Я согласился с этим.

— Слишком сильное увлечение финансовыми делами, — пророчески продолжала мисс Гибсон, — способно направить молодого человека на неправильный путь… О, не нужно улыбаться. Я опасаюсь, что стремление разбогатеть приведет к тому, что он начнет пользоваться быстрыми и легкими путями приобретения денег. У него есть друг — мистер Хортон, дилер на фондовой бирже, который оперирует… кажется, он использует именно слово «оперирует», хотя на самом деле это биржевая игра, и я подозреваю, что Уолтер участвует в том, что мистер Хортон называет «легким риском».

— Такое поведение не кажется мне очень предусмотрительным, — ответил я с беспристрастной мудростью бедняка, который из-за отсутствия средств не испытывает искушений.

— Конечно, — согласилась она. — Но ведь игрок всегда думает, что выиграет… Хотя вам не должно казаться, что я считаю Уолтера игроком. Но вот мы и пришли. Спасибо, что проводили меня, и надеюсь, вы ближе познакомились с семьей Хорнби. Мы придем точно в восемь вечера.

Она с откровенной улыбкой протянула руку и поднялась по ступеням, ведущим к двери подъезда, и, когда я, перейдя улицу, оглянулся, она дружески кивнула мне и вошла в дом.

Глава 5. Тсамбограф

— Итак, вы забросили сеть в спокойные и приятные воды женского разговора, — заметил Торндайк, когда мы встретились за столом и я рассказал о своих дневных приключениях.

— Да, — ответил я, — и вот улов, очищенный и готовый к употреблению.

Я положил на стол две записные книжки, в которые записал все факты, что сумел извлечь из разговора с мисс Гибсон.

— Вы сделали запись сразу после возвращения, полагаю, — спросил Торндайк, — пока материал еще свеж?

— Я записывал, сидя на скамье в Кенсингтонском саду через пять минут после расставания с мисс Гибсон.

— Хорошо, — сказал Торндайк. — А теперь посмотрим, что вы собрали.

Он быстро просмотрел записи в двух книжках, возвращаясь несколько раз, и какое-то время стоял, погрузившись в размышления. Потом с довольным кивком положил записные книжки на стол.

— Таким образом, наша информация сводится к следующему, — сказал он, — Рюбен прилежный работник в часы бизнеса, а в свободное время изучает древнее и средневековое искусство; возможно, он болтун и хам или, с другой стороны, оклеветанный и оскорбленный человек.

Уолтер Хорнби, очевидно, подлец и, возможно, лжец; проницательный деловой человек, вероятно, порхающий вокруг финансовых свечей, что горят на Трогмортон-стрит [Трогмортон-стрит — улица, на которой расположена лондонская фондовая биржа.]; опытный фотограф, разбирающийся в фотохимических процессах. Вы прекрасно поработали сегодня днем, Джервис. Интересно, понимаете ли вы соотношение установленных вами фактов?

— Кажется, я вижу соотношение некоторых из них, — ответил я. — По крайней мере, у меня сложилось свое мнение.

— В таком случае держите его при себе, mon ami, чтобы я не чувствовал, что должен излагать свое.

— Я бы очень удивился, Торндайк, если бы вы это сделали, — ответил я. — И я бы не хотел слушать. Я понимаю, что ваши мнения и теории — собственность вашего клиента и не предназначена для развлечения ваших друзей.

Торндайк лениво потрепал меня по спине; он казался довольным и сказал явно искренне:

— Я благодарен вам за такие слова, потому что чувствовал себя неловко: я слишком сдержан с вами, а ведь вы много знаете об этом деле. Но вы совершенно правы, и я рад, что нахожу вас таким понимающим и сочувствующим. Самое меньшее что я могу сделать в данных обстоятельствах — откупорить бутылку поммара и выпить за здоровье верного и полезного помощника. Ага! Слава богам! Вот и Полтон, как жрец, совершивший жертвоприношение и сопровождаемый ароматом жареного мяса. Думаю, это ромштекс, — добавил он принюхиваясь, — еда, достойная великого Шамаха [Шамах — шумеро-аккадский бог солнца.] или голодного медика-юриста. Вы можете объяснить, Полтон, почему ваш ромштекс получается вкусней, чем у всех? Вы выращиваете специальную породу быков?

Лицо маленького человека в выражении удовольствия покрылось морщинами и стало похоже на наземный план Клапан Джанкинса [Клапан Джанкинс — крупнейший железнодорожный узел в южном Лондоне.].

— Возможно, это специальная обработка, сэр, — ответил Полтон. — Я перед приготовлением отбиваю мясо в ступке, не очень нарушая структуру тканей, а потом нагреваю в небольшой термической печи до 600 градусов и кладу стейк на треножник.

Торндайк откровенно рассмеялся.

— Еще и термическая печь, — сказал он. — Я не знал, что ее можно для этого использовать. Полтон, откройте бутылку поммара и приготовьте несколько пластинок восемь на десять в светонепроницаемой оболочке. Я ожидаю сегодня вечером двух дам с документом.

— Вы отведете их наверх, сэр? — встревоженно спросил Полтон.

— Думаю, придется, — ответил Торндайк.

— В таком случае я должен немного прибраться в лаборатории, — сказал Полтон, который, очевидно, понимал разницу между мужским и женским представлениями о порядке на работе.

— Значит, мисс Гибсон хотела узнать ваш личный взгляд на дело? — спросил Торндайк, когда мы несколько утолили голод.

— Да, — ответил я и воспроизвел наш разговор, насколько мог запомнить.

— Ваш ответ был очень сдержанным и дипломатичным, — заметил Торндайк, — и так и должно быть, потому что нам необходимо показывать только обратную сторону наших карт Скотланд-Ярду, а затем всему миру. Мы знаем, какая у них козырная карта, и можем соответственно строить нашу игру, пока не раскрывая всю свою колоду.

— Вы говорите о полиции как о нашем противнике; я заметил это с «Скотланд-Ярде» утром и удивился, видя, что она разделяют такую позицию. Но ведь задача полиции — найти настоящего преступника, а не навязать преступление конкретному лицу.

— Так может показаться, — ответил Торндайк, — но на практике совсем наоборот. Когда полиция произвела арест, она старается доказать, что арестовала преступника. Если человек невиновен, доказывать это должен он сам, а не полиция; это пагубная система, особенно учитывая, что полицейского офицера оценивают по количеству осужденных преступников, и у него есть стимул увеличивать количество осужденных. Поэтому он старается правдами и неправдами добиться осуждения, невзирая на истину и даже на собственное убеждение в невиновности человека. Потому возникает так много противоречий между юристами и научными консультантами: каждая сторона не может понять противоположную точку зрения. Но мы не должны продолжать болтать за столом: уже половина восьмого, а Полтон хочет еще прибраться здесь.

— Я вижу, вы не часто используете свой офис, — заметил я.

— Почти не использую, для меня он только хранилище документов и канцелярских принадлежностей. Разговоры в офисе бывают унылыми, а почти все мои дела связаны с адвокатами и другими юристами, так что мне не нужны формальности. Хорошо, Полтон, мы будем готовы через пять минут.

Колокол на Темпл начал бить восемь, когда я по просьбе Торндайка открыл окованную железом дубовую дверь и тут же услышал шаги на лестнице внизу. Я подождал на площадке посетительниц и провел их в комнату.

— Рада знакомству, — сказала миссис Хорнби, когда я произвел представление. — Я так много слышала о вас от Жюльет…

— Моя дорогая тетя, — возразила мисс Гибсон, уловив мой взгляд, полный комичной тревоги, — вы можете создать у доктора Торндайка ошибочное представление. Я просто рассказала, что вторглась к нему без предупреждения и встретила незаслуженно снисходительный и сочувственный прием.

— Ты не совсем так рассказывала, моя дорогая, — ответила миссис Хорнби, — но, наверно, это не имеет значения.

— Мы благодарны мисс Гибсон за благоприятный отзыв о нас, какой бы ни была форма его выражения, — сказал Торндайк, бросив взгляд на молодую леди, отчего та смущенно улыбнулась, — и мы вам очень обязаны за то, что вы идете на такие хлопоты, чтобы нам помочь.

— Никаких хлопот, только удовольствие, — ответила миссис Хорнби и продолжала говорить на эту тему, пока ее замечания, подобно расходящимся кругам, вызванным падением камня, не грозили распространиться в бесконечность. Во время этого извержения Торндайк придвинул стулья для дам и сосредоточил каменный взгляд на маленькой ручной сумочке, свисавшей с запястья миссис Хорнби.

— Тсамбограф у вас в сумочке? — в ответ на молчаливую мольбу прервала миссис Хорнби мисс Гибсон.

— Конечно, моя дорогая Жюльет, — ответила старшая леди. — Ты сама его туда положила. Какая ты странная девушка. Думаешь, я могла достать его и положить что-то другое? Конечно, ручные сумочки не очень безопасны, хотя скажу, что они безопасней карманов, особенно сейчас, когда модно нашивать карман на спину. Но я часто думала, как легко вору, карманнику или другому ужасному существу схватить и… Да ведь такое уже случалось. Я знакома с леди — миссис Моггридж, помнишь ее, Жюльет… нет, это была не миссис Моггридж, это было совсем другое дело, миссис… как глупо с моей стороны! Как же ее звали? Ты не можешь помочь мне, Жюльет? Ты должна помнить эту женщину, она часто бывала у Хоули-Джонсонсов, да, у Хоули-Джонсонсов или еще у кого-то; а может, это были…

— Не лучше ли дать мистеру Торндайку тсамбограф? — прервала ее мисс Гибсон.

— Конечно, Жюльет, дорогая. Зачем еще мы сюда пришли?