Салли вернулся за стол; Хорас уже защелкивал ящик с инструментами и силился подняться на ноги. Он был на несколько лет старше Салли и распрямлялся тоже с трудом. По лестнице вприпрыжку спустилась Тоби, одетая как обычно: линялые джинсы в облипку, свитер, кроссовки. В колледже она занималась не то двумя, не то тремя видами спорта, до сих пор каждый день в теплую погоду бегала трусцой по усаженным деревьями улицам Бата, и ее белокурый хвостик подпрыгивал с юным задором. Салли заметил, что с их последней встречи Тоби коротко постриглась. Стрижка довольно мужская, подумал Салли и пожалел, что весной уже не увидит, как прыгает ее хвостик. К счастью, кое-что у Тоби Робак по-прежнему подпрыгивало прелестно, заметил Салли, когда она спускалась с лестницы.

— Готово, мистер Янси? — спросила Тоби.

— Готово, миссис Робак. — Хорас со вздохом протянул ей счет. — Зря я поддался на ваши уговоры.

— Я выпишу вам чек. — Тоби взяла счет и скрылась в кабинете.

— Злиться он будет на меня, а не на вас. — Хорас поставил ящик с инструментами и покосился на Салли, полагая, что тот хотя бы поймет его точку зрения, раз уж ее не понимает эта сумасшедшая молодая красавица.

— Все мужчины такие трусы, — послышался из кабинета голос Тоби Робак. Чуть погодя она вышла с чеком, вручила его грустному слесарю; тот уставился на чек с таким видом, будто только что осознал, что вот-вот разорится, поскольку тридцать лет назад ошибся в выборе профессии. Салли это чувство было знакомо.

— На вашем месте я бы поторопилась его обналичить, — посоветовала Тоби.

— Сделаю. — Хорас спрятал чек в карман рубашки. — Вот запасные ключи.

Тоби убрала ключи в карман. Салли видел их очертания сквозь ткань джинсов.

Хорас ушел, и Тоби Робак повернулась к Салли, на которого до этой минуты не смотрела.

— Ответь мне, — проговорила она, — где человек, пусть даже такой, как ты, умудрился так извозиться?

— Работая на твоего мужа, — сообщил ей Салли, тем более что это была правда.

— А. — Тоби кивнула, точно это все объясняло. — Из-за него ты выглядишь так, как я себя чувствую.

— Он молодец, — признал Салли. — Слушай. Раз уж чековая книжка у тебя под рукой, может, выпишешь мне чек за работу, которую я выполнил летом? Мы с твоим придурком все уладили, но у него в конторе только чековая книжка фирмы.

Тоби Робак ухмыльнулась:

— Зря стараешься.

— Почему?

— Он позвонил мне утром и предупредил, что ты, скорее всего, заглянешь. И сообщил мне практически слово в слово, что именно ты скажешь.

Салли смущенно улыбнулся.

— Ты же знаешь, что он мне должен.

— В очередь, — ответила Тоби. — Он всем должен.

— Хорошо, что у него есть такие деньги, — заметил Салли.

— Какие — такие?

— Не прикидывайся, — сказал Салли.

— Знаешь, что я тебе скажу. Возьми кучу денег, четыре раза сделай себе коронарное шунтирование — и увидишь, сколько у тебя останется от той кучи.

Салли решил не спорить, но и на слово Тоби Робак не поверил. Насколько он знал, у тех, у кого денег как у Карла Робака, настоящих обязанностей раз-два и обчелся, и единственная обязанность, к которой они относятся всерьез, — убеждать остальных, будто они далеко не так богаты, как все полагают. Тоби Робак, похоже, не врала, и Салли не сомневался, что больница обошлась недешево, сомневался он в другом — что Тоби в курсе финансовых дел мужа. Карл тот еще ловчила, как пить дать у него есть заначки, о которых никто не знает. Они, наверное, спрятаны так хорошо, что их никто не найдет, если Карл во время очередного обеденного перепихона откинет копыта.

— Зачем ты поменяла замки?

— Я уж думала, ты не спросишь, — ответила Тоби. — Сегодня утром я решила, что мой муж больше здесь не живет. По крайней мере, я сомневаюсь, что он и дальше будет здесь жить.

Салли кивнул:

— Что ж, смелый ход. Конечно, из этого ничего не выйдет, но, может, Карл и задумается.

— Посмотрим, — пропела Тоби Робак. Судя по голосу, она ни капли не переживала. — А ты, значит, бросил колледж? Старого пса новым штукам не выучишь.

— Если бы старому псу еще было чему учиться, куколка.

— И ты опять работаешь на Карла?

— Пока да, — ответил Салли, не желая признавать, что это, скорее всего, надолго. — Посмотрим.

Какое-то время они молчали — видимо, обоим не хотелось признавать, что такой человек, как Карл Робак, играет в их жизни сколь-нибудь важную роль.

— Хочешь, покажу наше новое джакузи? — наконец предложила Тоби.

— А где оно?

— Наверху.

— Тогда не хочу. — Салли не желал добавлять еще одну вещь в список того, что он вожделеет.

Тоби налила себе кофе, разбавила молоком.

— Из-за колена или ты с нашей последней встречи сотворил с собой еще что-нибудь?

— Нет. Все то же, куколка. — Он уставился на ее стрижку. — Раз уж мы заговорили о том, что мы с собой вытворяем…

— Мне дали роль в одной пьесе в Шуйлере, — радостно пояснила Тоби. — Шекспир, только на современный лад. Я притворяюсь мужчиной.

Салли смерил ее одобрительным взглядом.

— Удачи.

Тоби Робак пропустила его пожелание мимо ушей. Села за стол, ноги вытянула на стул.

— Значит, ты снова работаешь. Вы с Карлом друг друга стоите. Оба себе вредите. Только он от этого еще и кайф ловит. Ты приходишь домой со сломанным коленом, он с триппером.

Салли разогнул колено.

— Признаться, я не отказался бы ненадолго поменяться с ним местами.

Тоби ухмыльнулась:

— Я была бы не против. Сломанное колено не заразно.

Салли нахмурился и задумался над ее словами, гадая, то ли Тоби Робак делает ему авансы, то ли желает мужу сломать колено. Пожалуй, второе, решил он, это все же разумнее.

— Он заразил тебя триппером?

— Всего три раза, — ответила Тоби.

— Ничего себе, — искренне изумился Салли.

Его всегда удивляло, как Тоби Робак умудряется мириться с бесконечными изменами мужа. Даже об этом последнем возмутительном случае она сообщила как ни в чем не бывало, точно венерические болезни — всего лишь часть обстоятельств, о которых она знала или должна была знать, выходя замуж за Карла Робака. И терпение ее лопнуло только на третьем триппере. Салли это казалось диким. Ни одна из женщин, с которыми у Салли были отношения, не отличалась снисходительностью к мужскому свинству. Все прегрешения Салли тут же замечали, осуждали и ловким движением руки выносили ему приговор. И то, что эта молодая женщина, которая, если бы захотела, могла бы выбрать себе любого из мужчин округа, цепляется за того, кто заражает ее триппером, не укладывалось у Салли в голове.

— Я еще на прошлой неделе сказала ему уволить эту шлюшку. Она же ходячая зараза.

— Спасибо, что предупредила, — произнес Салли, хотя уж ему-то беспокоиться было не о чем. Руби его удостаивала разве что презрением.

— Вот скажи мне, Салли, — Тоби устремила на него серьезный взгляд, — почему он ее не уволил?

Салли пожал плечами:

— Вряд ли он в нее влюблен, если ты это имеешь в виду.

Тоби задумалась над его ответом, словно сама не знала, это ли имела в виду.

— Если честно, — добавил Салли, — я понятия не имею, почему он поступает так, а не иначе. Чаще всего я понятия не имею, почему я сам поступаю так, а не иначе, чего уж говорить о других. — Он допил кофе, отодвинул кружку на середину стола. — Спасибо за кофе. Держись.

— И это все, что ты можешь мне посоветовать в этом деле? — с деланым возмущением ответила Тоби. — “Держись”?

— Мне неприятно в этом признаваться, куколка, но это все, что я могу посоветовать тебе в любом деле. Ты уверена, что не хочешь выписать мне чек, раз уж ты взбунтовалась?

— Этого он мне никогда не простит.

Салли поднялся на ноги, разогнул колено.

— Окей, — сказал он. — Тогда хоть подвези.

— Где твоя развалюха?

— Увязла в грязи, — неохотно признался Салли.

— Старый Салли увяз в грязи. — Тоби так улыбнулась, что он подумал: вдруг она все-таки делала ему авансы? — О Карле же я скажу только одно: ему всегда всего мало.

“Даже меня” она опустила.

* * *

Салли попросил Тоби Робак высадить его возле букмекерской конторы — хорошее место поискать того, кого там, скорее всего, нет.

— Если спросят, ты меня не видела, — напомнил он, вылезая из машины.

— Кого не видела? — уточнила Тоби.

Салли хотел ответить, но догадался, что она шутит.

— Приходи на мой спектакль, — предложила она.

— У тебя в нем есть обнаженные сцены?

— Скажи, — проговорила она, пока он не закрыл дверь, — каким ты был в молодости?

— Таким же, — ответил он. — Только в большей степени.

У букмекера, как всегда, было людно, хотя, наскоро оглядев толпу, Руба он не увидел. Между одиннадцатью и двенадцатью по будням букмекерскую контору Норт-Бата неизменно захватывала армия пенсионеров в светло-желтых и нежно-голубых ветровках, расходившаяся к полудню по домам обедать сэндвичами с тунцом на белом хлебе и горячим томатным супом “Кэмпбелл”, оставляя поле боя типам более бедным, одержимым и отчаянным, приносившим штату прибыль. Поздней осенью чистенькие и благовоспитанные старички надевали под ветровки свитер, многие повязывали шарф по настоянию жен, которые с тех пор, как мужья вышли на пенсию, относились к ним словно к детишкам, заматывали их индюшачьи шеи и застегивали ветровки до самого верха. “Уютно”, — говорили жены. Уютно и тепло. В отместку за то, что с ними обращаются как с детьми, мужья и вели себя как дети: убедившись, что жена не видит, расстегивали куртку и разматывали шарф. Они, как дети, ненавидели зимнюю одежду и отказывались надевать тяжелое пальто, пока не наметет сугробы. Сегодня намело, но снег почти растаял.