его у канавы.
— Сыт я по горло, — заявил он. — Всегда одно и то же. «У кого когти, тому и первоцвет». «У кого зубы, тому и нора». Знаешь, если я когда-нибудь попаду в ауслу, то буду относиться к задворникам все же помягче.
— Тебе-то хоть надеяться можно, что ты когда-нибудь туда попадешь, — откликнулся Пятик. — Вон ты как потолстел. А мне и мечтать нечего.
— Ты же знаешь, я тебя одного не брошу, — сказал Орех. — По правде говоря, иногда хочется сбежать. Ну да ладно, давай-ка плюнем на все и попробуем поднять себе настроение. Может, сгоняем за ручей? Наши туда почти не бегают — отдохнем немного. Если, конечно, ты думаешь, что там не опасно, — добавил он.
Они вели разговор так, что любому было понятно, кто из них самый умный.
— Нет, там неопасно, — ответил Пятик. — Я предупрежу, если вдруг почую неладное. Но похоже, там не опасность, а что-то… другое. Это… не знаю… что-то большое, как гроза: не знаю, что это. Но туда все равно можно.
Они перепрыгнули на другой берег. Трава вдоль ручья была густой и влажной, и они побежали вверх поискать местечко посуше. Солнце садилось у них за спиной, по склону уже побежали тени, и Орех, которому очень хотелось найти теплый солнечный пятачок, добежал почти до самых ворот. Там он остановился и вытаращил глаза.
— Что это, Пятик? Смотри!
Всего в нескольких шагах от них площадка была разворочена. На траве высились две земляные кучи. Над изгородью возвышались, словно священные деревья, два столба с прибитой доской, от которых несло краской и креозотом и тянулась длинная тень. Рядом с одним столбом валялись забытый молоток и несколько гвоздей.
Высоко подпрыгивая, кролики подскакали к столбам и спрятались в кустах крапивы, морщась от запаха брошенного неподалеку сигаретного окурка. Вдруг Пятик испуганно задрожал.
— Орех! Это шло отсюда! Я понял… это что-то очень плохое! Что-то ужасное… и совсем близко. — Он захныкал от страха.
— Что? Что ты имеешь в виду? Ты, кажется, говорил, что тут все в порядке.
— Я не знаю что, — ответил Пятик с несчастным видом. — Тут-то спокойно. Но опасность… Она исходит отсюда… Да, отсюда. Орех! Посмотри! Все поле в крови!
— Не валяй дурака, Пятик, это просто отсветы заката. И хватит, перестань, мне и так уже страшно!
Пятик в крапиве дрожал и плакал, а Орех, пытаясь привести в чувство брата, никак не мог взять в толк, в чем дело. Если бы страшное было на этом берегу, то почему Пятик, как всякий благоразумный кролик, не спешит удрать в безопасное место? Но тот ничего не мог объяснить, а лишь становился несчастней и несчастней. Наконец Орех сказал:
